Потом я узнал, что мой водитель тогда же всё-таки возил старшего на могилу Бестии. Слава Богу, у того не хватило мозгов копать, иначе я был бы уже уничтожен. На опушке он видел пятна крови – всё, как полагается, а также локон девчонкиных волос.
Ранний подъём и поспешный отъезд на более безопасные территории спас меня, иначе старший точно поехал бы копать пустую могилу.
***
Русские притесняли нас. Когда уже фюрер пришлёт подкрепление? Нам просто нужно больше людей, чтобы снова успешно продолжить наступление, которое так отлично начиналось.
Больше я о Бестии не слышал. Знаю её характер – она бы не успокоилась. Она бы продолжала нас доставать.
Я постоянно возвращался мыслями к пятнадцатому апреля. К той опушке. Я вырыл для неё яму вместе с водителем. Она не шелохнулась, пока на неё падала земля. А если всё было кончено в ту минуту? А если она не выбралась? Но моя ли это вина?
Я лишь выполнил последнее желание её отца. Выполнил как мог, и хватит об этом.
***
В плен я попал в конце сорок четвёртого. Да, это было ниже моего достоинства, но я был уверен, что вернусь домой, что рано или поздно меня освободят мои воспитанники из гитлерюгенда, и мы вместе продолжим завоевание строптивой русской земли.
Меня бросали из лагеря в лагерь, и, наконец, я оказался в М-270. Меня не погнали сразу ко всем, а изолировали, пока не вывели вшей. Это был лагерь для офицеров, тут только-только прошла эпидемия – все ходили бледные, едва переставляя ноги.
В центре небольшого двора стояло три длинных стола, за которыми сидели пленные с красными книжечками, а с маленькой трибунки вещал оратор в интеллигентных очках. Я прислушался и поморщился: речь шла о чудесном коммунизме.
От этого двора, как лучи, уходили к далёкой колючей проволоке длинные бараки.
– Да это архитектурный шедевр… – проскрипел я, и кто-то прыснул за моей спиной.
***
Работа изнуряла нас. С рассвета до заката мы валили лес, бесконечно обрабатывая стволы и таская готовые здоровенные брёвна в машины.
Так, в скитаниях и труде, прошёл год. Как-то в мае русские выстроили нас и объявили, что Германия капитулировала, а фюрер убит. Я не поверил. Я же не видел тела. Докажите, вы!
Нам, конечно, крутили плёнку с московским парадом, где на Красной Площади бросали и жгли знамёна Рейха. Многие посчитали это постановкой, а кое-кто горько заплакал:
– Нас не спасут. Мы никогда не вернёмся домой.
Я же был уверен, что фюрер просто собирает где-то новые силы и что всё ещё обязательно получится. И я чувствовал жгучий порыв помочь ему в том, чтобы спасти нашу Германию.
***
Мои дорогие люди, я удивляюсь, что до сих пор жив. В своём стремлении найти фюрера и помочь ему я совершил четыре побега. Четыре! Верная смерть – вам не кажется? Но уж лучше смерть, скажу я вам, чем осознать, что... не осталось никого, ради кого хотелось бы жить.
Что вы сказали? Моя мать, которая сейчас выжила из ума? Помилуйте. Это та самая, чьих даже самых коротких объятий я так и не дождался за всю мою жизнь? Что вы там говорите? А, что я и сам мог бы делать шаги навстречу. Я их делал. Лет до семи. Последним шагом стал тот злополучный букет с фиолетовой ленточкой ко дню её рождения.
Жить ради себя самого? Вы смеётесь? «Единственный выродок за четыреста лет». Я навсегда запомнил эти слова. Во мне, как гнусный тяжёлый мазут в бочке, который везли в неизвестном направлении, даже не колыхалось убеждение в том, что вот потому я и стану последним в энциклопедической династии Бройтов.
И хотя меня до сих пор чудом не приставили к стенке под десять решительных дул, начальник лагеря всё же известил, что после пятого побега я под них встану непременно.
А мне что? Дурень начальник! У него, быть может, жена под боком, детишки сопливые десять штук, дядьки, тётки, да и Сталин его разлюбезный! У него есть всё. А у меня – только фюрер, которому я с детства верил, которому служил, как не служил своему родителю. Я был уверен, что он где-то затаился, что он ждёт такого, как я: верного ему и любящего его воина рейха, с которым Германия способна подняться с колен, на которые вдруг упала...
Глупец начальник! Да и откуда, в самом деле, знать советскому краснолобому, что такое немецкий аристократ? Я – последний, слышишь, ты? Терять мне уже нечего.
И всё-таки я понимал, что пятый побег станет моим пятым и заключительным провалом. Как тот курильщик, который выкуривает две-три пачки в день, зная наверняка, что пристрастие очень скоро загонит его в гроб. Лагерь отлично охранялся, и, несмотря на повсеместные дремучие леса, беглецов находили быстро. Было такое чувство, что лес специально для тех, кто тебя ищет, на какое-то время становится прозрачным. Меня из любой норы доставали.
А может, я и хотел ускорить расправу над собой. Сны. В них было дело. В этих снах весь последний год меня преследовал отец Наташи, генерал Пегов. Перед расстрелом он не просил спасти Наташу, как было наяву. Он, именно он, повторял те самые слова моего родителя про выродка и далее по тексту... Представьте себе: почти каждую ночь мне снилось это.
Итак, я тщательно готовил пятый побег. И случилась первая странность, которая ни при каких обстоятельствах не должна была случиться с особо опасным по прыти узником: меня назначили в так называемую строительную бригаду. Ну, если быть предельно точным: в бригаду реконструкции ветхих домишек местных старушонок.
Ну, что такое два конвоира для опытного беглеца? Домишки, как вы понимаете, стояли на вполне себе открытой местности, и при должной сноровке удрать отсюда было совсем не сложно. Я потирал руки от радости.
Кроме того, случилось второе из ряда вон. В лагерь М-270 перевели моего недавнего подчинённого, который, правда, ещё до того как я попал в плен, стал штурмбаннфюрером наравне со мной и возглавил собственную дивизию. Тогда мы и стали на «ты». Эрвин Шнаакер собственной персоной! Мы чуть не задушили друг друга в объятиях на глазах у других изумлённых пленников, особенно антифов. Теперь эти потащат новый доклад советским устрицам.
Друзья, если вам нравится мой роман, ставьте лайк и подписывайтесь на канал!
Продолжение читайте здесь:
А здесь - начало этой истории: