Она перешла на щадящий график работы. Теперь можно было спокойно поваляться с книжкой, сходить в гости или в кафе. Люба смогла себе позволить прокатиться в районный центр на концерт или в кино, благо, что до него ехать всего сорок минут на автобусе. Весна, в этом году, бурно начавшаяся, заглядывала в сияющие окна и звала на прогулку. Захотелось изменить прическу, подкрасить глаза и губы, купить себе новенькие туфельки. С дочерью общаться стало немного полегче, Люба даже шутила.
В общем, она почувствовала себя по настоящему свободной. В магазине продавцы делали комплименты. Однажды, во время вечернего снятия касс, одна из них, Татьяна, высокая и полная женщина с усиками над губой, одышливая, грузная, но необыкновенно верткая в работе, вдруг ляпнула:
- Ой, Любашка, до чего ты хорошенькая стала! Видать, уход Генки твоего на пользу пошел! А и пусть теперь он Гальке мозги компостирует! Вытащила баба приз!
Татьяна осеклась, ойкнув и хлопнув себя пухлой ладонью по губам.
- Ой, прости меня, дуру. Вечно брякну, не знамо чего! – и ретировалась в подсобку.
Люба не знала, как относиться к новости: то ли печалиться, то ли радоваться. Ей хотелось пожелать этой неведомой Гале долгих лет жизни, любви и терпения. Но хватит ли его, этого терпения? Гена, и правда, тот еще приз! Но, может быть, и Галя – не лыком шита – Гену сдует ветром. И что потом – вторая часть Марлезонского балета? Ой, Господи, сделай так, чтобы между Галей и Геной царили совет, да любовь! Пожалуйста!
Теперь Люба шла домой с опаской, боялась даже взглянуть на окна – вдруг там горит свет. Вдруг Гена вернулся. Нервы у нее опять пошаливали, и часто болела голова. Неизвестность и ожидание – убивают. Она не выдержала, решила на днях выяснить, как у «молодых» дела. Татьяна, видимо, знает эту Галину очень близко.
Татьяна заговорчески кивнув, обещала добыть все необходимые сведения. Глаза у нее загорелись дьявольским огнем. До чего люди странные: чужая жизнь интереснее своей. Но, нужно отдать ей должное: через три дня прилетела, полная новостей. Сама не напрашивалась, Галя ее пригласила на юбилей. Гале должно было стукнуть тридцать пять годочков. Молодая. Танька, листая ленту в телефоне, показала Любе фотографии со дня рождения.
Симпатичная молодая женщина наклонилась над букетом здоровенных бордовых роз. Она же – в обнимку с Геной. Гена в чистой рубашке, посвежевший, молодцеватый, даже пузцо подтянуто, выглядит счастливым. Возможно, это показательные портреты, специально для Любы. Но Люба нисколько не переживала. Если у них все хорошо, то пусть будет так. Она порадовалась за Гену. Искренне – чем бы дите не тешилось, лишь бы нервы не трепало.
Депрессия прошла сама собой. Люба зажила своей жизнью и думала, что так теперь будет всегда.
Зря.
Гена ее не забыл, даже, несмотря на наличие под боком молодой и красивой женщины. Через полгода в двери квартиры повернулся ключ, и Гена зашел в квартиру. Люба, отдохнувшая и загорелая после отпуска по путевке, попивала кофеек. Визит бывшего ее испугал и разочаровал. Он, даже не поздоровавшись, прошел к своей комнате. Следом за ним проследовал какой-то чернявый мужчина азиатской наружности.
- Вот, смотри, комната большая, восемнадцать квадратов. Окна на восток – солнце летом не жарит. Чистая, - говорил он мужчине.
У Любы похолодело сердце. Гена продавал свою комнату какому-то гастрабайтеру! А это значит, что вслед за гастрабайтером здесь поселится большая и шумная его семья с кучей детей. Значит, вскоре в эту комнату потянутся многочисленные родственники и коллеги по рынку или стройке (где еще сейчас работают гости из ближнего зарубежья). Это значит, что спокойная жизнь Любы в скором времени превратится в ад!
Продавец долго беседовал с покупателем. Потом они ударили по рукам.
- Ну, тогда до завтра, - Гена, довольный, проводил мужчину до двери. Тот, проходя мимо кухни, вежливо поздоровался с Любой. Она даже не ответила на приветствие – ненависть к обоим Любу заполнила доверху.
Закрыв за гостем дверь, Гена, улыбаясь до ушей, уселся за стол, напротив Любы.
- Радуйся! Теперь у тебя будет сосед! А, может, и не один. Ты же знаешь этих новоиспеченных россиян, весь кишлак за собой притащит. Хотел просто цыганям сдать комнату, но, видишь ли, женился недавно. Жена ребенка ждет. Надо увеличивать жилплощадь. Так что – привет! – тон Гены с ехидцей, издевательский.
Он помахал Любе ручкой напоследок и покинул квартиру, оставив в помещении запах дорогой туалетной воды.
Значит, у Гали с Геной настолько все хорошо, что они решили сьехаться и ребенка родить. Побыть счастливыми за счет несчастья Любы. Каков, а? Люба устало рухнула в постель. За что Гена так ее ненавидит? За то, что она, Люба, не ушла из его «кровно заработанного» жилья на какую-нибудь хату? За то, что у нее нет средств на покупку хотя бы комнаты? Как все продумано, чудовищно несправедливо по отношению к Любе.
Интересно, когда же Гена покажет истинное личико новой пассии? Наверное, когда свежеприобретенная квартира станет общей. Когда родится ребенок. Когда Гале будет некуда деваться. Тогда… Ее можно только пожалеть. Она будет так же сидеть с каменным лицом после того, как Гена наорет на нее за «без души пожареную» отбивную. Или за «кислое выражение морды». Гена может и оплеуху отвесить: не очень больно, но удивительно гадко. Унизительно гадко, точнее.
А кто пожалеет Любу?
А Любу некому жалеть. Проще всего – продать свою долю тому же мужику. Или, если хватит наглости, какому-нибудь гопнику, пускай радуются «соседи». Но где Люба найдет денежного гопника? И – самое противное, где Люба найдет жилье за вырученные копейки. Их городишко – не столица, моногород при затухающем заводе, почти деревня. Квартиры здесь дешевы, комнаты – еще дешевле, но кто даст гарантию, что Люба попадет к интеллигентным и тихим соседям? Никто…
Сосед заселился через месяц. До этого Гена вывозил свое добро. Добра получилось много. Ко всему прочему, он скурпулезно собрал посуду, даже вазочками икеевскими не побрезговал. Шкаф из прихожей тоже был вывезен. Люба окаменела, у нее даже слез не было. Она просто считала деньки. В голове – одни расчеты. Она собиралась взять в банке кредит и расчитывала, как будет жить дальше на несколько тысяч, остающихся после выплаты взносов. Получалось очень мало. Очень и очень мало. Но ведь пенсионеры как-то выкручиваются на свои копейки, чем лучше она?
Все получилось, как всегда, неожиданно. Люба пришла с работы, усталая, задерганная, как обычно. Увидев свет в окне, подумала: началось. По всей площадке растекались соблазнительные запахи.
«Ну, конечно, плов» - с тоской подумала Люба. И конечно, у нее дома, где же еще. Теперь тут будет всегда азиатский, блин, колорит. Она ожидала увидеть жену соседа, чернявую, с сотней заплетенных косичек, в полосатом каком-нибудь халате, ну… в чем там они ходят, эти жены? Но в квартире никого, кроме одного нового жильца, не было.
Он колдовал на кухне. На плите ловко разместился небольшой казан, и от него пахло тмином и еще чем-то приятным. Люба нашла в себе силы поздороваться с мужчиной. На нее глянули восточные, черные, с красивым удлиненным разрезом, ласковые глаза.
- Здравствуйте, Люба, - сказал жилец, - давайте познакомимся, меня зовут Айбек Хакимович.
- Очень приятно, - настороженно ответила Люба, и, не зная, что еще ей сказать, добавила: очень вкусно пахнет.
Она уже хотела шмыгнуть в свою комнату и затаиться, но Айбек вежливо ее остановил:
- Вы, наверное, очень голодны? Ваш муж сказал мне, что вы допоздна работаете. Наверное, вам и перекусить некогда. Давайте вместе поужинаем. Отметим новоселье? – он говорил без акцента, не вытягивая слова и не спотыкаясь на звуках.
Люба согласилась. Она присела на краешек стула, будто гостья и оглядела кухню. Идеальная чистота, даже в раковине пусто. А ведь готовка плова подразумевает много чего – очистки, грязные разделочные доски, брызги жира на газовой плите и кухонном фартуке. А тут у нее сложилось чувство, будто этот казанок только что принесли из ресторана восточной кухни.
Айбек поставил перед Любой широкую, в красивой росписи, тарелку. Ложки, вилки, ножи. Вместо хлеба – мягкую, хорошо пропеченную лепешку, явно не из «Пятерочки». И вот он – шафрановый, золотистый, зернышко к зернышку, плов, янтарной горкой царствует на Любиной тарелке.
- Очень красиво, - похвалила Люба.
- Ой, забыл! – хлопнул по лбу Айбек, - он быстренько сбегал в свою комнату, где хлопнул дверью личного холодильника. Вернувшись, поставил на стол бутылку красного вина и бокалы. Открыл бутылку штопором, разлил по бокалам, - я не умею говорить тосты.
Люба удивленно взглянула на соседа:
- А разве вам пить религия не запрещает?
Сосед улыбнулся.
- Я далек от всех этих обрядов, как от луны. Практик до мозга костей. Да и некогда, очень много работы, знаете ли.
Он, и правда, не выглядел, как типичный шофер, дворник или строитель. Да и правильная речь не соответствовала. И манеры мягкие, интиллегентные. Да и внешность очень приятная. Что же это за гастрабайтер такой? Не богач – комнату лишь купил. Не бедняк – домашняя одежда, джемпер и брюки очень хорошего качества кроя.
Они выпили. Вино было вкусным. Плов – выше всяких похвал! Люба никогда такого не пробовала, да и не готовила.
- Очень вкусно! – восхитилась она, - язык откусишь!
- Меня учил готовить отец, - сказал Айбек, - а лепешки я наловчился печь на сковороде. Надеюсь, вам понравилось.
- Очень! – похвалила стряпню Люба.
Допили вино. Люба поблагодарила соседа за любезность.
- Я хотела бы вас спросить. А кем вы работаете?
Айбек улыбнулся:
- Я – врач. Просто – врач. Меня пригласили в вашу поликлиннику. Докторов не хватает.
Автор: Анна Лебедева