(сказка, если что)
Барин проснулся в холодном поту. Приснилось. Слав тебе господи. Какая машина времени. Невозможная она. Физику не даром выдумали. Какѝ прошлые века. Какѝ смутные дела. Какѝ походы, какѝ заводы, какá соха. Да и Сибирь какá.
«Коли была бы, машина та, не было бы в мире бардака и войн. Исправили бы. А вот, хотя бы и приняв не чисто еврейского мальчика в художественную школу. А тогда другого бы из семинарии не выгнали б. Брата Ильича не казнили бы, чем самого Ильича не обидели б. Лейба так бы при синагоге и остался. Бесприданницам раздали бы приданое. А блестящих охвицеров заставили б преумножать оное, перед тем, пару лет строем походив, для острастки супостатам. В усадьбах внедряя цифровизацию и роботизацию с бигдатой, чтобы. Чем крестьян не унижали бы. Кто хочет капитала - роздали бы капитал, все равно толку от него чуть. Была б еда. Больше чем влезет, не съешь ведь. А красотищу чтобы получить надо душу продавать. Да и обихаживать эту красотищу о ста комнатах или при пяти палубах, прорву слуг надо-тко. А кто, как не слуга, лучший враг господину. Да и господ бы не было. А все деньги от ружей пустили бы на мирные ракеты. Да и желающих чудес отправили бы на Луну уже. Ракетами теми. И под воду, в самые глыби. Там хорошо, поди. Богатств много зарыто. А акромя богатств несметных, что человеку еще нужно» - у барина за мгновение пролетел сия мысль. Как вся жизнь его до того, в том пешем строЮ*. И все упущенные ее возможности. Все ее несуразности. Бестолковости все. Пустые усилия. И никчемные итоги.
Затем, пыхая, выбрался барин из розовых кустов. В коих лицом лежал. Выбрался, оцарапавши все, что царапалось. Над ним в почтении склонился личный повар. В колпаке. С кислым лицом и полотенцем белым.
- Пусть поварята подают обед – сказал барин повару – проголодался чо-то.
- Так не мудрено, ваш светл., вечер глубокой – пожалел тот.
- Тогда ужин давай, и этих, музыкантов, к обеду не надо, ужо это, думать буду.
- Сей час же, ваша светлость.
- И стражу кликни.
На легких ногах тот-счас, как ниоткуда, прилетел доверенный стрелец. Запыхался картинно. Фуражку снял и в ноги пал.
Сопутствовал и прислуживал тот, верный, ему. И во пути, и за столом, и по-за дверями всегда стоял. Ждал как кликнет барин. В иное время и не слышно и не видно было его.
А и завидная жизнь стрельца того – подумал барин – близко к хозяину, к столу моему и поверенно - к делам моим. Знамо, любой позавидует тому стрельцу лютой завистью. И ничего что тот умный – зато какой богатый.
-А вот скажи-ка, дядя, что ты думаешь о том, куда идти мне и моей собственной стране? – спросил он стрельца свово, памятуя Петрушку. Его невозможные машины, и свой сон в этот летний день.
- Так как вашему светлому уму угодно – ответствовал тот.
- А мечты-то, есть ли у тебя самого?
- Так угодить вам - и есть мечта моя, и чтобы похвалил, батюшка.
- Хвалю, иди – послал барин, проверив, не по бумажке ли зачитал верный так длинно.
«Да-а, не с кем стало обсудить дела государственные. Где ж Петрушка-то. Как в воду канул. Как без рук без оного. Верные токмо фуражками меряются. Как прежние пароходами гонялись. Да брегетами коллекционными дворцы набивая. От милостей господских. Чисто сороки все блестящее таская во гнезда свои. Да были бы гнезда. Так, сараи золотые, где заблудиться можно. Да и брегеты те чисто побрякушки. Будто золото всё что блестит. Да и почто оное. Все блажь, что человека переживёт» - барин устроился за столом.
А челядь уж и слюнявчик вязала и приборами обставила. И блюда понесла. Что там он сегодня (не) захотел. От тела осетрова – лососева – продукта рек своих. Сбереженных стражею от лихих людей повсеместно. И рябчиков из лесов своих, отданных купцам для сохранения на долгие века. Преумножения барского для. Да ананаса - заморского продукта оранжерей своих. И еще каких-то вкусностей, о которых простым неведомо. Первые-то и мы можем тайком утянуть из барских лесов и вод.
«Жить стоит хотя бы ради вкусовых ощущений» – избито подумал барин чью-то древнюю формулу. Когда нечего желать, надо как-то уговаривать свою радость.
«Радость она куску хлеба бывает. С голода когда. Закон природы таков. Человек – чисто – волк. Поел, коли есть, и далее побежал. Не хочет служить верою и делать что велят. За сытный стол и теплую переднюю» - нелогично продолжил думать барин, вкушая чуть от искусных блюд - «А и верно, хорошо нищему, радому куску черствому».
«А приближать к себе никого не надо бы. Царь, он однόе. Ну, не царь, пусть. А, вот что – равного мне надо. Как батька равен был тебе, когда неразумно ты пускал слюни, и знать не знал, каково нарисовано на судьбе. И как ей угодить для дела верного. Для выезда богатого. Да еды обильной. Да платья пурпурного. Да славы на векá» - барин встал, что было сигналом вышколенным, и перешел на балкон.
А там продолжалась жизнь. И была та жизнь чужой. Не управляемой. Но воле чьей-то подчиненной. Злобных гномов, что ли. Что по подземельям варят дела темные. Да скирдуют богатства вымороченные. Да рулят землею, которая рулить ими должна. В дикой жажде разрушения рулят. Потому что скушно им. И не любят оне род людской. Да и себя тоже не умеют. Демонам им по небу бы летать. И песню им бы петь. В обличье дамском, но с бородой. Со скуки своей. Никак не смирятся, что смертны. Думают, что обманут злодейку. Накормив ту с лихвой. Наивные. Не умеют предаться радостям. И в радость им чужие горести. Экие уроды рода человечьего. Если человечьего. Тащат за собой человечество. «Да не люди оне» – заключил барин свою мысль о природе вещей. Да не додумал. Такое барское свойство уж. ничего не додумывать. Наперед не заглядывать.
«А что миру в пользу то – продолжил барин думы свои невеселые – равенство всякому? Свобода каждому? Регулярную добрую тарелку еды всем? Теплых стен? Созидательных дел? Воли решать самому свою судьбу? И всего-то? Нешто можно без надзора волю давать людишкам? Это ранее они сеяли доброе сами. Нынче не так – без догляду совсем освинеют. Ежели не унижать людишек, не будут почитать самогό и начнется хаос. Как учили в барском хорошо-у-чилище. Или, напротив, хаос оттого, что веры нет никому? От гордыни хозяев и сопротивления лакеев? ... Да ты революционер» – завершил свое вольнодумство барин, да и последовал к постели мягкой. Под поклоны постельничего. Анфиладою.
«Утро вечера мудрёнее, как мудрее барин холопа» - так и не смог выпрыгнуть из сословия наш случайный барин. Велико поелику желание каждому получить больше чем всем.
«На севере нашем счастья не бывает. Нет неги, нет плодов сладких, да дев покладистых. И хоть вся нефть и золото твои, все одно не падишах. Так и ходишь султаном. Не умеет север жить как юх..эх» - в сознании барина поселились сожаления, пока оно мутилось ко сну.
«Каждому – своё» - под это спорное заблуждение сознание его временно покинуло. Не успев развиться в гримасы судьбы – кому назначено батрачить, кому копить, кому бежать, а кому коптить.
*- начало - где-то ниже
