– Может, ты расскажешь, как изводила наших бойцов? Поделись с нами опытом, а мы его применим во благо.
Я поймал себя на том, что уже не жду, когда она скажет моё имя: я рассматриваю её. Живучей Бестии сегодня придёт конец. Её гордой высокой шее, которую обнимет верёвка. Её ясным глазам, которые станут неподвижными и стеклянными почти сейчас, почти сейчас. В груди перехватило, когда старший, став позади неё, сдёрнул рукава её рубашки – мы все увидели сияющие плечи и, в самом деле, королевскую осанку.
Бестия прижала руки к груди, чтобы рубашка не упала. Я с омерзением видел, как он трогает её плечо.
– Так что скажешь?
Она молчала, и рубашка была с шумом разорвана. Я едва мог дышать и не сводил с неё бесстыжих глаз, как и все здесь присутствующие. Старший тоже оторопел и отступил: её тело оказалось неожиданно совершенным.
– Жаль, что ты не моя невеста.
Она дрожала.
– Но смерть – самый лучший жених, малышка. Он заслуживает тебя гораздо больше, ведь так давно тебя ждёт.
Старший взял нож со стола, где уже разложили орудия пыток, и не спеша, придирчиво осмотрел его. "Лезвие туповато... Как раз то, что надо, моя дорогая".
Я не видел в ней страха, она дрожала лишь от стыда и холода. Сейчас всё закончится. Но прежде она ведь должна произнести моё имя.
Она вздрогнула и сжала зубы: нож коснулся её спины. Старший что-то там выписывал.
– А ты крепкий орешек, – удивился он. – Похоже, ты, правда, та самая Бестия.
Он её даже не допрашивал: смысла в этом не было, все и так всё о ней знали. Он просто издевался, а мы смотрели. Старший промурлыкал:
– Может, хоть что-то скажешь по-нашему? А то ведь, наверное, тебя просто идеализируют.
Она молчала и смотрела в никуда. Он повёл ножом от мягкого плеча до локтя.
– Опусти руки.
Она не шевелилась.
– Я сказал – опусти руки!
Она с сарказмом на него посмотрела. Он сам дёрнул вниз обе её руки, но они, казалось, намертво приклеились к груди. Старший заорал: «Опусти руки, шлюха!».
Она послала его по-немецки. Кто-то едва сдержал смех.
– Значит, слишком умная? – штурмбаннфюреру, то есть старшему, её выходка очень не понравилась, особенно взбесил чей-то смешок.
Он ударил её в живот, она упала. Он бил её снова и снова железными сапогами. Я увидел её искромсанную спину. «Говори же, сволочь», – злился я, глядя на неё.
Но руки она так и не разжала, даже когда старший всё с неё посрывал и оставил в одном белье, красном от крови, которая стекала со спины.
– Скольких она убила? – он поднял голову на переводчика.
Тот перевернул лист блокнотика.
– В целом три сотни, но это только официально.
– А неофициально? – штурмбаннфюрер сверкнул на неё.
Меня удивляло, что она не сопротивлялась.
– Ну, за это мы ей сделаем фирменный немецкий маникюр.
Она была в сознании после стольких ударов. Как же её так быстро выбила моя пощёчина?
Девчонку усадили на стул у бочки. По знаку старшего рядом уселся помощник, взяв со стола коробку с иглами. Я знал, что это были за иглы. Почему они не убивают её? Мы же все так давно хотели этого.
Она дышала так, будто ей было сложно вдохнуть полной грудью. На вдох сил почти не осталось. Она толком не могла сидеть. Я вспомнил голову Штюца на черенке лопаты, но этот эпизод не вызвал во мне сейчас желания возмездия.
Она смотрела на меня, покрытая кровавыми ранами и страшными багровыми синяками. Она почти ни звука не издала, и это бесило главного истязателя. Руки её ослабли, она уже не могла прикрывать ими грудь, на которую все таращились. Тонкая талия – как же она не сломалась от ударов железных сапог?
У старшего буквально слюна изо рта пошла, когда девчонка, наконец, опустила руки. Она кричала и извивалась, стоило игле войти под ноготь, а он всё похотливо таращился на сияющее алым тело.
– Ну, что, поделишься секретами? – он потянул скользкие ладони к единственному, что осталось на Бестии, – её белью.
Я не дышал. Мне показалось – и, видно, не мне одному, что она кивнула, потому что старший бросил помощнику:
– Остановись!
Игла застыла у очередного ногтя. Штурмбаннфюрер, довольно ухмыляясь, приблизился к жертве. Разве он не прекрасен? Именно он, здесь, сейчас сломал легендарную девку.
– Я слушаю тебя, дорогая.
И тут она закричала. Без остановки, высоко, пронзительно, так, что у всех у нас почти до крови зарезало уши… Штурмбаннфюрер поначалу не мог к ней подобраться из-за этой отчаянной и, должно быть, последней в жизни девчонки звуковой волны, на которую ушли все оставшиеся силы.
Старший ударил её – она скатилась со стула. Жидкость из носа, рта и ран окрасила серый холодный пол, к которому она приникла горячей щекой.
К нам постучали – штурмбаннфюрера срочно вызывали.
Все вышли, а я скорей забежал за сарай – за время войны меня впервые рвало, будто я принял в себя целый таз несъедобного. Этот таз сейчас вылился весь паршивыми сгустками на грязь за сараем.
Выпрямившись, наконец, я почувствовал в себе совершенную пустоту. Скорей прийти в себя. Скорей, скорей.
Друзья, если вам нравится мой роман, ставьте лайк и подписывайтесь на канал!
Продолжение читайте здесь:
А здесь - начало этой истории: