В тот момент, когда Ирина Николаевна сделала шаг из леса в сторону пожилой женщины и девочки, копающих картошку, и могла быть ими замечена, Максимов, честно говоря, растерялся. Петр увидел ситуацию такой, какой она и была на самом деле, правда не зная точно кто кому и кем приходится. Уловил одно - в деревне живут родственники его спутницы, и Ирина Николаевна по каким-то обстоятельствам не может им показаться.
Но шаг Ирины был робким, даже неполным, так, правая нога двинулась вперед, и тело чуть наклонилось, руки вздрогнули, готовые раздвинуть ветки ели. Максимов тоже чисто инстинктивно приготовился задержать женщину, чувствуя, что необдуманный порыв может лишь испортить ситуацию. Хотя, кто его знает... может такими порывами и пишется наша судьба. И абсолютно не важно, к чему они могут в конечном итоге привести.
Ирина Николаевна остановилась сама, видимо решив, что не стоит так поступать, а лучше оставить все как есть, и заплакала, тихо и обреченно, не в силах поднести платок к глазам, нервно комкая его. Слезы так и катились по ее лицу, губы дрожали, с трудом сдерживая рыдания. Максимов не вмешивался, даже сделал шаг назад, достал коробку казбека и папиросу, хотел закурить, но остановился. Дым мог привлечь внимание женщины и девочки.
Женщина, хотя и жила в деревне, и одета была просто, не производила впечатление селянки. Что-то было в ней особенное, чувствовалась совсем другая порода и воспитание. Скорее всего она попала в подобные обстоятельства волею судьбы и вынуждена была жить вот так. А девочка? Не такая она была и маленькая, имеется ввиду возраст, просто конституцию имела особенную. Петр обратил внимание на дом, хотя и мог разглядеть его только с тыльной стороны. Никакой это был не деревенский дом, хотя и маленький. Не строили так дома селяне, руководствуясь совсем другими соображениями и надобностями.
- Может пойдем? - Шепотом предложил Максимов.
Ирина повернулась к Петру заплаканными глазами, как бы оценивая его, но так ничего и не сказав, пошла прочь, обходя деревню стороной. Максимов пошел следом, понимая сложность ситуации, и находу закурил. Остановились только у машины.
- Дайте закурить... ваших, - попросила Ирина.
- Пожалуйста, - Петр протянул папиросу женщине и с готовностью щелкнул зажигалкой, только предупредил. - Крепкие.
- Вот и хорошо, - Ирина затягивалась глубоко и все еще находясь в возбуждении ходила вокруг машины.
Максимов не спешил, не торопил, закурил еще папиросу и просто ждал, когда женщина успокоится. Ждал ли он ее рассказа и откровений? Вряд ли. Зачем было выслушивать драму в общем-то чужого ему человека.
- Вернемся обратно, - попросила Ирина, уже в машине.
- В дом отдыха? - Решил все же уточнить Петр.
- Да, - ответила Ирина автоматически, а потом все же спросила.
- А вы что подумали?
- Вдруг вы решили все же в деревню вернуться.
- Думаете надо?
- Нет... в смысле ничего не думаю.
- И правильно.
Вернулись в дом отдыха уже к середине дня. Ирина поднялась к себе и к обеду не вышла. Максимов поел один без аппетита. Как ни старался не принимать чужую беду близко к сердцу, не смог и переживал. Ирина появилась только к ужину, выглядела опять замечательно, старалась говорить на разные темы, даже шутила. Только боль все равно затаилась у ней в глазах.
- Прогуляемся до беседки? - предложил Максимов после ужина. Тянуло его к этой женщине, а что был за интерес, он наверное не смог бы объяснить.
- Пожалуй, - согласилась Ирина.
К беседке двигались не коротким путем, гуляли, петляли по дорожкам. Ирина шла впереди, накинув на плечи теплую шаль, придерживая ее руками. Женщина сворачивала с одной аллеи на другую интуитивно, думая о своем, не смотрела по сторонам, а больше себе под ноги. Походка ее была неровной, вилась по дорожкам змейкой. Максимов отстал на несколько шагов, не мешал.
К беседке все равно вышли, правда когда уже стемнело.
- Вы здесь, мой верный страж? - Не оборачиваясь спросила Ирина, зная, что Петр никуда не делся.
- Здесь, - просто и спокойно ответил Максимов. Хотя на такой вопрос можно было разразиться целой тирадой, выражая отнюдь не смирение и покорность.
- Вы всегда такой?
- Трудно судить о себе.
- Вот и мне не просто... Вы не спрашиваете меня ни о чем? - Ирина конечно не могла не думать о сегодняшней поездке, и ей хотелось говорить о ней, наверное и рассказать о женщине и девочке. - А вы умеете? - Похоже Ирина переключилась, и в ее глазах блеснули наконец веселые огоньки. - Ах, я и забыла, вы же Пинкертон, вы же здесь на задании.
- Зачем? Не стоит человеку залезать в душу. - Максимов лишь снисходительно усмехнулся, понимал состояние женщины. Достал казбек, открыл коробку и предложил папиросу, помня, что Ирина может курить и папиросы.
- Простите меня, нервы, - Ирина покачала головой.
- Не стоит извинений, все нормально.
- Спасибо, я лучше своих. - Женщина достала тонкую сигарету и вставила ее в мундштук.
Максимов с готовностью щелкнул зажигалкой. Но Ирина покачала головой и прикурила от своей, затем протянула огонек Петру. Максимов тоже закурил.
- Вот, посмотрите, - женщина передала свою зажигалку.
- Занятная штучка, - Петр щелкнул своей и рассмотрел вещь. Стемнело окончательно. - Приятно в руку ложится.
- Штучка... - В темноте виднелся только силуэт Ирины и мерцал огонек ее сигареты. - Не думайте, я не о вас... Вы не торопитесь?
- Нет. Страж не может торопиться.
- Ну что же, буду называть вас своим стражем?
- Сделайте одолжение.
- Вы правда не обидитесь?
- Нет конечно. А если серьезно, то я и есть страж, и не только ваш.
- Все же серьезно... Я бы хотела видеть в вас своего друга. Мне нужен человек, с которым можно посоветоваться.
- Это вам решать. Что касается вашей личной жизни, останется между нами.
- А об остальном?
- Не хотел бы в отношениях с вами выступать как представитель закона.
- Но... я ничего и не нарушала.
- Тогда я ваш друг.
- Я расскажу вам свою историю. Можно?
- Еще вчера почувствовал, как вам надо выговориться.
Ирина Николаевна начала рассказывать, в темноте сделать это было намного легче. Женщина не видела своего слушателя. А Максимов слышал только голос, волнующийся, иногда срывающийся, переходящий на шепот. Слез не было, Ирина смогла избежать лишних чувств и говорила, говорила и говорила.
Можно было бы привести весь ее монолог, но он был на самом деле очень длинным и наполненным разными подробностями, не относящимися к данному повествованию. И рассказ этот был действительно монологом. Максимов не задавал вопросов, даже если чего-то не понимал в запутанной судьбе Ирины Николаевны. Из ее рассказа могла бы получиться отдельная история, заслуживающая внимания читателя. Но на то она и отдельная история.
Максимов был человеком вежливым, притом умел слушать, что было очень важным при его профессии сыщика. Он уже давно понял - не надо давить на человека, выведывать у него что-либо, задавать каверзные вопросы. Подобрать к собеседнику ключик было конечно непросто, даже сложно. Зато в случае удачи человек рассказывал гораздо больше. И Петр, будучи внимательным слушателем, не использовал этот прием только в служебных интересах. Он помогал человеку облегчить душу, становился своеобразным духовником.
В случае с Ириной Николаевной Петр точно не преследовал никаких служебных интересов, даже и подозревать не мог, что эта случайная знакомая может помочь ему в расследовании убийcтва и поиске бриллиантов.
Максимов обладал хорошей памятью, но если бы его попросили повторить рассказ Ирины, он не смог бы этого сделать. Память лейтенанта была своеобразной, как она работала, наверное не объяснил бы никто. Слова складывались не в предложения, а в образы и действия людей, включая их взаимоотношения. Как-то так.
Ирина замолчала, и Максимов не проронил ни слова. Так и сидели они в беседке, только чувствуя в темноте присутствие друг-друга. Женщина ждала, что скажет внимательный слушатель, он не перебил ее ни разу. А Петру просто нечего было сказать, полученные сведения еще не улеглись, не переварились. Люди, о которых шла речь, все еще совершали действия, но как-то дать им оценку Максимов пока не мог.
- Пойдемте, - предложила Ирина, несколько разочарованная.
Петр встал, предложил женщине руку, она оперлась на нее. Так и пошли Ирина и Максимов к дому отдыха молча. Луна пробилась через облака, осветила ночной парк, добавив ему торжественной таинственности. Парк был свидетелем многого из того, о чем рассказала Ирина, но он хранил свои тайны, и эти тайны так и должны были уйти вместе с ним.
- Ваш отец, Николай Александрович Мамонтов, взявший фамилию мамы, Натальи Петровны Залесской, больше не появлялся в этих местах? - Спросил Максимов уже у ступенек особняка.
- Пока я жила, нет. - Ирина удивилась такому конкретному вопросу и даже переспросила. - Вы все-таки слушали меня?
- Очень внимательно, - ответил Петр. - Интерес к вам ГБ и был связан с отцом?
- Они спрашивали меня о нем... Но я ничего не знаю.
- Конечно, - сочувственно согласился Максимов.
- А ваш брат, он тоже пропал?
- Я не видела его, как уехала из дома.
- А к матери вы когда-то приезжали?
- Мама выгнала меня, а Веру оставила у себя. Сказала, чтобы я больше не показывалась... Три года, как прошло... Вы меня осуждаете?
- Не мое право судить вас, да наверное нет его ни у кого, живущих на земле. - Петра иногда тянуло на такие рассуждения. - Вам было хорошо с мужем?
- Сережа был хорошим, дочь любил... да вот, беда с ним случилась.
- А свою бабушку Олю вы помните?
- Нет, почти нет... Да, приходила к нам, но больше к папе. Камушки красивые приносила. Мама очень ругалась, все боялась, говорила, беду на нас накличут... Вас эти драгоценности интересуют? - Вдруг напряглась Ирина.
- Нет, нисколько, - холодно ответил Максимов. - Давайте завтра к вашим съездим, - вдруг предложил Петр.
- Думаете можно?
- А почему нет. Три года прошло, страсти улеглись. Мать же она вам. Да и с дочерью надо увидеться. Не мне вам советовать, но... дочь забрать не думали?
К этому моменту Петр и Ирина поднялись на третий этаж и остановились у двери в номер женщины.
- Спасибо вам, выслушали меня, - поблагодарила Ирина, никак не ответив на слова Петра о дочери, и освободила свою руку.
- Доброй ночи, - Попрощался Максимов и спустился к себе.
Ему еще долго не спалось, он стоял у окна, курил. "Что-то много я курю в последнее время ," - подумал Петр и все же лег спать. А когда голова коснулась подушки, тут же отключился. Сказался вроде бы простой день, но почему-то напряженный. Проснулся Максимов от стука в дверь номера.
- Вы завтракать будете? - Спросил буфетчик.
- Конечно! - Спохватился Петр. - А сколько время?
- Без пятнадцати десять, опоздали уже.
- Бегу, бегу!
Петр быстро умылся, оделся и спустился вниз. Его столик оказался накрыт только на одного.
- Ирина Николаевна позавтракала уже? - Спросил Максимов у буфетчика.
- Она как встала так и уехала.
- Уехала? - Удивился Петр и пожал плечами. - Вчера мне ничего не сказала. У ней путевка закончилась?
- В графике столовой еще четыре дня, - буфетчик заглянул в свою тетрадь.
- На чем она уехала?
- Я не видел, но нашего автобуса не было. Он только завтра новых отдыхающих привезет.
- Мог бы сам ее увезти, - пробормотал Максимов, - странно, - и даже расстроился по этому поводу. Как бы ни было, Ирина заняла свое место в его душе. Все же постарался успокоиться за завтраком, что удалось, и спокойно пошел к беседке, где провел с Ириной много времени. Максимов старался идти медленно, но ноги сами убыстряли ход. На что надеялся Петр?
В беседке конечно никого не было. Но на месте, где любила сидеть Ирина, лежал сложенный пополам листок, придавленный сверху ее зажигалкой, той самой, от которой они прикуривали вчера. "Вот тебе и штучка!" - подумал Максимов, взял зажигалку, она на самом деле была необыкновенной. С зажигалкой можно было разобраться потом, Петр развернул листок и пробежал глазами несколько строк. Испарина выступила у него на лбу. "Неужели я передавил?! - Была первая мысль. - Нельзя было так с ней."
1 глава, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 39
Начало повести ЗДЕСЬ
