Эпоха рыцарей. Легендарные времена, воспетые в балладах, что берут свое начало на рубеже Раннего и Классического Средневековья. Времена, когда рыцари были храбры, верны и куртуазны, дамы невыразимо прекрасны и чутки, а крестьяне не имели даже своей земли и работали от зари до зари всю свою тяжелую, но зато короткую жизнь.
Но, впрочем, разговор, мой дорогой друг, сегодня пойдет не про крестьян и даже не про рыцарей. Ну, просто потому, что про них мы с тобой уже говорили. И даже не про прекрасных дам Классического Средневековья. Потому что к разговору о прекрасном нужно получше подготовиться.
А расскажу я сегодня историю о тех, кто написал те самые баллады и шансоны про рыцарей, королей, благородных разбойников и прекрасных дам, конечно. О менестрелях.
Жизнь в Средние века была непроста, особенно если говорить о Средневековье раннем. Холод, неурожай, голодные волки в соседнем заснеженном лесу, королевский сборщик налогов и много, много тяжелого ежедневного труда. Это если тебе не очень повезло и ты родился простолюдином.
Дружинникам, впрочем, так же, как и военной аристократии, было, конечно, немного проще. В их жизни иногда случались пиры и охоты, а у самых везучих даже война. Но все замечательные вещи случались крайне редко, в общем и целом не делая жизнь даже высшей аристократии того времени сплошной чередой радостных событий.
Совершенно точно. требовалось что-то, что сделает непростую жизнь Средневековья чуточку красочнее. Причем желательно, чтобы это что-то отличалось от трех главных развлечений того времени: пьянки, мордобоя и воскресного похода в церковь. И, конечно же, это что-то не могло не появиться.
А если говорить немного серьезнее, то сложные климатические условия и крайне печальное состояние, в котором находилась средневековая Европа в конце раннего Средневековья, совершенно не предполагали к таким излишествам, как человек, чьей главной задачей было бы развлечение окружающих. Нет, конечно, среди общинников, впрочем, как и среди аристократии и их дружин, были люди, знающие, с какой стороны браться за арфу, и умеющие складывать слова в висы, но все же это было скорее развлечение, а не профессия.
Но шло время, и все менялось. К началу Классического средневековья в Европе потеплело настолько, что даже на севере снова начал вызревать виноград, а земля в Аквитании снова стала давать два урожая в год. И это после холодных веков Раннего средневековья. казалось чудом.
Неурожайные годы не были больше смертельным приговором. Зерна, масла и вина, собранного в прошлом году, хватало не только, чтобы не умереть с голода, но и для того, чтобы сделать запас. А это значит, что запас этот можно было продать. И купить себе что-то нужное. и отметить удачную покупку, само собой.
И стоит ли удивляться, что в Европе Классического Средневековья, как грибы после дождя, стали появляться ярмарки. А вместе с ними - питейные заведения с немудреными развлечениями, которые, впрочем, людям, не видавшим ничего, кроме воловьего хвоста и волочащегося за ним плуга, казались очень увлекательными.
Именно так, дорогой друг. Если бы ты, по невезению своему попав в Средние века, решил вдруг зарабатывать на жизнь трудом менестреля, то начинать бы пришлось на самом дне.
Менестрели, что буквально, кстати, означало "маленький слуга" в самом начале своего пути были людьми не богатыми и совершенно точно не сильно уважаемыми их окружением. Чаще всего даже не сильно благородные люди относились к ним с явным пренебрежением, называя "потешниками низшего сорта" и "грязными менестрелями, как, например, в "Игре о Робене и Марион".
Все эти гастрионы, жонглеры, скоморохи, будучи неотъемлемой частью ярмарки, плясали, прыгали через палку, устраивали перепалки, ходили на руках, кривлялись и пели под скверную музыку еще более скверные частушки. Но неискушенная публика ничего большего от них и не требовала. Да и никакого другого варианта, если честно, все равно не было.
Выбравшийся на ярмарку крестьянин, выпивший лишнего, был рад такому простому и понятному представлению и делился с артистами крохами того серебра, что выручил, расторговавшись своим товаром. Делился, впрочем, не то чтобы очень щедро, и менестрель докуртуазного периода влачил весьма жалкое существование.
Паршивая еда и выпивка, выступления, длинный в световой день. Орущая публика, от которой за половину мили несет навозом, и длинные путешествия от одной ярмарки к другой, во время которых ты не знаешь, что будешь есть завтра. И, конечно же, криминал.
Менестрели, что выступали на ярмарках и площадях в начале Классического Средневековья, почти всегда были связаны с местным криминалом. Они отвлекали внимание, слушали разговоры, что вели за кружкой дрянного пива местные торговцы и крестьяне. Самые же бесстрашные и самоуверенные не брезговали обобрать пьяного или, встретив поодаль одинокого гуляку, облегчить его кошелек, врезав предварительно по голове бедняги чем-нибудь тяжелым.
Ведя такой предосудительный образ жизни, совершенно неудивительно, что пели они не очень радостные песни, наподобие одной из древнейших из известных нам баллад "Эдвард":
- Чьей кровию меч ты свой так обагрил? Эдвард, Эдвард?
Чьей кровию меч ты свой так обагрил? Зачем ты глядишь сурово?
То сокола я, рассердяся, убил, Мать моя, мать,
То сокола я, рассердяся, убил, И негде добыть мне другого!
У сокола кровь так красна не бежит, Эдвард, Эдвард!
У сокола кровь так красна не бежит, Твой меч окровавлен краснее!»
Мой конь красно-бурый был мною убит, Мать моя, мать!
Мой конь красно-бурый был мною убит, тоскую по добром коне я!
Конь стар у тебя, эта кровь не его, Эдвард, Эдвард!
Конь стар у тебя, эта кровь не его, Не то в твоём сумрачном взоре!
Отца я сейчас заколол моего, Мать моя, мать!
Отца я сейчас заколол моего, И лютое жжёт меня горе!
Согласись, дорогой читатель, не очень вдохновляющая история. Особенно если слушать ее в сопровождении виолы, чьи струны сделаны из бычьих сухожилий. Впрочем, какова жизнь, такова, конечно, и баллада.
И, казалось бы, ну ее к черту, такую судьбу. Уж лучше крестьянствовать пойти или вовсе в монахи. Но.... Но время шло, и мир по своей привычке продолжал меняться.
К началу XII века погоды в Европе стали так хороши, а урожаи так велики, что даже зависимые крестьяне время от времени не голодали. А у аристократии, даже небогатой, стали появляться не только запасы, но и излишки. Которые можно было вложить в доспехи, замки, хороших коней, церкви, отличное оружие, ну и немного скрасить свою не очень богатую событиями жизнь.
И началось все на юге Франции, в богатейших по тогдашним меркам землях. Где огромные поля ржи, холмы, покрытые виноградниками, леса и рощи, полные зверья, приносили своим хозяевам достаток, позволяя не просто получать и тратить полновесное серебро, но и сохранять его в больших и крепких сундуках. А если повезет, то не только серебро, но и золото.
И, конечно же, появившиеся свободные деньги местная знать немедленно начала вкладывать в разные прекрасные вещи, которые должны были подчеркнуть статус семьи, ее богатство, успешность, хороший вкус и просвещенность. Серебряная посуда, шитые шелком платья, дорогие вина и, конечно же, хорошая музыка. Ведь хорошая музыка - это то, что все делает немного лучше.
Появление при аристократических дворах певцов, что в разных землях звались миннезингеры, трубадуры или труверы, пришлось на самое начало "эпохи рыцарей". И кроме собственно желания сделать свою жизнь чуточку ярче и приятнее, было совершенно необходимо еще по одной причине. Вместе с "эпохой рыцарей" пришла пора куртуазности.
Приличному юноше из благородной семьи теперь было нужно не только к шестнадцати годам зарубить свою первую дюжину врагов, но и знать, как понравится прекрасной даме, и не прослыть неотесанной деревенщиной при дворе своего сюзерена. И вот совершенно непонятно, что было сложнее.
Куртуазность - штука вообще непростая и во многом сходная с геральдикой, что была на подъеме в то время. В общении с дамой было просто безумное количество гласных правил, негласных правил, исключений из негласных правил и исключений из исключений. И для того, чтобы все это держать в голове, нужно было сильно постараться. Нет, понятно, что базу знали все, ну, по крайней мере, все приличные люди. но вот с тонкостями и изысками проблемы случались почти у всех.
Кто придумал положить все эти правила и исключения на музыку, сделав из них классические баллады, достоверно неизвестно. Но человек этот совершенно точно понимал, что делает. Красивые и нежные слова, положенные на музыку, произвели фурор в аристократическом обществе того времени превратившись на многие века в высокую поэзию труверов.
- К двум сестрам в терем над водой, Биннори, о Биннори,
приехал рыцарь молодой, У славных мельниц Биннори.
Колечко старшей подарил, Биннори, о Биннори,
Но больше младшую любил, У славных мельниц Биннори.
И зависть старшую взяла, Биннори, о Биннори,
Что другу младшая мила, У славных мельниц Биннори.
Вот рано-рано поутру, Биннори, о Биннори,
Сестра гулять зовет сестру, У славных мельниц Биннори.
Вставай, сестрица, мой дружок, Биннори, о Биннори,
Пойдем со мной на бережок,У славных мельниц Биннори.
Над речкой младшая сидит, Биннори, о Биннори,
На волны быстрые глядит, У славных мельниц Биннори.
А старшая подкралась к ней, Биннори, о Биннори,
И в омут сбросила с камней, У славных мельниц Биннори.
Баллада о двух сестрах.
И вот примерно с этого момента статус трубадуров и труверов рванул в рост, подобно рыцарской коннице, атакующей врага. Поэзия стала не просто модной, она стала обязательной и естественной в аристократических семьях Классического Средневековья. А вместе с ней и миннезингеры стали неотъемлемой частью аристократического двора.
Они развлекали гостей и хозяев, пели известные и не очень баллады, а когда было нужно, служили голосом для благородного человека, которым он мог рассказать прекрасной даме, насколько сильно он ее любит. и немедленно умрет от горя, если она ему не ответит взаимностью.
Еще одной обязанностью труверов было рассказывать о подвигах, что совершали благородные рыцари, как из-за любви к дамам, так и просто по причине огромной храбрости и врожденного благородства. Песни о подвигах, или, как говорили в те славные времена, "Chanson de gestes" были не менее популярны, чем любовная лирика, а в женской среде даже более. В конце концов, лирика - это, конечно, отлично, но знать, за кого ты идешь замуж, вещь необходимая.
И, будучи так необходимыми высшей знати того времени, конечно же, труворы получали от нее намного больше, чем любой другой неблагородный приближенный ко двору. Кров, стол, приличное общество и почти все, что мог предложить тогдашний Высший свет.
Однако не нужно забывать, что трубадуры, находясь так близко к аристократии, оставались всего лишь слугами. Да, полезными, иногда даже необходимыми, но слугами, кормящимися при дворе благородного человека из милости.
Впрочем, даже мимолетная милость высшей аристократии поднимала придворного певца настолько высоко над судьбой простого крестьянина, что случись ему сорваться вниз.... Нет, лучше об этом даже не думать. Давайте про хорошее.
И вот оно, казалось бы, настоящее средневековое счастье. Не нужно больше выступать на ярмарках, проводить половину жизни в пути и жить от одного скромного заработка до другого. Но все оказалось не так просто. Жизнь - она вообще штука непростая. Особенно если ты трубадур и в руках у тебя не королевский скипетр и даже не меч, а всего лишь виола.
И первой проблемой труверов стал, конечно, значительно больший уровень необходимого мастерства. Аристократию совершенно не устраивали ужимки и кривляния, что так отлично смешили простолюдинов. Да и скверно звучащие струнные, на которые были натянуты бычьи жилы, не давали того звука, что должен был звучать при дворе графа или герцога.
И ладно бы инструменты и голос. Это были самые мелкие проблемы. Трувер, если хотел быть принят мало-мальски приличным аристократическим двором, должен был быть поэтом. И не просто поэтом. он должен был уметь писать стихи в принятой очень условной фразеологии, проводя понятные всем, но не очевидные иносказания. Кстати, делать все это было нужно на староокистанском языке.
Староакситанский язык, или, как еще его называли, "язык благородных предков", считался в те времена вообще единственным пригодным для того, чтоб сочинять на нем лирические любовные баллады. А то, что он был к середине XII века немного мертвым и вышедшим из обихода, так это даже лучше. Должен же быть у благородных людей свой язык, недоступный всякому быдлу. Да и мелодичен он был, нужно сказать, на диво.
И, конечно же, за таким прекрасным языком не могли не подтянуться и инструменты. Барабаны, трубы и виолы, что использовались десятилетиями, очень скоро потеснили флейты, лиры, цитолы и даже арфы. Музыка стала мягче и мелодичней, что в сочетании с напевным староокситанским языком давало отличный эффект. Провансализирующая лирика начала распространяться в Европе классического Средневековья с какой-то даже пугающей скоростью.
И совершенно понятно, что благородные юноши из хороших семей не могли пройти мимо такой замечательной и модной истории, как куртуазная поэзия и баллады на благородном языке предков. Еще не подошел к завершению XII век, а мода, стихосложение и умение играть на "утонченных инструментах" появилась во всех землях Европы. И это была плохая новость для старых добрых трубадуров.
Молодые люди аристократических семейств, решительно отказавшись от услуг чужого голоса, с цитрой наперевес штурмовали добродетели прекрасных дам с такой решительностью, что им могли бы позавидовать Христовы воины, что лезли на стены Иерусалима. Поэзия и умение аккомпанировать себе стали еще одной совершенно необходимой рыцарской добродетелью.
- Цветут сады, луга зазеленели,
И птичий свист, и гомон меж листвою.
Цвету и я – ответною весною:
В душе моей напевы зазвенели.
Как жалки те, что дара лишены
Почувствовать дыхание весны
И расцвести любви красой весенней!
Немало слез, обид и злых мучений —
Мои мечты все превозмочь успели,
И до сих пор они не охладели,
Я полюбил еще самозабвенней.
Всевластию любви подчинены. Бернард де Вентадон
Брать в руки перо и лиру не стеснялись даже благородные мужи королевских кровей. Герцог Аквитании Гильом IX, прозванный Трубадуром, как говорили его враги и друзья, одинаково хорошо управлялся и с мечом, и с цитрой. И в это очень просто поверить. Перед ним не устоял ни Тулуза, которую он взял в 1098 году, ни Виконтесса Амальберги, которую Гильом с полного её согласия похитил у законного мужа, увезя из запертого охраняемого замка.
И в условиях такой серьезной конкуренции труверы и трубадуры, те, что были из простолюдинов, конечно же, начали сдавать свои позиции. Вновь превращаясь в обычных слуг, в менестрелей, что развлекают своего хозяина во время пиров и празднеств, но не являются больше необходимой частью аристократического двора.
И снова простые работники виолы и флейты потянулись по непростым дорогам средневековья, кочуя из одного места в другое, от одного замка к другому, в надежде на удачу. А если удачи не случалось, то пиршественная зала сменялась простыми подмостками таверны или ярмарки. Как в старые добрые времена.
Хотя, до того дна, с которого начинали их предки, что развлекали народ пару веков назад, трубадуры, конечно же, не упали. Оставаясь нужной, а иногда и необходимой частью средневекового общества. Впрочем, и тех высот, которые покорялись им с началом "эпохи рыцарства" они больше никогда не достигали.
Вот так и жили работники виолы и барабана. Весело, суетливо, ярко, впрочем, почти всегда недолго и не очень счастливо. Хотя конечно, их судьба была совершенно точно лучше, чем жизнь крестьянина или разбойника, что ожидал этого самого менестреля на опушке ближайшего леса. Но это уже совсем другая история.