Затевая интригу против Пушкина, графиня Софья Бобринская вовсе не помышляла о смерти поэта. Для «красных» офицеров-кавалергардов рассылка «Дипломов…» была очередной, как сегодня говорят, «прикольной» игрой светской молодёжи. Они так просто развлекались. Какую-то роль здесь могла сыграть и Идалия Полетика — поучаствовала. Хотя первоначально столицу полнили слухи, будто подмётные письма вышли из дома Хитрово-Фикельмона. Граф Бенкендорф наблюдал не столько за Пушкиным, сколько, по поручению Николая I, за фаворитом императрицы Трубецким и заодно за его приятелями «красными» кавалергардами, одним из которых был его агент красавчик Жорж Дантес.
Трубецкой демонстрировал перед Александрой Фёдоровной, какой он «крутой», ему всё нипочём и все кавалергарды «ручные». А императрица разыгрывала свою партию по отношению к Николаю I и Наталье Пушкиной: причём, не из ревности, а из желания немного по-женски «ущипнуть» мужа. Тут как нельзя кстати подвернулся её брат, принц Фридрих Карл Александр Прусский, заприметивший Пушкину. Ну как не порадеть родному человечку? Назначается приватный бал с «кадрилями» Натальи Николаевны и её искусителя брата Карла.
Чем обернулся заговор против Александра Сергеевича для его участников? Обоих Геккернов выпроводили из страны: старшему даже было отказано в прощальной аудиенции, а младшего А. И. Тургенев встретил «в санях с жандармом, за ним другой офицер, в санях. Он сидел бодро, в фуражке, разжалованный и высланный за границу…».
Немного истории: обе трагические истории (гибели Пушкина и Милорадовича, затронутой мной в самом начале книги), с которыми оказался связан Николай I, сегодня вызывают аналогичные вопросы: почему император, по сути, оставил без наказания Дантеса? Почему практически простил 29-летнего поручика Оболенского?
Возможно, на мой взгляд, причина была одной и той же: родовитый Оболенский сделал за императора грязную работу — убрал с дороги «сомнительно верного» Милорадовича (тот, пользуясь своим огромным авторитетом у гвардии, напрямую угрожал Николаю I). Зная российскую историю, было чего опасаться. Куда проще написать брату Константину: «Бедный Милорадович скончался! … Я буду оплакивать его всю свою жизнь».
Оболенский был осуждён по I разряду с лишением княжеского титула и сначала приговорён к вечным каторжным работам; 21 июля 1826 года отправлен закованным в Сибирь. Но ещё до прибытия его в Иркутск срок каторги был сокращён до 20 лет. 8 ноября 1832 года срок каторги был сокращён до 15 лет, а 14 декабря 1835 года — до 13 лет.
Наказанием Дантесу станет высылка из страны. Мотив тот же — умный Пушкин, но ведь какой-то ненадёжный. Его, как дитя малое, по головке гладишь, называешь умнейшим человеком в России. А он что в ответ? Неужели не ясно: в обществе, насквозь пронизанном субординацией и чинопочитанием, не надо высовываться. Был ты титулярным советником, состоял при Высочайшем Дворе в звании камер-юнкера, вот оно твоё место. Сколько раз можно повторять: «Мне не нужно учёных голов, мне нужно верноподданных!» Куда проще произнести с пафосом: «Он погиб; Арендт пишет, что он проживёт ещё лишь несколько часов, и удивляется, что он борется так долго. … Я теряю в нём самого замечательного человека в России».
Оба, и военачальник, и поэт, из числа тех, с кем сложно жить. Кому это понравится? А если, не приведи Господь, сойдутся и найдут общий язык. Кстати, как мы знаем, подобный шаг однажды случился. Напомню: в 1820 году Милорадович был одним из тех, кто спас Александра Пушкина от фатальных последствий написания «противоправительственных стихов». Тогда для поэта царская гроза завершилась всего лишь отправкой на Юг.
Александр Трубецкой лишился карьеры и состояния, за ним негласно следило ведомство Бенкендорфа.
Наказанием Полетики стала отправка её мужа из-за дуэльного скандала служить в Одессу. Это добавило ей лютой ненависти к Пушкину, которую она не утолила до самой своей смерти. Добавило, так как «вина» Пушкина изначально была уже в том, что из-за него из России выслан её любовник Дантес.
Императрица, со своими «наикраснейшими» приближенными вышедшая за рамки дозволенного, была ограничена в возможностях встречаться, с кем захочет.
Супругу графа Франца Нессельроде меж собой объявили «козлом отпущения».
Бенкендорфу поставили на вид за то, что недоглядел и вовремя не доложил.
Секундант Дантеса д`Аршиак уехал из России сразу после дуэли, не дожидаясь вызова следователя.
Секундант Пушкина по закону, карающему дуэлянтов, приговорён к повешению, однако 19 мая, по завершении срока «оштрафования его в Петропавловской крепости на гаупвахте», Данзас освобождён и после того «обращён по-прежнему на службу»; дослужился до генерал-майора.
Про графиню Софью Бобринскую, затеявшую великосветскую склоку, за всем шумом в связи со смертью поэта, забыли: опять же сыграли свою роль родство графини с Николаем I (напомню, её муж, граф А. А. Бобринский, был двоюродным братом Александра I и Николая I) и её дружба с императрицей. Кстати, Александра Фёдоровна на правах близкой подруги, посвящённой в интимную жизнь графини Бобринской, могла бы ответить на вопрос, почему именно та оказалась в центре интриги против Пушкина. Кажется, лишь императрица знала, что у графини для козни имелся личный мотив. Её интрига была направлена не столько против Пушкина, сколько против Пушкиной. Дело в том, что, когда Дантес по заданию Бенкендорфа «увлёкся» Натальей Пушкиной (чтобы своим демонстративным ухаживанием перебить слухи о внимании, которое уделяет Николай I Наталье Николаевне), кавалергард вынужден был безжалостно бросить свою тайную любовницу, которая была на 15 лет старше младшего Геккерна. Так что Натали воспринималась Бобринской, как разлучница.
Насколько оправданна версия Татьяны Щербаковой — рассуждать не стану. Скажу одно: её сложная конфигурация и множественность действующих лиц располагают сделать несколько выводов. В гибели Пушкина не был повинен один конкретный человек. Дантеса нельзя назвать исполнителем, а Геккерна-старшего — заказчиком.
Происшедшее не представляло собой никакой тайны. Хотя после гибели Пушкина Вяземский и записал, что смерть поэта — великая тайна. Похоже, это была обычная жизненная ситуация, в которой, на первый взгляд, сложное по сути своей довольно просто, а то, что видится простым, оказывается запутанным и каверзным.
Ясное дело, ни против Николая I, чья супруга сводничала своему брату, ни против принца Фридриха Карла, положившего глаз на Натали, ни даже против старшего Геккерна (Пушкин почему-то убеждён, что именно он сфабриковал — это пушкинское слово «fabriquée» — «Диплом…») что-либо предпринять у Пушкина нет возможности. Все трое по официальному своему положению драться не могли. Поэтому в первый раз, 4 ноября, вызов послан «приёмному сыну» Геккерна как «ухажёру» Натали, а второй раз, 16 ноября, отправлено письмо крайне оскорбительного для дипломата содержания в расчёте на то, что последует ответ от Дантеса, наверняка соучастника фабрикации «Диплома…».
Уважаемые читатели, голосуйте и подписывайтесь на мой канал, чтобы не рвать логику повествования. Не противьтесь желанию поставить лайк. Буду признателен за комментарии.
И читайте мои предыдущие эссе о жизни Пушкина (1—159) — самые первые, с 1 по 28, собраны в подборке «Как наше сердце своенравно!», продолжение читайте во второй подборке «Проклятая штука счастье!»(эссе с 29 по 47)
Нажав на выделенные ниже названия, можно прочитать пропущенное:
Эссе 92. «…остаюсь вас многолюбящая няня ваша Арина Родивоновна»
Эссе 93. «Простая русская деревенская б а б а»
Эссе 94. Поварихой при Александре Сергеевиче в годы его заточения была няня