Тамара Васильевна Колбасина — очевидец событий, происходивших в Сталинграде во время Великой Отечественной войны. Она помнит страшную бомбежку 23 августа 1942-го, немцев, голод и нашу победу.
На начало Сталинградской битвы ей было 11. Тамара Васильевна — частый и почетный гость музея-панорамы «Сталинградская битва». В этом месте воспоминания приходят вместе со слезами. Здесь их не надо сдерживать…
Маленькие старички
Семья Колбасиных жила в Сталинграде, на Дар-горе: глава семейства Василий Васильевич, мать Анна Ивановна и четверо детей, причем, четвертый ребенок родился в 41-м. В том же году их отца — учителя русского языка и литературы, назначили на должность директора школы. Преподавать в новом 1941-42 учебном году ему предстояло в Среднеахтубинском районе. Однако в эти все еще мирные планы вмешалась война. В 1941-м году Василия Колбасина призвали в армию. С тех пор семья его больше не видела.
До определенного момента война воспринималась десятилетней Тамарой, как некая драка на ринге или на плацу с основным принципом — «подрались, да разошлись». Да и немец, казалось, был еще очень далеко. Ее мир начал круто меняться с августа 42-го.
В обязанности Тамары входила покупка на рынке молока. Однажды девочка, как обычно, отправилась на базар, но, не доходя до него, увидела вереницу машин, тянущихся вдоль дороги.
— Это были наши бойцы после отступления — грязные, оборванные, перебинтованные. У кого-то руки нет, у кого-то ноги, все окровавленные… Продавцы с рынка тут же бросились к ним, отдавая все, что у них было, — вспоминает она. — Я, забыв о молоке, кинулась домой. Бежала и рыдала.
Мама потом еще долго не могла успокоить дочку. Тамара с неделю не выходила на улицу.
— С того момента я не могла смеяться, петь, чему-то беззаботно радоваться, — вспоминает она. — Пожалуй, все дети, которые в те дни посмотрели в лицо войне, превращались в маленьких старичков.
Хлеб и бомбы
Не раз Тамара Колабсина находилась на тонкой грани, разделявшей жизнь и смерть. За несколько часов до начала бомбежки Сталинграда, 23 августа, Тамара вместе с девочкой из соседнего дома Раей, отправились в магазин на площади Советской, отоваривать карточки на хлеб.
— Это был солнечный воскресный день, на улице гуляли люди, — вспоминает женщина. — Но вот в небе появился немецкий самолет. Полетели листовки. По улицам ходили патрули с красными повязками, которые отбирали их. Но народ все равно читал. Подняли одну и мы с Раей. «Не препятствуйте немецким войскам — будете вознаграждены», — было написано в ней.
Девочки выбросили листовку и зашли в магазин. Выстояв длинную очередь, взяли хлеб. До начала бомбежки оставались считанные минуты…
— Возвращаясь домой, мы с Раей поспорили, кто быстрее, разными путями, придет к проезду под железной дорогой, — продолжает Тамара Васильевна.
Девочки разошлись. Тамара шагала, зажимая в одной руке авоську с буханкой хлеба, а в другой — карточки. Свернув на Баррикадную, она услышала доносившийся сверху легкий гул. Никто не обращал на него внимания, поэтому и девочка тоже не придала ему значения. Но гул стремительно нарастал.
— Поднимаю голову — а в небе самолеты со свастикой буквально закрыли солнце, — вспоминает она. — Меня даже удивило, как они не задевают друг друга, так плотно они шли. Послышались мужские голоса, скомандовавшие: «Ложись!». Оказавшись возле пожарной каланчи, я накрыла голову буханкой хлеба, села на колени, вся сжалась, закрыла глаза и стала, как могла, молиться. «Матушка, владычица морская, спаси», твердила я — к вере ведь не приучены были, поэтому молитва получилась своя собственная, что-то из былины, что-то из сказки я тогда соединила.
Вокруг Тамары рушился мир. На девочку летели камни, стекла. Ей порезало шею и плечо. Через некоторое время, после того, как бомбежка стихла, девочка ощутила, как чьи-то сильные руки поднимают ее. Солдат с перебинтованной головой повлек ее в укрытие — в городе уже давно рыли окопы.
Память услужливо предоставляет детали. Тамара Васильевна помнит, что пока бежала до укрытия, потеряла туфлю. Помнит, что хлеб и карточки из рук не выпускала. Помнит, как впились в тело колючки, когда ее толкнули в окоп… Там, увидев кровь на своем сарафанчике, она потеряла сознание. Ее привели в чувство, а после повели через железную дорогу, к так называемыми финским домам. Там ее спрятали в погребе вместе с другими сталинградцами.
Домой Тамара попала только на второй день — с хлебом и карточками. При ее появлении мать упала в обморок. Накануне соседская девочка рассказала Анне Ивановне об их споре и сообщила также, что Тамара пошла по той дороге, которую сильно бомбили. Мать Тамары потом в поисках дочери выходила ночью с фонариком, разгребала, как могла, завалы, вглядывалась в лежавшие тела, не Тамара ли…
— Вот так 25 августа стал моим вторым днем рождения, — говорит Тамара Васильевна.
Кому как повезет
Мать и четверо детей с того момента переселились в окоп. Его они вырыли вместе с соседскими женщинами. Самодельное бомбоубежище закрыли досками, устлали одеялами.
— В нем под одной рукой у мамы была Алька, а я прижималась к ней с другой стороны, думала: «Убьют, так вместе», — продолжает Тамара Колбасина.
Бомбили Сталинград до 29 августа. Погибло более 40 тысяч человек. Во время очередного авианалета бомба упала очень близко и от их убежища. В окопе обвалилась одна стена. Но судьба распорядилась сохранить жизнь матери с четырьмя детьми.
— Прибежала к нам соседская Раечка: «Живые?..» и удостоверившись, что все в порядке, собралась уже отправиться в свой окоп, как начал вновь нарастать гул. Мы стали звать Раю остаться и переждать надвигающуюся бомбежку в нашем убежище. Но она побежала к своим. Так и погибла…
А потом в город пришли фашисты. Позже немецкие военнопленные дадут показания, что в Сталинграде они застали 250 тысяч мирных жителей. Захватчики ногами отшвыривали «крышу» убежища Колбасиных, приказывая им выходить, тыкали штыками в лежащие внутри одеяла — нет ли там партизан.
Немцы девочке запомнились формой: пилотки, засученные рукава, штаны, забранные в высокие ботинки, автоматы наперевес. В лицо им Тамара старалась не смотреть — слишком страшно.
Через некоторое время захватчики начали выселять жителей из города. «Ком на Калач», — говорили они, выводя попрятавшееся в землю население на улицы города.
— Прежде, чем уходить, мама, вместе со мной и Алей, пошла попрощаться с нашим домом — отец ведь его строил, столько всего связано было с ним… Мы зашли внутрь. Это был наш дом и не наш. Кругом осколки, мусор, шкаф посередине комнаты лежит, а рядом с ним — коробка с елочными игрушками. Мать отпустила потянувшуюся к ним Алю. Мы наблюдали, как полуторогодовалый ребенок возился с игрушками. И вдруг вбегают двое немцев. Один из них задел ногой эту коробку. Аля заплакала, мама бросилась к ней, и, видимо, как-то зацепила фашиста. Тот, не поворачиваясь, выдал очередь из автомата. Пули вошли в стену, рядом с нами. К счастью, никого не задело. Мы ушли и больше в этот дом уже не вернулись.
Долгожданная весть
Население, конвоируемое немцами с собаками, выводили за город. Людей оставляли на дороге, ведущей на Калач, после чего немцы уезжали.
— Часть людей пошла на Садовую, в том числе и мы, — говорит Тамара Васильевна. — Пришли туда — там никого нет, все в овраг попрятались. Люди вырыли в нем норы и сидели в них. Мы тоже вырыли себе нору.
Жили впроголодь. Ребятишки ходили, обирали всю растительность, которая хоть мало-мальски походила на еду. Все шло, хоть и было горьким и невкусным. Но вскоре в овраг стали наезжать немцы.
— Мы уже знали, что если едет мотоцикл и губная гармошка играет, значит, они подшофе. Все понимали, зачем они приезжают. Женщины мазались сажей. Девочек начинали прятать. Мы старшую сестру, 16-летнюю Зину, тоже прятали, накидывая на нее тряпки. Конечно, они кого-то уводили — у одной учительницы забрали двух взрослых дочек. Одна пришла, другая так и не вернулась…
К голоду добавился холод. В ноябре 42-го семья перебралась в Верхнюю Ельшанку к родственнице. Зимой жили в летней кухне — дом занимали немцы. А 31 января 43-го в село вернулись наши войска. Второго февраля уже всех облетела весть о Сталинградской победе. В честь этого события 4 февраля, на площади Павших борцов был дан салют.
— Весной 1945-го я училась в школе. Вдруг начал звенеть звонок и все затвердили: «Победа! Победа! Победа!», — вспоминает Тамара Васильевна. — Одному это счастье пережить было трудно. Все повыскакивали на улицу, обнимались, целовались, плакали от счастья…
Дети Сталинграда выросли. Но они до сих пор помнят о своем украденном войной детстве. Пытаясь быть объективной, Тамара Васильевна признает, что не все немцы зверствовали. Но, по ее словам, она до сих пор не может ни забыть того, что они сделали, ни простить их за это.
Мария Часовитина, сотрудник Музея-заповедника «Сталинградская битва»
