Вернув малыша в колыбель, Селимие присела на диван и попросила подать воды.
“Всё будет хорошо. Султан Селим управляет страной, ежедневно ведёт деловые заседания, выезжает на важные объекты. Вот я глупая, подумала о нём, как о совсем немощном. Пошли, Всевышний, султану Селиму долгих лет жизни!” – истово помолилась вслух Селимие и успокоилась.
Однако человек предполагает, а судьба располагает. И распорядилась Она так, что султану Селиму не суждено было дожить до глубокой старости. Погиб он в расцвете лет, ибо пятьдесят лет для мужчины это не закат.
В один из дней направился он с инспекцией по строящимся сооружениям, коих было немало, потому что султан вёл активное строительство в столице.
Заехав в только что возведённый хамам, он сам решил проверить систему воздухообдува. Она оказалась неисправной, и струя пара резко и неожиданно вырвалась, испугав султана. Он отшатнулся, поскользнулся и, не удержавшись на ногах, упал, со всего размаху ударившись головой о каменный пол.
Получив сильную травму головы и тяжёлое сотрясение мозга, султан Селим был доставлен в свои покои и, не приходя в сознание, умер.
О его кончине не знал никто. Позаботилась об этом Нурбану-султан, ожидая приезда из санджака сына Мурада, чтобы объявить его новым падишахом.
Селимие несколько раз порывалась навестить султана, но ей было отказано в виду якобы плохого самочувствия повелителя и необходимого ему в таком состоянии покоя.
Когда Селимие в очередной раз отправили от дверей султанских покоев, в её голове вспыхнула страшная догадка, что повелитель уже мёртв, а скрывают это потому, что ждут приезда шехзаде Мурада. А каким по традиции будет первый Указ нового султана, она знала: всех сыновей покойного султана казнить, дочерей и наложниц отправить в Старый дворец.
Когда слёзы по почившему султану, оплаканному Селимие у себя в комнате, высохли, она принялась лихорадочно обдумывать, что делать, всё ещё надеясь, что выход найдётся.
Однако ничего толкового в голову не приходило, спасти могло только бегство. Но как его осуществить, если дворец всегда надёжно охранялся, а теперь и подавно.
Судорожно прижимая руки к груди, она ходила из угла в угол по покоям и корила себя последними словами за проявленную беспечность. Почему раньше не подумала о спасении сына? Почему не подготовилась и не просчитала все варианты? Почему спохватилась так поздно?
От всех этих отчаянных “почему” в висках застучали сотни молоточков, а в груди задрожало испуганное сердце.
Однако не время было ругать себя, да и какой теперь был в этом прок. В последней надежде она подчинилась звучащему в сознании голосу и побежала к Михримах-султан.
Госпожа встретила её приветливо, со скорбным взглядом, сложив руки под грудью.
- Селимие, верно, ты хочешь просить позволения посетить султана Селима? Нельзя, милая. Лекари запретили. Я не в силах тебе помочь, - твёрдо сказала она.
- Михримах-султан, не пытайтесь обмануть меня, я знаю, что султан Селим предстал перед Аллахом, - ответила Селимие.
Госпожа, не дрогнув ни одним мускулом на лице, лишь слегка приподняла бровь и спросила:
- Что же ты хочешь?
- Спасти своего сына, - выпалила Селимие, глядя прямо в глаза султанше.
Михримах выпрямилась. Всего минуту назад она выглядела добродушной и любезной, а теперь лицо её застыло, словно неживая холодная маска. – Селимие, ты знаешь, что я не вольна решать такие вопросы. Есть закон. Вот уже более сотни лет он безоговорочно исполняется. Нарушение его может привести к страшным необратимым последствиям для государства…
- Помогите мне бежать с моим сыном, - не слушая и перебивая госпожу, взмолилась Селимие.
- Селимие, это невозможно. Вас всё равно найдут и казнят, - проговорила Михримах, и в её словах прозвучало участие.
- Госпожа, умоляю Вас…- продолжала просить женщина.
- Селимие, давай, закончим этот бесполезный разговор. Я не знаю, чем помочь тебе. На всё воля Аллаха! Молись! – холодно ответила Михримах и указала жестом на дверь.
Селимие поняла, что продолжать не имеет смысла, и покорно покинула покои султанши.
Всю ночь она размышляла, не пойти ли к Нурбану-султан, авось она сжалится и отпустит её с сыном на родину, в черкессию, а, может, Михримах-султан всё же одумается и спасёт племянника.
Ох, Селимие... Бедная женщина не знала, что в эту ночь в Топкапы прибыл Мурад, и его сразу объявили новым султаном.
…Рано утром двери её покоев отворились, в комнату спешно вошли евнухи, молча забрали Абдуллу и куда-то унесли. Она даже опомниться не успела. Лишь, когда дверь за ними закрылась, она подскочила с кровати и бросилась с криками следом. Но было поздно.
Позже она узнала, что её мальчика поместили в комнате с другими сыновьями Селима, рождёнными от разных наложниц.
А потом в эту комнату пришли дильсизы с шёлковыми шнурами (немые палачи)…
Дворец наполнился криками и воем безутешных матерей.
…Селимие всю следующую ночь пролежала в своих покоях в забытьи. Не моргая, распахнутыми глазами она бессмысленно таращилась в потолок, ощущая дикий холод и бесконечное отчаяние, нещадно и больно разрывавшее её измученное сердце в клочья.
На мгновение ей показалось, что она слышит детский плач. И ей захотелось спрятаться под одеяло, закрыть уши подушкой и…умереть.
Пролежав так до утра, она встала с первыми лучами солнца, которое впервые её не радовало, а раздражало своими весёлыми яркими бликами.
Вытерев тыльной стороной ладони абсолютно сухие глаза, она, пошатываясь, вышла в коридор и решительным шагом направилась в покои Михримах-султан.
“Прочь с дороги!” – хриплым голосом приказала она служанкам, пытавшимся заслонить перед ней дверь в комнату госпожи. Резко рванув её на себя, она вошла в покои султанши.
Михримах была уже на ногах. Увидев ворвавшуюся к ней фаворитку почившего султана, непричёсанную, с белым, словно саван лицом, со сжатыми губами и горящими сухими глазами, она почувствовала к ней сострадание.
- Селимие, мне очень жаль. Я понимаю, как тебе тяжело…- начала говорить она, но страдающая мать перебила её.
- Понимаете? Не-е-т, Вы не понимаете. Вы поймёте тогда, когда испытаете эту боль сама, когда потеряете своего единственного сына, вот тогда Вы меня поймёте. Я желаю Вам, чтобы Вы поскорее меня поняли, хотя, можете и не понять, ведь Осман Вам не родной сын... - не выражая ни отчаяния, ни скорби, говорила Селимие.
Михримах метнула ошалелый взгляд на Селимие и прошептала:
- Что-о-о?...Пошла вон!
- Вы поймёте… Вы скоро поймёте, - твердила Селимие запёкшимися губами.
- Стража! – выкрикнула Михримах, и тут же на пороге появилась охрана. – Увести её отсюда, отправить в Старый дворец! Нет, постойте, подальше, отправьте её в Трабзон!
Охранники схватили Селимие и потащили в коридор, откуда ещё долго не смолкал её душераздирающий крик:
- Михримах-султан, будьте Вы прокляты! Вы могли, могли, но не захотели…Вы поймёте…скоро поймёте.
Потом крики стихли.
Михримах опустилась на диван, теребя дрожащими руками подол своего платья. На мгновение вдруг перед ней всплыло милое невинное личико Абдуллы, и она впервые ясно осознала, что этот мальчик не один из шехзаде, конкурентов на престол, а маленький ребёнок, человек, любимый сын её дорогого брата, так похожий на него, внук её родителей, её кровь.
Ей стало так невыносимо тяжело, лицо исказила гримаса боли, тотчас возник кашель, перекрывший дыхание, и султанша потеряла сознание.
А в карете, направлявшейся в Трабзон, вздрагивало и каталось по сиденью бесчувственное тело Селимие.
В спешке к ней не посадили служанку, поэтому девушке некому было помочь.
Она сама пришла в себя, лишь сильно ударившись головой о ручку дверцы. Но что была физическая боль в сравнении с душевной, которая длилась бесконечно и не хотела отступать.
Она не помнила, сколько времени ехала, и открыла глаза, лишь услыхав мужской голос:
- Госпожа, пожалуйста, выходите. Вы в Трабзоне.
Она стала оглядываться по карете в поисках сына, чтобы взять его на руки, в ту же секунду всё вспомнила и застонала, заливаясь слезами.
- Абдулла, мой сынок, где ты? Пусть будут прокляты твои убийцы! – повторяла она, содрогаясь в рыданиях, - Абдулла, мой маленький бедный сынок! Мальчик мой!
Служанки помогли ей выйти из экипажа и под руки повели во дворец.
Дворец в Трабзоне, как успела заметить Селимие, не был таким могучим и впечатляющим, как Топкапы. Две монументальных колонны у парадного крыльца да утопающая в зелени тропа к нему, - вот и всё, что она успела разглядеть. Больше она ничего не увидела, потому что сильно болела ушибленная голова, до тошноты. “Неужели сотрясение?” – подумала Селимие, жмурясь от боли.
Её отвели в комнату, расположенную в верхней половине сераля, и оставили одну. Покои были небольшие, без балкона, и безукоризненно чистые.
“Возможно, сюда когда-то заходила Гюльбахар-хатун”, - ни с того, ни с сего подумалось Селимие. Когда-то султан Селим рассказывал ей, что его грозный дед Селим Явуз был назначен санджак-беем Трабзона и 22 года успешно управлял городом. Здесь похоронена его мать Гюльбахар-хатун, любимая бабушка родившегося в этих стенах султана Сулеймана.
Мысли Селимие прервал стук в дверь. На пороге появилась довольно взрослая служанка и со смиренным видом сообщила, что еду принесут позже, а завтра к обеду придёт лекарша для осмотра.
- Это ещё зачем? – спросила Селимие.
- Так положено, госпожа. Всех, вновь прибывших, осматривает лекарша, - ответила женщина и, поклонившись, удалилась.
Оглядевшись, Селимие подошла к окну, выглянула, и взгляд её наткнулся на высокую серую стену из камня.
“И здесь, в этом склепе, мне суждено прожить остаток моих дней. А мне ведь всего двадцать…” – с безразличием подумала девушка и прямо в одежде легла на кровать.
Задремав, она увидела во сне бескрайние просторы своей родной Черкессии, высокие снежные вершины, пасущийся на лугу табун грациозных лошадей…
- Войди! – зло крикнула она, услышав непрекращающийся стук в дверь, прервавший наполненный приятными видениями сон.
- Госпожа, ужин готов, - сказала уже знакомая ей служанка и поставила на маленький низкий стол поднос с едой.
Селимие даже не успела взглянуть на блюда, как её тут же затошнило от их запаха.
- Убери это, я не голодна. Обработай мне рану на лбу, не видишь разве, что из неё кровь сочится? – раздражённо велела она служанке. – Скажи лекарше, пусть принесёт настой, видно, у меня сотрясение.
- Слушаюсь, госпожа, - ответила женщина, - я лучше лекаршу сейчас позову, она Вам и рану обработает, и отвар принесёт.
- Ладно, иди, - бросила ей Селимие и вновь улеглась на кровать.
Через полчаса к ней в покои пришла врачевательница, молча промыла рану на голове, перевязала, дала выпить целебный отвар и ушла.
“О, Аллах, уж не немые ли здесь служат? Такая тишина вокруг,” – подумала Селимие и смежила веки. Головная боль прошла, а с нею и тошнота, девушке стало легче, и она уснула.
