Одним из самых острых вопросов у ранних христиан был вопрос службы в армии. Вернее, должен был бы быть, но не был. Большинство христиан не видело ничего зазорного в армейской службе, несмотря на то, что она была связана с убийством. Ее считали вполне приемлемой и совместимой с духом Нового Завета.
Обычно этот вопрос вообще не поднимался: он решался по умолчанию, как нечто само собой понятное и разумеющееся, словно ратное дело было таким же законным и почтенным ремеслом, как и всякое другое. Если о нем все-таки заговаривали, то заявленный в Евангелии нравственный императив, призывающий удаляться от всякого зла («не противьтесь злу силою»), дополнялся соображениями здравого смысла, согласно которым необходимо выбирать наименьшее из зол, применяя при случае и насилие, если воздержание от последнего само по себе является злом.
Со второй половины II в. н. э. до нас доходят сведения о службе в римской армии воинов-христиан. Уже при Марке Аврелии в военных действиях на Дунае участвовал состоявший, в основном, из христиан Мелитинский легион, солдаты которого, якобы, вызвали однажды своими молитвами молнию и дождь, за что легион удостоился наименования "Молниеносный".
Свидетельства присутствия христиан в римской армии в III в. уже весьма многочисленны, и сам непримиримый Тертуллиан признает, что его единоверцы наполняют военные лагеря. Таким образом, крайняя точка зрения, не позволявшая христианам служить в войске, не была в их среде общепринятой. Что же касается мотивов собственно пацифистских, т. е. осуждения кровопролития, то таковые породили в первые века христианства своеобразную оппортунистическую концепцию, позволяющую христианам служить в армии, но не участвовать в боях.
Во II веке св. Иустин Философ в Диалоге с Трифоном Иудеем, свидетельствует о христианах Рима как о последовательных пацифистах:
"Каждый из нас прежде был одержим войною, убийством и нечестием всякого рода, но мы переменили воинские орудия на земле: мечи на орала, копья на земледельческие орудия — теперь мы возделываем благочестие, праведность, человеколюбие, веру, надежду".
В "Апостольском предании", древнейшем христианском тексте, составленном не позже III века, встречаем резкое неприятие самой даже мысли о воинском служении для христианина: "Оглашаемый или христианин, желающие стать воинами, да будут отвержены, потому что они презрели Бога". То же находим в канонах Ипполита Римского, где он запрещает солдатам-христианам убивать под страхом отлучения от Церкви, даже если они получат приказ от командира. А 13 канон Ипполита Римского вообще запрещает под анафемой поступать на воинскую службу христианам. Тем же, кто обратился, будучи уже солдатом, не только запрещено проливать кровь, но и участвовать в религиозных ритуалах своего легиона: "Кто принял власть отдавать приказы убивать, и даже простой солдат, не должны этого делать ни при каких обстоятельствах, даже если они получат приказ. Они не должны браниться. Если они получат в качестве награды венец, они не должны возлагать его себе на голову".
Однако 14 канон Ипполита свидетельствует о наличии христиан в римской армии и предусматривает для них епитимии: "Не должно быть христианину в армии, за исключением случая, когда его принуждают взять меч в руки. В таком случае пусть он не берет на себя греха пролития крови. Но если кровь прольется, пусть он будет отстранен от таинств, чтоб хотя бы через наказание, слезы и стенания очиститься".
Таким образом, солдаты проливающие кровь, лишались причастия, хотя и получали надежду на прощение через епитимью, срок которой не уточняется.
Каноны Ипполита свидетельствуют о новой реальности, с которой столкнулась Церковь. Христианство проложило себе дорогу в римскую армию и легионеры, центурионы, легаты, всадники и трибуны стали частью церковной жизни. Именно поэтому в «Апостольских постановлениях», древнейшем каноническом сборнике, который приписывается традиции Климента папы римского, делаются попытки регулировать поведение христианского воина.
Да и ещё, в канонах Ипполита значится, что "солдата, находящегося на государственной службе, следует учить не убивать людей и отказываться делать это, если ему приказано".
Считалось, что солдат-христианин вправе выполнять лишь полицейские функции, в согласии с цитированным выше рассуждением апостола Павла: "Начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч..." (Рим. 13, 4). В дальнейшем, когда император Константин станет покровительствовать христианству, церковный собор 314 г. в Арле вынесет решение: "...лишать общения (т. е. исключать из христианских общин – О. Б.) тех, кто демонстративно уходит из войска (дословно "бросает оружие") в мирное время" . Некоторые христиане-воины ревностно соблюдали на практике этот принцип.
Мартин из Тура (будущий епископ этого города), став христианином, прослужил в армии еще два года, но когда его легион был отправлен на войну, отказался участвовать в битве, ссылаясь на то, что он христианин (336 г.). Будучи обвинен командиром в трусости, он заявил, что готов встать лицом к лицу с варварским войском, но не с оружием, а с крестом в руках.
В 312 г. в битве на Мильвийском мосту воины Христа впервые сражались с врагами императора под собственными, христианскими, знаменами.
Изменение положения Церкви в империи при Константине привело христианских богословов к официальному признанию того факта, что император, восстановив "римский мир", сделал возможной проповедь Евангелия среди всех народов империи. На этой основе сложился политический союз христианской церкви и римского государства. Ситуация требовала, в частности, изменения отношения христианства как учения к войне и к миру, тем более, что тысячи христиан ревностно служили в войске императора.
Амвросий Медиоланский первым среди отцов церкви занялся обоснованием доктрины "справедливой войны". Непримиримый борец против язычников, решительный и волевой церковный организатор, миланский епископ Амвросий до начала карьеры священнослужителя был видным военным и никогда не разделял пацифистских взглядов. В трактате "О христианской вере" Амвросий пишет: "Как может Римское государство спастись от нападения?... Не знаки и орлы должны вести армию в бой, но Твое имя и вера, о Иисус". В другом своем труде "Об обязанностях духовенства" Амвросий приводит многочисленные примеры из Ветхого Завета, когда древние иудеи были вынуждены вести "справедливые" войны. Оправдание войны божественным промыслом заходит у Амвросия так далеко, что он, по сути, приближается к идее "священной войны". Возможно, что таковая не получила окончательного оформления в его мировоззрении лишь потому, что не имела еще конкретно-исторической актуальности.
Отметим, впрочем, присутствие в концепции Амвросия реминисценций идеи Оригена о двух типах служения. Амвросий также считает, что служение Богу смирением и молитвами выше в нравственном отношении, чем служба воина. Однако это высшее поприще предназначено не просто для христиан, но для духовенства, которому не пристало участие в земных битвах. В дальнейшей истории христианства это мнение стало господствующим, хотя и не универсальным: известно, что сторонники "священной войны" прямо требовали участия духовных лиц в крестовых походах, и ответом на это требование явилось возникновение духовно-рыцарских орденов.
Наиболее полное выражение христианская теория "справедливой войны" нашла в трудах самого крупного западного теолога периода патристики Августина Блаженного. Основа представлений Августина о войне и мире – идея непреходящей греховности человеческой натуры.
Мир – это идеал, недостижимый в земном, человеческом царстве, и греховность людей будет всегда вызывать раздоры и столкновения. Именно поэтому необходимо государство как инструмент исправления последствий человеческой испорченности. Государство обеспечивает порядок, в том числе и насильственными мерами, и долг граждан – исполнять распоряжения законных властей. Христианин должен, в частности, воевать под знаменами своего императора. В принципе, участие христианина в войне законно при выполнении ряда условий: во-первых, война должна преследовать справедливые цели - цели установления правосудия и пресечения беззакония. Во-вторых, воюющие должны исходить из христианских мотивов любви к ближнему. Даже врагов своих обязаны они любить и стремиться к их исправлению и спасению их душ. Считая христианскую любовь понятием чисто духовным, Августин не находил противоречия между идеалом любви к ближнему и необходимостью телесно умертвить его в бою. В-третьих, война должна вестись под руководством законных властителей. Никто не имеет права обнажать меч по собственной воле без предписания государственной власти. В-четвертых, методы ведения войны должны быть милосердны. Воины не должны заниматься грабежами и поджогами, устраивать резню. Наконец, в-пятых, в войне не должны участвовать духовные лица.
Отметим, что принципы, провозглашенные Августином, должны, в его представлении, руководить деятельностью как своего государства, так и отдельных граждан при ведении войны, но они вовсе не означают, что, исходя из них, любой христианин имеет право решать, идти ли ему на войну. Повиновение законной власти однозначно трактуется как долг гражданина. Тем не менее, необходимо признать, что Августин Блаженный не только сформулировал теорию "справедливой войны", которой суждена была долгая жизнь, но и стал создателем первого в истории человечества Кодекса ведения боевых действий, включавшего и этические требования к отдельному солдату.
Концепция Августина завершила разработку теории войны и мира в эпоху ранней патристики. Вполне очевидные социальные и политичесие причины привели к тому, что она легла в основу взаимоотношений церкви и государства по вопросу о войне и мире во всех странах христианского Запада. Этому результату способствовал и колоссальный богословский авторитет Блаженного. Пацифистские тенденции раннего христианства были неприемлемы для официальной идеологии, и если и не были осуждены открыто, то оказались на периферии общественного сознания. В то же время они были подхвачены идейными оппонентами официального христианства и определили собой отношение к войне целого ряда еретических движений.
Значение периода апологетики и ранней патристики для истории христианского пацифизма очень велико. Это – время его возникновения, его первичного теоретического обоснования. В этом смысле можно утверждать, что все последующие христианские пацифистские доктрины берут начало в идеологии изучаемого периода. Нельзя не указать, однако, на некоторые специфические особенности раннехристианского пацифизма. Ему, во многих случаях, была свойственна ориентация на несобственно пацифистские, исторически преходящие мотивы неприятия войны; он исходил из допускаемости двойной морали: для христиан и для язычников; наконец, в большинстве случаев, он сочетался с легитимизмом и признанием благодетельности Pax Romana. Эти свойства пацифизма ранних христиан несли в себе ферменты его будущего поражения перед лицом концепции "справедливой войны", что и произошло после превращения христианства в господствующую религию Римского государства.
По ТЕМЕ:
по материалам:
О.Р. Бородин. "ВИЗАНТИЙСКИЕ ОЧЕРКИ", Москва, "Индрик", 1996 Источник: "Credo.Ru "
"Отлучить или прославить? Отношение к воинской службе в ранней церкви. Между миссионерским милитаризмом и раннехристианским пацифизмом" Петровский Игорь Павлович
Прот. Максим Козлов "Церковь и государство (Историческая ретроспектива и современная ситуация)" Источник: Богослов. ру
иллюстрации к тексту из открытых источников интернета
