Вера протянула брату горсть вишен:
- Спелые-спелые, Володюшка! Это я для тебя набрала, – самых лучших!
А сквозь ласку и радость в Верочкиных глазах – удивлённая грусть… Будто небушко затуманилось. Знал Владимир, откуда печаль эта тёмной тучей набежала в сестрицыны глаза… Не знал только, где слова взять, чтоб рассказать Верочке про Андрея.
А Верочка улыбнулась:
- Значит, невеста… Я так хочу, Володенька, чтоб ты счастливым был, – самым счастливым! Но уж очень она… Ольга Фёдоровна, заносчива. Она вот приехала к нам… Маманюшка к ней – с ласкою, а она… Словно она и здесь – классная дама, а не твоя невеста. Легко ли тебе будет с нею?
Владимир обнял сестру:
- Хорошая моя, Спаси Христос, – за твоё беспокойство. Я надеюсь, я знаю: когда вы с Ольгой лучше узнаете друг друга, – непременно подружитесь. А что на ласку маманюшкину не откликнулась, – оттого это, что она без матери выросла, в сиротском приюте.
- Подружимся… Если я увижу, что она любит тебя.
А небушко затуманенное вот-вот светлыми каплями прольётся… Верочка прерывисто вздохнула, – будто недавно плакала:
- Говорил… Обещал, что через две недели приедет… а уж третья на исходе…
И как сказать ей, что… ждать не надо… Как рассказать про обрушение кровли, про то, как молча курили хмурые мужики из спасательной артели, когда через сутки поднялись из шахты…(кровля в шахте – это горные породы, расположенные над угольным пластом, – примечание автора). Потом Иван Большаков потушил самокрутку, поднялся:
- Искать всё одно надо. И будем искать, – живого ли…
Все эти дни практикант Владимир Колядин в совсем мальчишеском самолюбии недовольно сводил брови: Мещеряков так бережно о нём заботился, – будто и незаметно, ненавязчиво, но Владимиру всё равно хотелось напомнить, что в шахте он уже не впервые. И ещё случались у них разговоры, чаще – на ходу, между делом, но так теплело на душе у Владимира от простых слов инженера Мещерякова! То, бывало, когда среди смены шахтёры садились на глыбы угля – перекусить, Андрей Михайлович негромко говорил Владимиру:
- Горбушку хлебца бы сейчас, что Глашенька… Глафира Ефимовна испекла. Сольцою посыпать… Да, Владимир Степанович?
Или вспоминал что-то такое из Верочкиного детства, о чём Владимир уж смутно помнил… Как-то отец и Андрей Михайлович крышу над сеновалом перекрывали. Молоток сорвался с рукоятки, да прямо в бровь угодил Мещерякову. Андрей Михайлович спустился на землю, – к колодцу пойти, промыть глаз. Верочка смотрела на него внимательно и серьёзно, ничуть не испугалась крови. Андрей Михайлович рукавом вытер лицо, улыбнулся, присел перед Верочкой на корточки:
-Выходит, Вера Степановна, раненый я теперь.
Верочка отбросила светлую прядь волос, пальчиками коснулась глубоко рассеченной брови Мещерякова:
-Давай, я полечу тебя.
- Да мне уж и так легче стало, хорошая моя, – вот лишь ты притронулась ладошечкой своею к ране, ровно боль сняла.
Верочка тут же отыскала листья подорожника:
- Приложить надо к ране, – маманюшка так говорит.
Мещеряков поднял Верочку на руки, улыбку спрятал:
- Ну, приложи.
Верочка приложила к его брови прохладный лист подорожника, придержала ладошкой. И так же серьёзно сказала:
- Теперь поцеловать надо, – чтоб не болело.
Маманюшка Глашенька так говорит, догадался Андрей Михайлович… И в каком-то затаённом счастье согласился:
-Поцелуй.
Так что удивительного-то… – вспомнил сейчас Владимир ту историю… Отец сокрушённо головой покачал:
-Ну, Андрюха… К завтрему синяк будет. И разнесёт так, что глаз не откроешь.
Утром синяк, конечно, был, – едва заметный, чуть выше рассеченной брови. Но глаз ничуть не распух, и рана будто меньшей стала. Андрей Михайлович подхватил на руки только что проснувшуюся Верочку, что в одной рубашечке, босиком, вышла на крыльцо, закружил её по двору. Верочка счастливо смеялась:
- Ещё!..
А перед той ночной сменой, когда после осадки породы в новой лаве горное давление вдруг резко увеличилось и обрушилась кровля, инженер Мещеряков, голый по пояс, как и все мужики, рубил киркою уголь. Он часто становился рядом с шахтёрами, и Владимиру было это понятно: он и сам любил брать в руки кирку, меряться силою с угольным пластом. Ровно каким-то предвестием скорой беды отколовшийся большой кусок угля пролетел над головой инженера. Мещеряков даже не пригнулся, лишь на мгновенье вскинул глаза. Владимир не сдержался:
- Осторожнее бы, Андрей Михайлович. Шахта всё же.
Инженер Мещеряков усмехнулся:
- Не знает она, что ли… шахта… Сколько лет я ждал… И что сейчас Вера ждёт меня, – я обещал ей, что через две недели приеду. Так что, Владимир Степанович, со мною ничего не случится, – раз она ждёт меня.
А ночью – видно, инженерным чутьём, – угадал Мещеряков, что треск в кровле был следствием возросшего горного давления… Успел отдать приказ мужикам, чтоб немедленно отходили в конец штрека.
Спасатели сутки работали, – разбирали завалы. Подняли на поверхность четверых шахтёров, – их пропавшими считали… А инженера Мещерякова не нашли.
Владимир знал, как ждёт Вера Андрея Михайловича. За два дня изболелся сердцем: Верочка дни считает… И решился ехать домой, к отцу с матерью, – рассказать о случившемся…
Ольга Фёдоровна жила в пансионе при женской гимназии: Попечительский Совет похлопотал, чтоб классной даме выделили маленькую комнатку. По пути в Мостки Владимир, разумеется, заехал к Ольге, – ей тоже надо было узнать о том, что произошло на руднике… Губы у Ольги побелели…
- Я лишь недавно поняла свою радость – от встречи с ним… Знаете, Владимир Степанович… Радость эта была такою, словно я встретила старшего брата ,–строгого и доброго, заботливого… Как он – такой! – был нужен мне!.. И он у меня был. Выходит, в третий раз осиротела я…
Ольга сама предложила Владимиру, чтоб поехать с ним в Мостки:
- Может, чем-нибудь пригожусь я Вам, Владимир Степанович. С тяжёлым известием едете Вы к своим родным, – позвольте мне быть рядом.
За ужином Владимир с Ольгой не веселы были, и ели мало… Незаметно переглядывались, и от этого Верочкино сердце сжималось в неясном, тревожном предчувствии. Владимир так и не решился заговорить об аварии на руднике. Ольга чуть прикрыла глаза, кивнула. Тихонько сжала Володину руку.
Утром Владимир заглянул в летнюю кухню:
- Маманюшка, где сестрица? Она уже проснулась?
- Так она с зорюшкою поднимается, – не проспит никогда. В саду Верочка, вишню собирает. Мы с нею вам вареников к завтраку налепим.
Ольга нерешительно призналась:
- А я… не умею вареники… и тесто не умею…
Маманюшка ласково улыбнулась, сказала просто:
- Ну, так что ж за беда, коль не умеешь. Научишься. Посмотри вот, как я делаю, а там и сама сумеешь.
- Я помню, – мама тоже делала вареники. С картошкой, с творогом, – отец очень любил их. А я тогда маленькой была. Потом… не стало мамы, а вскоре и отец погиб.
Маманюшка головою покачала, вздохнула:
- Горюшко горькое какое… А ты становись со мною к столу-то, – мы с тобой и замесим тесто, пока Верочка нам вишен спелых наберёт.
Владимир благодарно взглянул на маманюшку, перевёл дыхание. И отправился в сад, к сестрице. А у Верочки жалко так реснички дрожали:
-Говорил… Обещал, что через две недели приедет… а уж третья на исходе…
Владимир обнял Верочкины плечики:
- Он… Вера… Он, Андрей Михайлович… Он зна… знает, что ты ждёшь его.
В синем небушке солнышком надежда проглянула. И разве можно было, чтоб беда над Верочкиной надеждой опустила свои чёрные крылья…
Только… Очень ждал инженер Мещеряков, когда вырастет Верочка. И Верочка так хотела вырасти, – чтоб полюбил её Андрей Михайлович… И сбылось всё, – как по ромашковым лепесткам. И теперь сердечко Верино не могло не почувствовать…
Уже стемнело. Владимир умывался у колодца. Верочка вынесла ему полотенце. Горестно бровки слетелись:
- Что-нибудь… плохое, Володюшка? Ты скажи мне.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15
Часть 16 Часть 17 Часть 19 Часть 20 Часть 21
Навигация по каналу «Полевые цвет