У Евгения Князева столько «ролей», что сыграть их, кажется, просто нереально. Он – профессор, народный артист, ректор легендарной «Щуки». Если навскидку, - Дон Гуан, Панталоне, Незнамов, Германн, Арбенин, Каренин – в родном театре имени Вахтангова, великий прорицатель «Вольф Мессинг» - на экране. Главным своим предназначением он считает сцену, страстно любит сниматься в кино. А серьезных увлечений два – «выращивать» актерские таланты и цветы на грядке.
Ко дню рождения Евгения Князева (9 августа 1955 г.) предлагаю его интервью 2012 года.
СТЕСНИТЕЛЬНЫЙ РЕКТОР
- Евгений Владимирович, недавно по каналу «Культура» показывали передачу, где вы изумительно читаете Маяковского, Гумилева, других поэтов начала прошлого века. Поэтому сразу хочу спросить: началось все с поэзии?
- Нет. Началось с того, что я был очень стеснительным, и мне очень хотелось заниматься театром. А как - я не знал. Мы жили тогда под Тулой, недалеко от Ясной Поляны. Сельская местность, рабочее такое местечко – бывший лагерь интернированных. Отец работал на шахте.... Лет в тринадцать я решил записаться в театр чтеца.
- Так поздно?
- Я же говорю – виной этому была моя природная стеснительность. Я и сейчас-то стесняюсь всего.
- И это говорит ректор Щукинского училища, народный артист?!
- А что удивительного? До сих пор, когда смотрю на молодых ребят, я думаю: «Боже мой! Вот мне бы изначально такую самоуверенность, такую нагловатость, что бы со мной было!» Я ведь в Шукинское училище не поступил с первого раза и учился в Политехническом институте, где активно участвовал в конкурсах чтецов в межвузовской самодеятельности (и, кстати, занимал первые места).
Но, даже окончив политех, получив диплом инженера подъемно-транспортных машин, и далее работая в конструкторском бюро, я понимал, что мне нужно заниматься именно актерством. Тогда и подумал: «А была-не была! Попробую еще раз поступить в театральный». И - поступил. Так что я пришел в профессию очень трудным и длинным путем. Даже чересчур извилистым, я бы сказал.
- Сегодня героями бульварной прессы становятся молодые актеры, вчерашние студенты. «Женился-развелся, напился, подрался, сорвал съемку…» А вы, будучи студентом, как проводили свободное время? Крутили романы, устраивали пирушки с сокурсниками? Или бежали в библиотеку: «учиться, учиться и учиться!»
- Были библиотеки, были пирушки. Было все! Но к нам никогда не было особенных претензий у преподавателей. Может, потому что мы назубок запомнили формулировку Рубена Николаевича Симонова: «Ты можешь вести какой угодно образ жизни, можешь не спать всю ночь. Но утром в 11 часов будь любезен быть на репетиции в накрахмаленной сорочке, бабочке и выглядеть как огурчик!» И выкладываться на занятиях на все сто, а не отдыхать после бурной ночи. Если ты умеешь это совместить, тогда есть надежда.
На занятия нужно приходить работать. И вообще нужно постараться жить яростно, чтобы много чего успеть и ощутить в этой жизни. Нужно захотеть и успеть сесть в поезд, приехать в Петербург посмотреть спектакль БДТ «Три мешка сорной пшеницы», например. Кстати, что мы и делали. Билетов не было, но в каком-нибудь общем вагоне мы приезжали, любыми правдами-неправдами, но прорывались. А как в то время студенты попадали в Малый театр или на знаменитый спектакль «Ревизор» гастролирующего в Москве Рижского театра?
- Как?
- Собирались большой толпой, кто-нибудь один упрашивает бабушку билетера пропустить, то есть отвлекает. И вдруг с другой стороны толпа как рванет.. А дальше бегай по театру – лови ветер в поле!
- То есть такая была тяга посмотреть конкретный спектакль?
- Еще раз говорю: и посмотреть, и погулять, и почитать, и поспорить, и выпить, и полюбить. Ко всему была тяга. И есть до сих пор… Помню, когда был на практике в Ленинграде, я пересмотрел все постановки Георгия Товстоногова, Игоря Владимирова с Алисой Фрейндлих. Мог ли я представить себе, что когда-нибудь буду играть вместе с ней в фильме Константина Худякова «На Верхней Масловке», а мой педагог, умница и красавица Людмила Максакова, станет партнершей по сцене и мы будем играть любовников в спектакле «Без вины виноватые»?
ТЕАТР НЕ ПРОЩАЕТ ПРЕДАТЕЛЬСТВА
- Вы довольно поздно начали сниматься в кино. Настолько были преданы театру?
- Нет, каждый артист стремится сниматься. Но… Признаться, я долго комплексовал по поводу своей внешности. Особенно после того, как вдруг нос у меня начал расти. Поэтому на пробы меня приглашали, а вот сниматься не брали аж до 1988 года. А что было потом, не надо никому рассказывать. Потому что для кино наступил «конец света»,, для театра — конец русского театра. Причем для театра конец света наступил даже не в переносном, а в буквальном смысле. Вечером на Арбате не работал ни один фонарь. Люди почти не ходили в театр Вахтангова, потому что реально боялись возвращаться домой в кромешной темноте. И если на спектакль собиралось треть зала, это считалось хорошо. Да и смотреть постановки было не очень комфортно, потому что с освещением была тоже беда: свет на сцене был тусклый, почти полумрак - не хватало электроэнергии.
Но если театр в те годы пребывал в плачевном состоянии, то кино вообще прекратилось. А я-то уже к тому времени почувствовал его пьянящий вкус. Меня уже и Шахназаров, и Кулиш приглашали на пробы, и Колосов, и Фокин. То есть я понимал: еще немножко, чуть-чуть, и «лед тронется». Но тут кино не стало никакого. И надолго.
- Можете назвать самый тяжелый и, наоборот, самый счастливый день того периода?
- Некоторые ребята открывать кафе стали, пробовали заниматься бизнесом, чтобы как-то выжить. Я тоже стал подумывать о чем-то подобном. Дома две маленькие дочки, их надо кормить. А в 1991 году, как вы помните, в магазинах вообще ничего не было. Талоны на приобретение пеленок и подгузников выдавал ЖЭК. И в этот момент Петр Наумович Фоменко пригласил меня в спектакль «Без вины виноватые». Я согласился и был безумно счастлив, когда спектакль, что называется, «выстрелил». Народ буквально хлынул в театр! Причем, к нам за кулисы приходили такие большие артисты – например, Валентин Гафт и ещё много кто… Никогда не забуду, как меня, мальчишку, со слезами на глазах благодарила за спектакль легенда театра оперетты Татьяна Шмыга.
- То есть вы не уходили из театра?
- Даже не пытался. В голове всегда гвоздем сидела эта формулировка дурацкая: мол, театр не прощает измен, предательства. Так многие старшие говорили. И я боялся: если я предам театр, буду наказан непоправимо. «Сцены не надо бояться, - говорила мне Юлия Константиновна Борисова, - она всегда поможет тебе».
- Бывали ли в вашей карьере провалы, когда казалось, что все кончено?
- Еще какие! Иногда с таким треском! Самым страшным провалом была моя первая роль в Театре Вахтангова. Это произошло на гастролях. Заболел артист, и меня (срочным вводом!) ввели на роль Вельзевула в спектакле «Мистерия-буфф». На репетиции мне показали, где надо будет выйти, что сказать. Но артисты были не в костюмах - лето, жара… И когда я вечером пришел на спектакль: артисты все в гриме, в костюмах - я никого не узнаю. Вместо концертмейстера целый оркестр - все по-другому! Я в ужасе. Дальше – больше. Перед выходом на сцену забыл текст. Напрочь! И вот меня выталкивают… Оркестр гремит, софиты слепят, я иду по помосту и молчу. Мне все что-то подсказывают, а я даже не могу повторить — во рту все пересохло! Представляете, какой ужас?! Это был такой позор, что я собирался ночью тайно покинуть гостиницу и бежать, куда глаза глядят. Понимал, что надо будет уходить из театра, иначе выгонят.
- Как обошлось?
- Наш преподаватель и артист театра Владимир Иванов пришел к Евгению Рубеновичу Симонову и убедил его в том, что у меня был шок на сцене. И если не дать мне еще раз сыграть, можно сломать мне жизнь. Хорошо, что Симонов дал мне шанс, и во втором спектакле я уже сыграл, как надо. Но могло все закончиться плачевно.
ФИЛЬМ О МЕССИНГЕ СПАС… САМ МЕССИНГ
- Если я спрошу про любимую кинороль, вы назовете Мессинга?
- И ее в том числе, безусловно. Все артисты мечтают о роли, с которой бы он ассоциировался мгновенно. И то, что у меня есть такая роль, - чистой воды везение. Если бы режиссер Владимир Краснопольский без всякого кастинга сразу меня не взял, меня бы в фильме не было - пробы я бы не прошел.
- Почему?
- Потому что я не знал, как играть эту роль. А режиссер утвердил меня заочно. Мы даже знакомы не были - он видел только мое фото в каком-то журнале.
- Правда, что перед съемками вы ходили на могилу Вольфа Мессинга - просить благословения?
- Нет-нет, благословения я просил в церкви. Пришел к священнику, потому что не понимал, каково это иметь возможность заглянуть в чьи-то мысли, предвидеть не только хорошие, но и самые трагические события. Что значит предсказать П обеду 9 мая 1945 года, падение Третьего рейха, жить, зная дату, час смерти своей любимой жены, точную дату своей смерти? Поскольку создатели фильма хотели ответить на вопрос: «Удивительный талант Мессинга - это дар Божий или проклятие?», мы со священником договорились, что моя задача - исследовать, каково же жилось ему с этим даром или проклятием. Ведь остальное понять невозможно – пока природа сверхъестественного необъяснима.
Кстати, на могилу к Вольфу Григорьевичу я действительно ходил. Нашел ее, просто молча постоял… Это произошло, когда большая часть фильма была отснята. Как раз в этот момент в съемочной группе стали поговаривать, что «нам сам Мессинг помогает». И это было похоже на правду!
- В каком смысле? Помогает чем?
- Судите сами: именно в период съемок наступил мировой экономический кризис. 2008 год! Деньги быстро кончились, и можно было благополучно закрывать эту картину, как случалось в то время сплошь и рядом. Но члены съемочной группы сказали: «Нам нравится снимать эту картину». И согласились работать в долг, что само по себе уже невероятно - аналогов лично я не знаю. Представьте себе ситуацию: доллар скачет взад-вперед, денег не платят, а работа над фильмом кипит. Тогда и стали поговаривать, что «Вольф Григорьевич из того мира нам благоволит».
- Вы сами в это верите?
- Я верю в существование других миров и бессмертие души. Поэтому, если его дух слышит меня, обращаюсь: «Если что-то мы сделали против вас, Вольф Григорьевич, я прошу у вас прощения!» Но он ни разу не навредил. Нам потом пытались приписать всевозможные мистические истории, якобы случившиеся во время работы над картиной. Дескать, Гречишкин Ромочка (он играл великого прорицателя в молодости) погиб, мальчик мой замечательный - он учился у меня на курсе. Но все эти истории «притянуты за уши» и к фильму не имеют отношения. Ромочка вообще умер (его сбила машина), когда была пауза в съемках. К сожалению, трагедии нередки вообще в нашей жизни и могут случиться с каждым.
«ОН ВЧЕРА УБИЛ СВОЮ ЖЕНУ»
- Вы готовы на самопожертвования, актерские подвиги ради роли?
- Не знаю, можно ли назвать подвигом то, что мы работаем больные, потому что не имеем права сорвать спектакль. Скорее, это профессиональный долг и в этом нет ничего героического. А вот в кино…
Например, у меня была прошлым летом работа в военной картине «Блиндаж». Я там играл отца семейства, фотографа, которому приказывают снимать расстрел евреев, обещая за это не трогать его семью. Его заставляют делать жуткие кадры, а затем выводят его семью, двух дочерей, и он понимает, что его обманули… Не буду эти ужасы рассказывать. В конце концов его самого в эту яму вместе с расстрелянными кидают. Но в него не стреляли, и он выжил. И вот этот страшный эпизод, когда мой герой вылезает из ямы, я, наверное, не забуду никогда. Меня закопали в песок, сняли дубль. Но режиссер сказал, что нужен второй дубль, - «как-то слишком легко» я вылез. Меня закопали еще на метр глубже - с головой. По команде «Мотор!» я стал вылезать и чувствую: не могу. Песок сырой, тяжелый, он сковал меня всего. Едва-едва вылез. Весь этот эпизод, на съемках которого сорвал себе спину, я делал сам.
- После Мессинга на вас, наверное, свалилась бешеная популярность?
- (Смеется.) Нет, это было пораньше. В картине «Пятый ангел» я играл ну очень крутого бизнесмена Григория Плоткина, который ездил на мерседесе последней модели. А у меня в это время была, кажется, «Волга». Однажды еду, останавливаюсь на светофоре. Водитель в машине рядом смотрит на меня в упор и вдруг как закричит: «Гриша Плоткин! Ты?» Говорю: «Я» «А как ты за рулем этой рухляди оказался?»
Это был первый случай признания, а второй был такой. Показ "Пятого ангела" только что закончился, я пришел на Киевский рынок покупать цветы. Подходит ко мне продавщица и громко спрашивает: «Это ты вчера убил жену?» Я понимаю, о чем она. И отвечаю: «Я». Она говорит: «Молодец! Так ей, суке, и надо!» Люди вокруг отреагировали адекватно ее вопросу – одни встали как вкопанные, смотрят на меня, другие тревожно оборачиваются. Причем она говорит это так, чтобы слышали все: мол, обратите внимание, этот человек вчера убил свою жену. Я начинаю уходить, народ идет за мной, потом я начинаю бежать, и народ бежит вместе со мной. А продавщица бежит следом, тычет в меня пальцем и кричит: «Он вчера убил свою жену! Это он, это он сделал!!!» Я бегу, за мной толпа… (Смеется.) Вот так я понял, что слава пришла!
А что касается моего отношения к популярности... Знаете, я работаю в таком театре, где нет спесивости. Для Василия Ланового, например, нет ничего зазорного поехать в метро. Если такой величины артист может позволить себе такое, что же я буду кокетничать или распальцовывать. Я отношусь к себе трезво, требовательно, как меня учили. По крайней мере «бронзы» во мне мало. Живем себе и живем, работаем дальше.
«МЫ С ДЖИГАРХАНЯНОМ – БРАТЬЯ»
- Мы знаем самую известную актерскую болезнь — «звездную». Уж вы-то, наверное, знаете и что-нибудь покруче…
- Я бы назвал леность. Нельзя в нашей профессии лениться. Вообще. Нельзя останавливаться на достигнутом. Как только ты остановился и сказал: «Я уже состоялся», знай, что твоя следующая работа может не произойти.
- Как получается, что о популярных актерах «вдруг» забывают?
- Можно назвать несколько фамилий — Владимира Ивашова, например. Какая у него была роль в «Балладе о солдате»! А дальнейшая судьба? Или взять Николая Рыбникова, блистательного артиста, создававшего образы эпохи, целого поколения. А потом случилось это «вдруг». Да таких артистов — несть им числа. Мне кажется, спасение в том, что нужно постоянно быть в тренинге, продолжать искать новое и каждый день не переставать удивляться профессии.
Не хотел рассказывать, но расскажу. Когда я работал в театре, больших ролей долго не было, да и маленьких было не так много. Я понимал, что у меня остаются силы, много-много нерастраченной энергии. И пошел преподавать в училище, чтобы хоть как-то реализоваться. Нужно было терпеть и ждать, и стараться не потеряться.
- Ну, был еще вариант пойти в компанию и бухать…
- Ну да! И рассказывать ей своей тяжелой жизни непризнанного таланта. О том, какой я несчастный, меня не понимают… Нет, это был не мой путь. Надо искать себя в этой профессии, свою нишу заполнять. Ищи, не ленись, паши! Что-то делать для этого надо.
- Армен Джигарханян рассказывал про три вещи, которые ему не даны от природы: он не играет ни на одном из музыкальных инструментов, абсолютно неспособен к языкам и ему противопоказано плавание…
- Наверное, мы с Джигарханяном — братья. Потому что я всю жизнь мечтал, но так и не научился играть ни на одном из музыкальных инструментов. Я совершенно не могу выучить ни один иностранный язык, что мне доставляет огромный дискомфорт, может, поэтому я так мало езжу по миру. Правда, плавать я умею. Но плохо.
- Понятно, что у вас как у истинного трудоголика времени на отдых нет, но когда оно вдруг появляется…
- Рестораны, тусовки мне неинтересны. Долго сидеть за столом и рассказывать о том, кто хороший, кто плохой, — для меня совсем невыносимо. Предпочтительнее находиться дома. Тем более мне редко это удается. Но самое лучшее — поехать на дачу и поковыряться в земле.
- Когда-то, отвечая на вопрос о мечтах, вы отшутились: «Мечтаю дожить до того дня, когда дочери станут взрослыми. Еще хочется пообщаться с внуками, правнуками!»
- Я, правда, об этом мечтаю!
- ?!
- Понимаете, какая штука… Иногда я думаю: может быть, это и есть самая настоящая жизнь! Потому что все остальное… Бог его знает, для чего мы приходим в этот мир. Это нам так кажется, что мы делаем великое дело, работая в театре, создавая там роли, снимаясь в кино. А на поверку-то выходит, что ничего нет важнее того, чтобы просто жить и стараться жить нравственно, заботиться о продолжении рода…
