Найти тему
Записки Германа

МОЙ БРАТ, МОЯ СЕСТРА: русско-немецкий роман (часть 45)

Бройт лежал без сна, пока наступал рассвет. Все ещё спали. Ему на грудь упало что-то блестящее. Золотой кулон. Над ним стоял Эрвин.

– Я пытался прервать ей беременность.

– Что?

– Но у меня нет врачебного опыта.

Он вернулся на свою лежанку. Бройт кинулся к нему.

– У тебя полно этого опыта!

– Отвали, – Эрвин повернулся на другой бок.

***

Группа перебежчиков, как называли новоявленных коммунистов в лагере, сидела, как обычно, за длинными столами перед пустующей трибункой и читала красные книжечки. Кто-то конспектировал. Неподалёку ходил майор и разговаривал с политруком, сменившим погибшего Антифа. Все удивлённо проследили за тем, как на трибунку поднялся Герхардт Бройт.

– Политика Советского Союза – наверное, как широкая степь, – начал он. – И хотя я никогда не стану коммунистом, но есть то, за что я ей, несомненно, благодарен.

Все подняли головы. Он говорил без бумажки.

– Мне было важно это сказать, – резюмировал он и ушёл.

Антифы недоумённо переглядывались. Что нашло на этого наци? Откуда им было знать, что короткая горячая благодарность Бройта предназначалась майору, – за то, что тот, безнадёжно влюблённый и знающий всё об отце ребёнка, не сослал девчонку в лагеря.

Откуда им было знать, что майор понял, кому и зачем говорил пленный № 5687 – Герхардт Бройт.

***

В письме домой Герхардт впервые спросил мать, как ей живётся и в чём она нуждается. Он о многом думал теперь. О ней, о Наташе, о ребёнке – о его ребёнке. О его наследнике. Он не видел девчонку всю осень, ничего не слышал о ней, но мысли о ней грели его, не обжигая, как апрельское солнце.

Пришла зима и трескучие морозы, особенно злые в этом году. Мы готовились праздновать Рождество. После рабочей смены мы устраивали небольшой банкет и кучу смешных номеров. Жаль, что мы опоздали.

В тот день мы валили осточертевший лес километрах в десяти от лагеря. Каково же было наше удивление, когда, мурлыкая какую-то песенку, к нам вышла сама Бестия. За её спиной была приличная вязанка хвороста. Как её занесло так далеко от дома? Мы все опешили и на какое-то время перестали стучать топорами. Она с удивлением осмотрелась – такая тишина! Живот был уже больше, чем она сама.

Она увидела Герхардта – и отступила. Потом – всех нас. Она даже хворост из рук выронила. Герхардт, сидевший на дереве, тоже смотрел на неё. Неужели она тащилась в такую даль, чтобы просто на него поглядеть?

– Ты что тут делаешь? – под сапогами конвоя скрипнул снег.

– Да я вот… Вот, – она продемонстрировала дровишки за спиной.

– А у дома, что, не нашлось? – иронизировал конвой.

– Да я это… Заблудилась немного, – лепетала девчонка.

Она попыталась наклониться за упавшим хворостом вопреки огромному животу, и эта попытка всех насмешила.

– Вон там посёлок, – ткнули ей куда-то и подали хворост со снега.

– Ага, спасибо.

Она поспешила прочь. Конвой засмеялся ей вслед:

– Куда ж она с таким пузом попёрлась? Ноги-то вон как вязнут…

– Правду говорят, что от первого встречного прижила? – понизил голос второй, но мы всё прекрасно слышали.

– А разве не от майора?

– Моя сказала, что по времени не сходится. Кто их знает, этих шалав…

– А так не скажешь – красавица! И такая скромная девушка, – сокрушался напарник постарше.

– Все они скромные, пока спят одни, – второй заржал во всю мощь.

Значит, весь посёлок так думал.

-2

Дело шло к сумеркам, когда где-то в километре от нас мы услышали протяжный крик. Потом он утих, а спустя минуту повторился.

– Что там такое? Поди узнай! – младшего конвоира отправили на разведку.

Тот прибежал с выпученными глазами, пар валил изо рта клубами – так было холодно:

– Там это… Девка эта… Крови полно… Рожает, похоже.

– Так ты что ж бросил её, ирод? – пожилой конвоир заорал на него.

– А что с ней делать-то? Машина туда не проедет. Я и не знаю, что с ними делают…

Пожилого дёргал за рукав пленный – бледный Бройт:

– У нас врач… Есть врач… – и показал на меня.

– Эх ты, тюря! – бросил молодому тот, что в возрасте. – А если не разродится?

– Это как? – растерялся младший.

– Ну, слышишь, как орёт? Это, по-твоему, нормально? А если волки на кровь явятся?

Девчонка затихла.

– Кто тут врач? – покрутил головой старший.

Эрвин вышел вперёд.

– Пошли! – махнул головой пожилой.

– Она на снегу лежит? – спросил молодого Эрвин.

– Ну да, – тот виновато посмотрел на старшего.

– Тогда помощники нужны. И брёвна – нельзя на снегу. И машину как можно ближе подать.

Мы поволокли брёвна, почти побежали с ними. И на месте обомлели: вокруг девчонки, правда, краснели на снегу большие пятна, а она сама была почти без сил. Она пыталась подняться, но у неё крепко застряла нога в какой-то щели – мы не сразу высвободили её.

Эрвин дал ей пощёчину:

– Очнись! – он говорил по-немецки.

Мы скорей положили брёвна, они раскатывались, так что пришлось пленным сесть по обе стороны от них и удерживать. Брёвна были холодными.

– Она может простыть, тёплое дайте, – крикнул Эрвин конвою, засучивая рукава.

– Принесите чистого снега! – командовал он другим.

Из машины принесли ватник.

– Очнись, я сказал! – треснул он снова её по щеке.

Герхардт придерживал брёвна ближе всего к ней.

Конвой смотрел на кровь с ужасом, как, впрочем, и пленные.

– Ещё накиньте, иначе умрёт! – орал Эрвин.

Её чем-то забросали, из хвороста развели костёр. Она порозовела.

– Ты чего тут рожать вздумала, ненормальная! – сокрушался старший.

– Спасите его… Спасите его… – лепетала девчонка. Сил у неё мало осталось.

– Ты, что же, с тех самых пор тут мучаешься?

Она ушла от нас часа четыре назад.

Наташа увидела Эрвина.

– Отложить…

– Что? – он подумал, что не расслышал.

– Отложить можно?

Мы дружно прыснули. А Бестия – с юмором. Она, видимо, чуть-чуть согрелась.

– Я не хочу… – она жалостливо поглядела на Эрвина.

– Что не хочешь? Рожать?

Она закивала, и мы снова едва не подавились от смеха.

– Чёрт возьми, – Эрвин увидел то, что ему очень не понравилось. – Ножками...

Никто из нас ничего не понял, но по настроению Эрвина было ясно, что всё плохо, а измождённая Бестия вот-вот готова была отдать Богу душу.

– Нож! – крикнул он конвою.

Бройт перепугался, девчонка очнулась.

– Нож, скорее, сюда! – орал Эрвин.

– Не надо нож! – запищала мученица. – Я сама, сама… Мамочки…

Эрвин добился своего: она снова старалась изо всех оставшихся сил полчаса, час, полтора… Это не заканчивалось, она ужасно страдала.

-3

Друзья, если вам нравится мой роман, ставьте лайк и подписывайтесь на канал!

Продолжение читайте здесь:

А здесь - начало этой истории: