22 июня - дата знаменательная и в то же время трагичная для нашей страны. Именно 22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война, унёсшая миллионы жизней советских людей. А сколько судеб эта самая война изломала, испортила? Среди тех, кто попал под её безжалостный «каток» были женщины, остававшиеся в годы войны на оккупированных немцами и их союзниками территориях.
В силу различных, но в подавляющем большинстве случаев драматичных обстоятельств кому-то из них приходилось вступать в близкие отношения с вражескими солдатами и офицерами. Страна же, бросившая все силы на фронт и тыл, где ковалась будущая Победа, оказалась не в силах защитить этих женщин от произвола захватчиков, не смогла оградить от ужасов оккупации, от издевательств и поругания.
Это их детей, рождённых от солдат и офицеров вермахта, люди в Советском Союзе называли «немчиками» и нередко относились к ним с ненавистью и презрением. Сколько их было - малышей, которые не были виноваты в том, что появились на свет, но которым пришлось сполна заплатить за преступления своих отцов? В точности никто этого не скажет. Официальной статистики рождения «немчиков» в СССР не велось, но исследователи считают, что таких детей было от 50 до 100 тысяч.
Их матери обычно вступали в связь с военнослужащими вермахта не по своей воле, а по принуждению или из страха. За себя, за своих близких, за то, что могут угнать на принудительные работы в Германию, бросить за решётку или просто убить. В таких обстоятельствах близкие отношения с вражескими солдатами и офицерами представлялись несчастным женщинам и девушкам меньшим злом, чем то, что могло бы последовать в случае отказа.
Случалось также, что женщины шли на это и по причине голода. Немцы в соответствии с так называемым планом Бакке изымали на оккупированных землях продовольственные запасы порой не оставляя местным жителям и минимума продуктов, необходимого для выживания. При этом они давали деньги и продукты женщинам, которые добровольно вступали с ними в близкие отношения. Вот те и соглашались на подобные предложения: не от великой любви к оккупантам, а чтобы избавить от голодной смерти себя и своих близких.
Хотя, конечно, бывало всякое. Некоторые девушки и женщины вступали в связь с солдатами и офицерами германской армии по причине взаимных чувств и даже выходили за них замуж.
Но, во-первых, случалось это нечасто и в основном на западных территориях СССР. А, во-вторых, немцы и их сторонники по странам Оси решались на такие вот открытые любовные отношения нечасто из страха перед наказанием за нарушение законов о расовой чистоте. Которые, впрочем, нарушались настолько часто, что командование вермахта смотрело на это сквозь пальцы, сообщая о правонарушении лишь в исключительных, можно сказать, вопиющих случаях.
Что же касается советского руководства, то оно просто не видело разницы между женщинами, вступившими в близкие отношения с вражескими солдатами и офицерами по принуждению и теми, кто сделал это добровольно, по взаимности. Всех их однозначно считали пособницами оккупантов и предательницами Родины. И потому многие из них, подвергшись преследованиям со стороны захватчиков, уже после прихода Красной Армии становились отверженными и по сути объявлялись вне закона.
Случалось, что после возвращения РККА, женщины, родившие от военнослужащих вермахта, сбегали из дома вместе с детьми потому, что боялись самосуда со стороны своих же. А некоторые даже избавлялись от своих младенцев - настолько был велик страх перед возможной расправой.
Был ли этот страх необоснованным? Нет, поскольку ещё в 1942 году региональные управления НКВД получили «сверху» циркулярное письмо «Об организации оперативно-чекистской работы на освобождённых территориях». В нём предписывалось в первую очередь приступить к арестам пособников немцев, в том числа и женщин, имевших близкие отношения с кем-то из оккупантов. Только вот порой и до ареста дело могло не дойти, так как всё заканчивалось убийством без суда и следствия.
Женщина, ставшая матерью «немчика» имела все основания опасаться за свою жизнь или, как минимум, за жизнь своего ребёнка. Ведь по мере приближения РККА на оккупированных территориях усиливалась активность подпольщиков и партизан. И женщины, имевшие несчастье быть уличёнными в близких отношениях с захватчиками, были для них самой удобной мишенью.
Объявленные предательницами Родины, нередко отвергнутые собственной семьёй, друзьями и соседями, одинокие и беззащитные... Куда проще было разделаться с ними, чем с кем-то из вражеских солдат или офицеров. К тому же, за расправу над местными жительницами оккупанты, обычно, не мстили, тогда как за смерть кого-то из своих они запросто могли уничтожить и всю деревню вместе с её жителями.
Да и когда захватчиков наконец изгоняли с занятых территорий, легче матерям «немчиков» не становилось. Нередко в их окружении находился кто-то, кто был рад сообщить «куда следует» о том, что у той-то и той-то была связь с вражескими солдатами и офицерами и что этому имеется живое доказательство в виде детей, рождённых от «фрицев». Ну, а далее - как повезёт. Порой было достаточно трёх свидетелей, подтвердивших «измену» Родине, чтобы женщину приговорили к высшей мере наказания. И только в лучшем случае мать могли отправить в лагеря, а её ребёнка - в интернат.
Но даже если женщине «везло» и удавалось избежать преследований со стороны властей, её жизнь и жизнь её детей превращалась в сущий ад из-за всеобщей ненависти советских людей к немцам и их пособникам.
В конце апреля 1945 года на стол Сталина легло письмо, написанное заместителем наркома иностранных дел И. Майским. В нём сообщалось, что в СССР на настоящее время живёт несколько десятков тысяч детей солдат и офицеров вермахта. И что с этими детьми нужно что-то делать, поскольку жизнь их ужасна из-за крайне негативного отношения соотечественников к их отцам да и матерям тоже.
Майский предложил изъять таких ребят из семей, сменить имена и фамилии и отправить в детские дома, где у них будет новая, несравнимо более счастливая жизнь.
Сталин согласился с его предложением. Но полностью выполнить этот план всё же не удалось. Детдома в то время и без того были переполнены сиротами войны и потому места в них нашлись всего для 20% «немчиков».
