C Зои Лионидас, исследователем Средневековья, переводчиком и лингвистом говорим о Жиле Де Рэ. Над ним заносится меч правосудия. Или всё же несправедливое судилище развёртывается? Наблюдаем вместе.
- Нашлись в прошлой серии свидетели, да и сам он уже зачем-то охотно себя топил. Во что этот процесс выльется?
- Процесс шел своим чередом, 17 октября показания касательно похищения ле Феррона дали пять человек, присутствовавшие самолично на троицкой службе в церкви Сент-Этьенн де Мерморт. Вслед за тем, обвиняемому, который продолжал молча сидеть ,уставившись в одну точку, предложили в свою очередь допросить свидетелей, и предоставить соображения в свою защиту. На одну секунду вынырнув из своих мыслей, Жиль де Рэ заявил, что ничего делать не собирается, и вновь замолчал.
На следующий день выслушаны были еще 15 человек, к сожалению, по причине того, что процесс дошел до нас только частично, полный текст их показаний не сохранился.
Короткий конспект (или как тогда говорили «экстракт») сделанный нотариями, отмечает, будто свидетели в один голос утверждали, будто «дурная слава» Жиля де Рэ успела распространиться повсюду, и вся округа в один голос твердила, будто в замках Тиффож и Машкуль их владелец призывает нечистую силу и приносит ей в жертву тела замученных детей.
- Вот ведь как! Все знали и молчали. А как арестован, так все готовы излить на него ушат своих и не только своих знаний. Пусть бы сам Жиль им вопросы тоже позадавал. Ему то известно, кто из них просто врун.
- На предложение допросить свидетелей в свою очередь, Жиль снова ответил отказом, и опять замкнулся в угрюмом молчании.
К 20 октября допросы были закончены, вслед за чем обвиняемому был задан вопрос, признает ли он свою вину, и если нет – каким образом желает оспорить выдвинутые против него обвинения. Жиль, на пару секунд выйдя из своего оцепенения, заявил, что отвечать не будет, и вновь замкнулся в себе.
Это несколько непонятное поведение, т.к. шанс (хотя и небольшой) для невиновного оспорить откровенный вымысел, все-таки существовал. Кроме того, церковное законодательство разрешало отвод свидетелей, если обвиняемый мог доказать, что таковые находились с ним во вражде и их «показания» вызваны исключительно клеветническими побуждениями. Однако, Жиль и этот шанс, как водится, пустил по ветру – не в первый, и видимо, не в последний раз.
- Чего-то ждал?
- Создавалось впечатление, что наш герой попросту тянул время, превращая процесс в дуэль нервов, и достаточно наивно полагая, что судьи не рискнут прибегнуть к более «сильным» методам против маршала Франции и советника самого короля, и не добившись желаемого, вынуждены будут отпустить его с миром.
- Ну, так себе, из него политический аналитик и прогнозист.
- Как и следовало ожидать, наш обиженный умом герой в очередной раз дал маху, т.к. по правилам церковного суда, в случае, когда свидетельские показания свидетельствовали против подсудимого, а он голословно не желал их принимать, для получения искомого признания назначалась пытка. Здесь, опять же, стоит сделать небольшое отступление касательно судебной процедуры того времени. Как ни диковато это может звучать для человека нашего времени, пытки «регламентировались» - существовал определенный перечень того, что можно и нельзя применять в зависимости от возраста и пола обвиняемого. Делалось это, как вы понимаете, не милосердия ради, а из страха перед тем, что пытаемый попросту скончается во время процесса «получения показаний», и потому процесс не сможет быть должным образом завершен. Конечно, обойти можно было и этот момент, подвергая символической «казни» бездыханное тело, но все же, подобное не приветствовалось.
Что еще любопытней, пытку разрешено было применять только один раз, хотя на деле, это установление легко обходили, объявляя таковую «незавершенной», «прерванной» и возобновляя эту варварскую процедуру столько раз, сколько сами полагали нужным.
- Вот уж, "закон суров".
- Итак, пытка была назначена на следующий день, 21 октября 1440 года, причем объявление об этом на подсудимого вновь не произвело ни малейшего впечатления. Как видно, Жиль надеялся в глубине души, что его просто пытаются запугать и ни к чему серьезному так и не придут. Как водится, наш герой в очередной раз ошибся в своих предсказаниях, и на следующий день, под сильным конвоем был доставлен в подвал замка, где опытные палачи уже вовсю вели приготовления для пытки.
- Что там к нему должно было быть применено?
- Мы не можем в точности сказать, что предуготавливали барону, однако, одного взгляда на эти самые приготовления, по-видимому оказалось, достаточно, и в этот, самый последний момент, все же уяснив, что дело более чем серьезно, барон принялся просить, чтобы ему дали возможность сделать признание без применения пытки, в его личных апартаментах, без присутствия иных свидетелей, кроме одного из духовных и одного из светских судей, а также нотария для записи будущих показаний.
В очередной раз с совершенно детской обидой, Жиль потребовал, чтобы этим духовным судьей был кто угодно , кроме епископа Малеструа. Все требования подсудимого были удовлетворены в полной мере, и вместе с ним самим, в апартаменты, ставшие ему домом на время процесса проследовали высший судья аппеляционного суда Бретани Пьер де л’Опиталь, епископ Сен-Бриека Жан Прежан, и наконец, нотарий суда Жан Пети.
- То есть, он во всем сознался, просто чтобы избежать пытки?
- Жиль целиком признал себя виновным, рассказав, что убийства начались в замке Шамптосе в год смерти его деда, и затем продолжались и там и в прочих местах «едино ради удовольствия и плотского наслаждения и ничего иного». Выслушав достаточно подробностей на скажем прямо, отвратительную тему, судьи потребовали от Жиля ответа, кто подвиг его на подобные преступления. В этом они, опять же, следовали обыкновенной рутине церковного суда, в согласии с которой недостаточно было выявить одного еретика, но требовалось вскрыть всю цепочку, в идеальном случае – всю еретическую общину, от ее руководителя до самого скромного из участников. Жиль отрезал, что его никто не учил, вновь замкнулся в себе. На попытку добиться чего-либо еще, он коротко отрезал, что сказал уже достаточно «чтобы приговорить к смерти десять тысяч человек», и вновь замолчал.
В качестве последней попытки добиться своего л’Опиталь приказал привести для очной ставки шарлатана Прелати.
- Вот уж, удивительное дело. Мошенник становится ключевой фигурой обвинения. Жиль, наверное, оценил.
- И в самом деле, на короткое время барон оживился вновь, вдвоем со своим приспешником они добавили несколько деталей касательно призвания дьявола и деталей обрядов, которые для этого проводились, а также о попытке принести человеческую жертву, которая, как мы помним, ни к чему ни привела. На этом поток признаний иссяк, добиться чего-либо иного оказалось невозможным, и Жиль, понимая, что смертный приговор становится попросту делом времени, попрощался со своим приспешником, пожелав вновь встретиться с ним в раю.
Эти слова, которые нотарий Пети добросовестно добавил в протокол, опять же, несколько запутывают наших современников, не понимающих, о каком рае можно было говорить после признания в столь кровавых преступлениях. Как водится, «оправдатели» и тут не упускают своего, спеша объявить эти слова последним протестом невиновного против несправедливого судилища. Между тем, ларчик открывается достаточно просто – перед нами опять характерная черта религиозной веры XV столетия, в согласии с которой преступник, чистосердечно покаявшийся в содеянном, и получивший отпущение грехов, становился чист как младенец, райские врата открывались перед ним… и продолжению следовать.
Продолжение следует, а пока поставьте лайк. Также, следует напомнить нашим читателям, что все части нашего рассказа можно найти здесь, а ещё не забудьте поставить лайк, ну а если не подписались, то самое время.
