Невероятное дело, но вспоминающие о няне близкие друзья поэта пишут о ней так, словно Арина Родионовна стала им родным человеком. Срочный царский вызов Пушкина в Москву в октябре 1826 настолько встревожил няню, что Антон Дельвиг в письме спрашивал своего лицейского друга: «Душа моя, меня пугает положение твоей няни. Как она перенесла совсем неожиданную разлуку с тобой?». Князь Пётр Андреевич Вяземский пишет: «Родионовне мой поклон в пояс». А Иван Иванович Пущин, возвратившись из Михайловского, просит Пушкина в письме: «Кланяйся няне». «Свет Родионовна, забуду ли тебя?» — пишет навестивший Пушкина весной 1826 года поэт Николай Михайлович Языков. Его восторг няней Пушкина таков, что самому Александру Сергеевичу он пишет:
«Я без ума от вашей нянюшки! Какая у неё материнская забота о вас. Поражают её душевная красота, замечательная народная речь, пленительные рассказы про старину, про бывальщину!»
Впоследствии Николай Михайлович посвятит ей стихотворение «Как сладостно твоё святое хлебосольство…»
И коли уж заговорили о хлебосольстве, позволю затронуть тему, редко когда присутствующую в книгах о писателях. Что Пушкин был горазд выпить — ни для кого не тайна. В этом они сошлись с няней, она, грешница, тоже любила выпить*. Когда Александр Сергеевич не по своей воле на несколько лет задержался в Михайловском, няня, которой в то время 66 лет, по сути, разделила с поэтом его изгнание. Тогда-то Пушкин особенно сблизился с ней. Так что совсем не случайно родились строки:
«Выпьем с горя, где же кружка?
Сердцу будет веселей».
* С этим, вероятно, связан другой, не самый приятный, факт биографии няни. Причиной смерти в 1801 году её мужа, крестьянина Фёдора Матвеева, было пьянство. Возможно, от него появилась у Арины Родионовны скверная наклонность, или наоборот, даже думать об этом не хочется. Не исключено, что стала прикладываться «к кружке» как раз из-за мужниной смерти. Теперь это совсем не важно.
Однако я совсем об ином. Поварá, некогда обслуживающие родителей Пушкина, давно были увезены ими в Петербург. Так что поварихой при Александре Сергеевиче в годы его заточения была няня. И хотя, живя в деревне, Пушкин никогда не привередничал в еде (довольствовался простой домашней едой: супом, запечённым картофелем, кашей), блюда, какие она готовила барину, не раз в стихах воспевал поэт Николай Языков.
Доводилось читать, что любимым блюдом Пушкина, которое готовила ему няня, была калья с огурцом. Что, вы не знаете такое блюдо? Не спорю, сейчас не каждый повар вспомнит это название. Но вообще-то калья — некогда распространённый русский праздничный суп, очень густой, на основе огуречного рассола. Всего каких-то сто с небольшим лет назад калью готовили в каждом доме.
Рецепт старинный, упоминаемый ещё в XV веке, и довольно простой: мясо и овощи заливали рассолом и томили в печи, причём это мог быть не только огуречный рассол, но и капустный, или смесь кваса и рассола. Порой любители в калью добавляли лимон и солёные огурцы. Готовили калью и в дни поста, заменяя мясо рыбой. Во времена СССР калью постигла судьба салата оливье — её рецепт упростили: в суп добавили перловку и назвали… рассольником.
Только и всего. А вы уверяли, что не знаете такое блюдо. Думаю, что объяснять, почему именно калья была любимым блюдом Пушкина, не надо? В народе калью называли «опохмелкой», так как это блюдо с кислым вкусом хорошо помогало справиться с похмельем.
Для желающих сравнить рецепты нынешнего рассольника и традиционной кальи, которую няня готовила Пушкину, приведу подзабытую «инструкцию по применению»: калья готовилась из куриного филе, копчёной грудинки, острой колбасы, которые резали небольшими кусочками. Также брались овощи: сельдерей, шпинат, лук и морковь — они шинковались и тушились на сковородке с растительным маслом. Ещё брались зубчики чеснока — их мелко рубили. Все ингредиенты клали в готовый куриный бульон, добавляли крепкий огуречный рассол и подавали блюдо к столу с гренками из белого хлеба.
Среди разноголосых суждений современников о Пушкине мнений о его гастрономических пристрастиях столь много, что можно подумать будто речь идёт о великом рестораторе, гурмане, признанном знатоке кулинарных премудростей и тонкостей кухни. Князь Вяземский вспоминал:
«Пушкин вовсе не был лакомка. Он даже, думаю, не ценил и нехорошо постигал тайн поваренного искусства; но на иные вещи был он ужасный прожора. Помню, как в дороге съел он почти одним духом двадцать персиков, купленных в Торжке. Мочёным яблокам также доставалось от него нередко».
А. О. Смирнова-Россет, жившая в Царском Селе по соседству с молодыми супругами Пушкиными, позже в своей «Автобиографии» рассказывала:
«Хотя летом у нас бывал придворный обед, довольно хороший, я всё же любила обедать у Пушкиных. У них подавали зелёный суп с крутыми яйцами, рубленые большие котлеты со шпинатом или щавелём и на десерт — варенье из белого крыжовника.
У Пушкиных часто бывали крупичатые розовые блины, то есть блины со свёклой. Пушкин съедал их до 30-ти штук, после каждого блина выпивал глоток воды и не испытывал ни малейшей тяжести в желудке.
Летом в кабинете Пушкина всегда на столике был графин с водой, лёд и банка с крыжовниковым вареньем, его любимым. Он привык в Кишинёве к сладостям».
Справедливости ради надо сказать, что бывшее у Пушкина в особом почёте белое крыжовниковое варенье готовила всё та же милейшая няня. В книге «У Лукоморья» хранителя Музея-заповедника «Михайловское» С. С. Гейченко приводится затейливый рецепт этого десерта от Арины Родионовны:
«Очищенный от семечек, сполосканный, зелёный, неспелый крыжовник сложить в муравленный горшок, перекладывая рядами вишневыми листьями и немного щавелём и шпинатом. Залить водкою, закрыть крышкою, обмазать оную тестом, вставить на несколько часов в печь, столь жаркую, как она бывает после вынутия их неё хлеба.
На другой день вынуть крыжовник, всыпать в холодную воду со льдом, через час перемешать воду и один раз с ней вскипятить, потом второй раз, потом третий, потом опять положить ягоды в холодную воду со льдом, которую перемешивать несколько раз, каждый раз держа в ней ягоды по четверти часа, потом откинуть ягоды на решето, потом разложить ягоды на скатерть льняную, а когда обсохнет, свесить на безмене, на каждый фунт ягод взять два фунта сахара и один стакан воды.
Сварить сироп из трёх четвертей сахара, прокипятить, снять пену и в сей горячий сироп всыпать ягоды, поставить кипятиться, а как станет кипеть, осыпать остальным сахаром и разов три вскипятить ключом, а потом держать на лёгком огне, пробуя на вкус. После всего сложить варенье в банки, завернуть их вощёной бумагой, а сверху пузырём и обвязать».
Про нянино варенье и впрямь упоминали многие. А ещё вспоминали про любовь Пушкина к греческому молоку (так в русской кухне прозывался «варенец»), печёному картофелю, ботвинье с осетриной, квашеной капусте и ещё тем блюдам, которые вошли в меню «онегинских» пиров: «roast-beef окровавлённый», «трюфли» и «Страсбурга пирог нетленный».
Ещё будучи в Михайловском, Пушкин часто просил брата Льва прислать ему в усадьбу особенный лимбургский сыр с плесенью. Правда, это пристрастие любимца няня не разделяла. Настолько, что, когда Александр Сергеевич отбыл в Москву по вызову царя, она сразу же выбросила этот сыр, от которого «уж очень скверно пахло».
Известно, что после свадьбы Пушкин завёл дома собственного повара. Можно предположить, что меню при этом наверняка изменилось. И безусловно Натали к кухне отношения не имела. Разве что могла обсуждать с поваром меню. Что тот шинковал, варил, тушил и запекал, мы не знаем. Зато, судя по тому, что выходило из-под пера поэта, тема предпочтений в еде оставалась для него совсем не безразличной. Александр Сергеевич любил и простую еду, привычную родной национальной культуре и ценил радости хорошего стола из блюд «заморских». Поэтому мог позволить себе в письме 1826-го года другу К. Соболевскому дать колоритные путевые рекомендации:
У Гальяни иль Кольони
Закажи себе в Твери
С пармезаном макарони,
Да яичницу свари.
На досуге отобедай
У Пожарского в Торжке,
Жареных котлет отведай (именно котлет)
И отправься налегке.
Как до Яжельбиц дотащит
Колымагу мужичок,
То-то друг мой растаращит
Сладострастный свой глазок!
Поднесут тебе форели!
Тотчас их варить вели.
Как увидишь: посинели,
Влей в уху стакан Шабли.
Чтоб уха была по сердцу,
Можно будет в кипяток
Положить немного перцу,
Луку маленький кусок...
Яжельбицы — первая станция после Валдая.
— В Валдае спроси, есть ли свежие сельди? если же нет,
У податливых крестьянок
(Чем и славится Валдай)
К чаю накупи баранок
И скорее поезжай.
И не видел греха в описании посещения Онегиным ресторана. Хотя и тогда, да и сейчас далеко не каждому читателю романа доступен «французской кухни лучший цвет», сыр лимбургский живой и ананас золотой.
Уважаемые читатели, голосуйте и подписывайтесь на мой канал, чтобы не рвать логику повествования. Буду признателен за комментарии.
И читайте мои предыдущие эссе о жизни Пушкина (1—93) — самые первые, с 1 по 28, собраны в подборке «Как наше сердце своенравно!»
Нажав на выделенные ниже названия, можно прочитать пропущенное:
Эссе 75. Фёдор Тютчев: «…не царь, а лицедей»
Эссе 76. Принято было очевидное отрицать
Эссе 84. Мог ли Николай I называть Пушкина «великим поэтом»?
