Наташа записывала в тетрадь новые и новые немецкие фразы и слова, которые могли пригодиться на уроках по ловушкам. Ловушкам... Ловушкам... Наташа вспомнила, как погибали немецкие солдаты из дивизии Герхардта, попав в её смертельные силки. Вот крадучись идут трое. Зацепили ногой верёвку, взмыли в воздух – а наверху ждали деревянные копья, миновать которые было невозможно. Острые копья, пронзающие насквозь, навсегда. А бывало, что такие копья стремительно падали сверху, стоило немецким разведчикам задеть тонкое деревце или ветку, мешающую пройти.
В самом начале пути, когда девчонка удачно скатилась в лесок с ниши поезда, куда спрятала её Нина, у Наташи не было ни радио, ни раций. Что происходит? У кого узнать последние новости? То, что идёт война, это она поняла, хотя и не сразу. Спросить у жителей деревень она бы могла, конечно, но когда Наташа осторожно, перебежками, приближалась к этим деревням, там неизменно оказывались немцы, как на том перроне, откуда забрали сестру.
После того как Нину увезли в неизвестном направлении – девчонка была уверена, что увезли в Берлин, в самое сердце Германии, а куда же ещё, как не в самое сердце? – она подалась домой, в Ленинград, чтобы всё рассказать маме. Уж мама придумает, как поступить! Уж мама найдёт какой-нибудь выход.
А родной город был оцеплен. Что это значит? Как попасть внутрь? И тут тоже везде одни немцы ходили. Потихоньку пронырливая девчонка узнала, что, хотя в Ленинград проникнуть ей пока не удастся, в нём самом неожиданных захватчиков нет. Они не могли придумать, как завоевать этот огромный город суровых фиолетовых небес, странных белых ночей и волшебных каменных львов, и не нашли ничего умнее, как со всех сторон его заблокировать.
Подслушала девчонка и то, что силы захватчиков довольно крепкие, стоять они могут долго, поэтому, не теряя времени, решила заняться поисками старшей сестры. Берлин. Вот главная цель. Как отыскать там Нину – было для девчонки вторым вопросом. Мама – умная и сильная. Мама продержится в Ленинграде. А вот Нина, которая не слышала и не говорила... Её надо было найти, и как можно скорее.
Иногда в лесу Наташе попадались мёртвые. Русские и немцы. Сначала совестливо она закапывала их, долго роя могилу одним из своих приспособлений. Сделать что-то вроде вил ей уже не составляло труда. Но с наступлением холодов её совесть перед убитыми притупилась. Наташа снимала с них одежду, проверяла карманы в поисках еды и карт, и научилась отлично ориентироваться по этим картам.
А порой возле убитого лежало оружие.
Лет в шесть любопытная засранка чуть не убила себя, разглядывая отцовский пистолет, который, наконец, у него стащила. Наташа до сих пор помнит, как тоненько и противно свистнуло что-то у самого уха, а потом хлопнуло. Из кухни прибежали побелевшие родители... Не самое лучшее воспоминание, конечно. Её не ругали, но мама плакала весь день, то и дело прижимая к себе свою маленькую хулиганку, а отец с тех самых пор вместо тумбочек с замками, которые дочка без труда расковыряла, установил в своём домашнем кабинете сейф, где и хранил все опасные предметы.
Наташа никогда не брала у мёртвых пистолеты – только ножи, которыми потом строгала ловушки, снабжала ловушки – или разделывала птиц и мелких зверьков. И лишь однажды она взяла гранату. Ту самую, которую Герхардт в апреле 1942-го не позволил ей поднять.
Что он тут делает? – думала девчонка, пробираясь в своё подземное убежище. Он, что, воюет? Как это могло случиться? Ведь у них было то чудесное дерево в Бресте. И клятва. Она посмотрела на свой рубец – вон какой здоровый! И он звал её замуж, в Германию. А теперь воюет тут. А если он, именно он, снял с поезда её Нину? Нет, нет, он бы узнал, он бы отпустил её... Ведь он сегодня отпустил Наташу!
А потом она многое увидела. Солдаты дивизии Герхардта делали ужасные вещи. Когда они на её глазах убили безоружного старика, девчонка мысленно попросила Нину подождать. Наташа обязательно найдёт свою сестру, обязательно спасёт, но сначала надо разобраться с этими... И она замечательно разбиралась. Соседние дивизии тоже получали сполна.
Тихая маленькая смерть – теперь это была сама Наташа.
В детстве с ней не любили играть в прятки: прятаться так, как Наташка, никто не умел. Ребята её никогда не находили, хотя бродили у самого её носа.
Тихая маленькая смерть – Белобрысая Бестия. Вот как теперь её называли. Мама, ты будешь мной гордиться, когда узнаешь! Мама, держись там, в Ленинграде, скоро увидимся, ведь я скоро их всех перебью!
Но прошло два года. Целых два года. Уму непостижимо! Вот он, апрель сорок четвёртого.
К молчаливой жизни в лесу девчонка так и не привыкла. Сложно засыпать в норах, пещерках, рвах или просто под кучей прутьев, чтобы тебя, не дай Бог, не заметили. Сложно не говорить месяцами, даже с собой: тебя могли услышать чуткие вражьи уши. Сложно и страшно повсюду следовать за этими чуткими вражьими ушами, сохраняя безопасную дистанцию и в то же время не упуская постоянную цель из виду.
Наташа смутно помнила, что было в том апреле. Счастливая встреча с дивизией отца, её непрестанная болтовня – папе даже слова вставить не дала... Потом вдруг допрос. Потом её засыпали землёй, она вылезла: подумаешь, дело какое! Она ведь сама не раз вот так закапывалась в лесу, – правда, оставляя отверстие, – чтобы выслеживать или чтобы поспать.
Тело в тот раз жутко болело, она ползла, ползла. «На северо-восток» – повторял ей голос в голове до тех пор, пока новый, опять немецкий, реальный голос не раздался поблизости. Девчонка быстро соорудила ловушку, ярости её не было предела: опять немцы! Да что же это такое! Она была уверена, что встретит русских, наконец. Отец или кто-то сказал, что они на северо-востоке!
У неё до сих пор кровоточили раны, она сжимала зубы от боли, пока ползла. Она хотела в Ленинград, так хотела, что даже заплакала от ярости: почему в дождь и в снег она должна жить в этих дремучих лесах, она хочет домой, к маме! Вы поплатитесь, вы за всё поплатитесь!
Она услышала свист, потом – странные крики. Ловушка сработала. Подождав в засаде какое-то время, Наташа убедилась, что вокруг – никого, этих двоих никто не искал. Но надо было спешить: она бы не отказалась от очередного хорошего ножика – тот, который был у неё, сильно притупился. Затачивать было нечем, конечно.
Пока она ползла к телам, то удивлялась: почему голоса показались ей странными? Да какая разница! Немцы и есть немцы. Вот и форма немецкая...
Как обычно, Наташа принялась шарить по карманам убитых – и замерла. Она приподнялась, не веря глазам: с грудью, пробитой насквозь деревянным остриём, в военной форме лежали старик и ребёнок. Немецкий дедушка лет семидесяти и с ним – немецкий мальчик не старше двенадцати. В руках он сжал маленький автомобиль. Из кармана военного пальтишка торчал белый уголок.
Наташа сильно дёрнулась и проснулась. Сорочка и постель пропитались едким потом. Опять – мокрая подушка, мокрые волосы, и тело, ещё дрожащее от невыразимого ужаса.
Тот эпизод давно перешёл в её сны. Снова и снова она слышала свист – значит, верёвка задета, и острия уже падают. Они уже падают. Снова и снова падают, их не остановить. А следом, тут же, кричат странные голоса. Голоса ребёнка и старика в немецкой военной форме.
Эти двое стали её последними жертвами. Так она думала.
Друзья, если вам нравится мой роман, ставьте лайк и подписывайтесь на канал!
Продолжение читайте здесь:
А здесь - начало этой истории: