После уже третьего по счету раздела Польши – на сей раз между Австро-Венгрией, Пруссией и Россией – тамошние конфедераты, с упорством маньяков продолжавшие елико возможно гадить ненавистным русским, решили: «Заграница нам поможет!» И решили просить помощи у набиравшей силу Французской республики. Тем более что в Париже как раз ошивался Ян Генрих Домбровский – известный военный авантюрист.
Этот колоритный персонаж сначала целых 20 лет тянул лямку в армии Саксонии, прежде чем оставить госслужбу и влиться в ряды повстанцев, предводительствуемых Тадеушем Костюшко. После взятия Варшавы войсками Суворова угодил в плен, но вместо того чтобы повесить мятежника, «безжалостные русские варвары» отпустили его на все четыре стороны.
«Вольноотпущенник» подался на запад. Своего часа Домбровский дождался в 1796 году, получив от Наполеоне Буонапарте (как тогда сам себя называл командующий республиканской Итальянской армией) разрешение сформировать Польский легион из осевших на Аппенинском сапоге ляхов-эмигрантов. Легионеры бодро промаршировали по Италии, вместе с французами войдя в Рим 3 мая 1798 года и на войне Второй коалиции отличившись в битве при Треббии 17-19 июня 1799-го - правда, там поляков изрядно потрепал опять-таки Суворов.
Заключив очередное соглашение теперь уже с марионеточной Цизальпинской республикой, Домбровский продолжил вербовать мыкавшихся по европам соотечественников, и вскоре командовал уже двумя легионами общей численностью примерно 9 тысяч человек. В 1801 году Наполеон реорганизовал из польских головорезов три пехотных полубригады и уланский полк. Любопытно, что около половины этих завзятых «борцов за свободу» вскоре отправились за три моря, во французскую колонию Сан-Доминго, где участвовали в подавлении Гаитянской революции, усердно истребляя рабов-негров, восставших против своих жестоких угнетателей.
Поляки грезили, как их могучий покровитель, к тому моменту уже ставший Первым консулом Французской республики, обрушится на ненавистную им Rosja и заставит ее дать, наконец, свободу исстрадавшемуся под пятой самодержавия narodowi polskiemu. Однако в тот момент Наполеон видел Российскую империю скорее потенциальной союзницей, нежели врагом. Поэтому какого-то там «польского вопроса» для Корсиканца просто не существовало. Реанимировал его Буонапарте лишь когда окончательно убедился, что европейские монархи никогда не примут в свой круг безродного узурпатора. Пруссаков-то французы поколотили без особого труда, но ведение военной кампании вдали от своих основных баз требовало надежных союзников. Тут-то поляки и пригодились – сначала в качестве разменной карты. Буквально: Наполеон предложил австрийцам обменять Галицию, доставшуюся им после раздела Польши, на Силезию, которую был готов оттяпать у Пруссии.
Видимо, не очень-то веря в сговорчивость цесарцев, заодно Наполеон решил организовать вооруженную борьбу и непосредственно в Польше. Тамошним партизанам нужен был лишь харизматичный главарь, на роль которого идеально подходил все тот же Костюшко. Как известно, после разгрома восстания он также оказался в русском плену, был помилован, затем премирован 12 тысячами рублей и получил свободу.
Сначала прощенный подался аж в Соединенные Штаты Америки но, правда, довольно быстро вернулся из-за океана и, подобно Домбровскому, осел в Париже. Получив заманчивое предложение возобновить свою повстанческую деятельность, Костюшко подумал-подумал… и отказался. Нет, отнюдь не потому, что когда-то подписал «Присягу на верность» российскому императору Павлу I и его наследнику принцу Александру. Плевал пан Тадеуш на «клятву, данную под давлением»! Он даже пожалованные ему целковые возвратил (с процентами или нет – история умалчивает). Просто этот поляк, надо отдать ему должное, неплохо разбирался в людях и видел честолюбивого Корсиканца насквозь. Потому потребовал у него четких (желательно письменных) гарантий восстановления Жечи Посполитой в границах до ее раздела. А когда таковых ему не дали, предпочел не менять шило на мыло, то бишь, одного хозяина на другого.
Тогда Наполеон вспомнил о Домбровском. Тот оказался куда менее щепетилен, выпустив в ноябре 1806 года обращение, в котором не забыл процитировать своего нанимателя:
«Если поляки докажут, что они достойны иметь независимость, они ее получат».
После этого в легионеры стали записываться тысячами, а ядро формирования составили ветераны итальянских кампаний. Начался сбор денег на нужды Польской армии. Со своей стороны Буонапарте всячески подогревал реваншистские настроения ляхов. Так, принимая депутацию из Варшавы во главе с графом Дзялинским, он в чрезвычайно торжественной обстановке сделал важное политическое заявление:
«Франция никогда не признавала раздела Польши... Если я увижу в польской армии 30-40 тысяч человек, я объявлю в Варшаве Вашу независимость, и это будет непоколебимо. Именно в интересах Франции и всей Европы Польша должна быть свободной. Предлагаю Вам не прекращать борьбы. Ваша судьба находится в ваших собственных руках».
К 10 января 1807 года под общим руководством Домбровского находилось уже восемь пехотных полков, два полка конных егерей, одна артиллерийская батарея и отдельные части добровольцев. Кроме Польской армии сколотили еще и Северный легион из австрийских и прусских пленных польского происхождения, впоследствии преобразовав его в 5-й пехотный полк. Все эти польские формирования включили в состав 10-го армейского корпуса под командованием генерала Викто́ра. (Впрочем, тот вскоре угодил в лапы прусских партизан, и поляков переподчинили маршалу Лефевру.) Боевое крещение Польская армия получила у города Диршау, а затем различные ее части вместе с французами осаждали Кольберг, Данциг и Грауденц.
«Во Вьетнаме мне нравилось то, что там всегда было куда идти», - вспоминал гораздо позже герой одного голливудского фильма. То же самое, даже с гораздо бо́льшим основанием, можно сказать и о любой войне начала XIX века, неотъемлемой частью которой являлись долгие пешие марши. Вояки Домбровского этой участи хлебнули сполна. Так, например, переправившись через Вислу вечером 7 июня 1807 года, их 10-й, 11-й, 12-й пехотные полки, 5-й полк конных егерей и 6-й уланский полк прошли 30 верст по Мариенвердерской дороге до Гросс-Кребса. Там получили приказ ускорить продвижение для быстрейшего соединения с дивизией генерала Дюпаса, и на другой день отмахали еще столько же до Заальфельда.
«По мере приближения к главной квартире императора Наполеона батальонам было приказано маршировать по возможности в строевом порядке, с багинетами (штыками), примкнутыми к ружьям, - пишут в своей монографии историки Игорь Афонин и Алла Горбунова. - Следующим днем части собрались в Бартене, и около 4 часов утра начали марш до Морунгена, где остановилась на ночь, чтобы на следующий день направиться до Хайлигенталя, куда дивизия прибыла под сильным дождем поздним вечером и осталась на ночевку. После короткого отдыха около 2 часов ночи 11 июля начался переход до местечка Альт-Кирка около Гуттштадта, где генерал Домбровский отдал инструкции, предписывающие двигаться за дивизией генерала Дюпаса».
Преодолев еще около 28 верст, польская дивизия достигла Таунау под Хайльсбергом, где накануне произошло сражение французской армии с русско-прусскими войсками.
В ожидании продолжения баталии поляки заняли позиции на правом крыле французской армии, однако русский главнокомандующий Беннигсен распорядился в ночь с 11 на 12 июня отвести русскую армию - к Бартенштайну, а прусский корпус - к Кёнигсбергу для организации обороны. Наполеон устремился в погоню за русскими, здраво рассудив, что добить пруссаков всегда успеет. Дивизия Домбровского находилась в колонне, которую вел лично император. Преодолев в течение 12 часов очередные 20 верст, поляки остановились на отдых прямо в открытом поле. Дожди продолжали лить, глинистые дороги превратились в сплошное месиво, и артиллерия безнадежно отстала. Полевые кухни – тоже, поэтому питаться пришлось всухомятку, чем бог послал. Тем не менее, всего через два часа дивизию вновь подняли на ноги и приказали двигаться в Ландсберг – дескать, там и отдохнете как следует.
Черта с два! Когда уже не чуявшие под собой ног ходоки достигли городишка, выяснилось, что там успел расположить свою штаб-квартиру сам Бонапарт. Так что вместо долгожданного привала после 25-километрового марш-броска домбровцам пришлось сначала пройти парадным строем перед своим кумиром, а затем – уже походным шагом – еще 7 верст до местечка Лампаш. Только там удалось, наконец, поспать, но опять всего пару часов. Предстоял последний этап, оказавшийся, как быстро выяснилось, самым тяжелым.
Дело в том, что из-за недостатка провианта в Восточной Пруссии солдатам приказали нести провиант с собой. Устав, как черти, они часть НЗ сожрали на ходу, а остальное просто выбросили, чтобы хоть немного облегчить выкладку. Эта легкомысленность полякам дорого обошлась!
«Солдат без обуви, без продовольствия, ослабленный трехмесячной осадой Данцига, превышая все физические силы, без роптания исполнял свой долг, - писал позже Домбровский. - Несколько человек умерло от истощения».
Справедливо опасаясь дальнейшего падения дисциплины, которая и без того уже была не на высоте, комдив решил использовать такой фактор, как знаменитый польский гонор. Офицерам было предписано разъяснять личному составу, какая великая честь стать участниками предстоящей битвы. Помогало не всегда.
«Солдаты почти со слезами умоляли и говорили, что были так голодны и истощены, что не имели сил, чтобы подняться», - свидетельствовал Домбровский.
Отчаявшись, майор 4-го пехотного полка Вайсенхафф обратился за помощью к своему старому сослуживцу - гренадеру Яблонскому. Ветеран сумел-таки пронять однополчан, которые, собрав остаток сил, двинулись в дальнейший путь. А когда, наконец, вдали показался Фридланд, выяснилось, что времени разбить бивуак опять нет - французские и русские войска уже строились в боевые порядки, готовясь схлестнуться между собой.
Обессиленную дивизию Домбровского, поняв, что большого толка от нее все равно не будет, Наполеон освободил от непосредственного участия в сражении. Сложив ружья в козлы, поляки пассивно стояли на отведенных им позициях, радуясь долгожданному отдыху хотя бы и под сильным огнем русской артиллерии. Равнодушно переносились даже ощутимые потери: один офицер и 165 солдат погибли, еще 11 офицеров (в их числе сам Домбровский) и 290 рядовых были ранены. Когда же по окончании битвы возникла необходимость преследовать отступавшую армию Беннигсена, только польские конные егеря получили приказ скакать к Гердауэну, а пехота и артиллерия остались на поле битвы. Целых четыре дня отдыха всем показались настоящей милостью Господней. Но 18 июня Домбровский получил пакет из главного штаба - дивизии предстояло выдвигаться в направлении Гродно…
Стоит сказать, что и в русской, и в прусской армиях, принимавших участие в кампании 1806 - 1807 годов, также имелись формирования поляков, этнических или номинальных. Так, еще в 1797 году из татар, осевших на землях Великого княжества Литовского еще с конца XIV века, создали Татарско-Литовский конный полк, а выходцев из Жечи Посполитой соответственно, объединили в Польский конный полк. В 1803-м кавалеристов-липков разделили на конный Татарский и конный Литовский полки. Еще через четыре года конные полки Польский, Татарский, Литовский были переформированы в уланские полки тех же наименований.
Между прочим, весной 1807 года в Польский уланский полк приняли «товарищем» (рядовым из дворян) некую Александру Соколову, в дальнейшем больше известную как Надежда Дурова. Вместе с эскадроном ротмистра Казимирского «кавалерист-девица» дралась под Гутштадтом, Гейльсбергом и Фридландом, получив солдатский «Георгий» за спасение жизни офицера.
«В прусской армии осенью 1795 года бывший польский полковник Барановский по поручению Фридриха Вильгельма организовал польско-татарский полк в составе пяти эскадронов, - сообщают Афонин и Горбунова. - Офицеры и унтер-офицеры этого полка состояли из польско-татарского дворянства. В 1800 году на территории Новой Восточной Пруссии и Южной Пруссии из местного польского населения были созданы полк «Товарищей» из 10 эскадронов и батальон «Товарищей» из пяти эскадронов. К 1 июня 1800 года численный состав «Товарищей» был: 51 офицер, 100 унтер-офицеров и 1080 рядовых»
В кампанию 1806 года польские прусские «Kameraden» в составе корпуса Лестока участвовали в сражениях при Прейсиш-Эйлау и Хайльсберге, а 26 июля 1807 года были преобразованы сначала в уланский полк, а еще чуть позднее - в 1-й и 2-й уланские полки.
Однако вернемся к полякам во французском воинстве. После заключения Тильзитского мира Наполеон учредил Варшавское герцогство с собственной армией. К середине 1807 года в ней насчитывались три дивизии (по четыре пехотных полка в каждой), два полка кавалерии (один - конных егерей и один - уланский), а также батальон артиллерии в составе трех рот. В 1809-м эти войска отвоевали у австро-венгров Галицию, после чего появилась уже Франко-Галицкая армия из шести пехотных и 10 кавалерийских полков, вскоре включенных в состав армии герцогства. Кроме того, на службе у Наполеона состоял отдельный Вислинский легион, поучаствовавший в испанской кампании.
После того как французы заняли Литву, на ее территории было образовано дополнительно пять пехотных и четыре кавалерийских полка. В итоге двинувшаяся на Россию летом 1812-го Великая армия включала 5-й корпус Юзефа Понятовского, куда входили дивизии Зайончека, Домбровского и Каменского.
Помимо этого среди «двунадеси языков» имелись польские 4-й, 7-й и 9-й пехотные полки - в составе 28-й дивизии 9-го корпуса, кавалерийская бригада Немоевского в составе 6-го и 8-го уланских полков, а также 2-й прусский гусарский полк в составе 1-й легкоконной дивизии 1-го кавалерийского корпуса, 4-я легкоконная дивизия Рожнецкого,14-й кирасирский полк и 2-й Вестфальский кирасирский полк, вместе составившие 2-ю бригаду 7-й дивизии тяжелой кавалерии 4-го кавалерийского корпуса; 10-й гусарский полк в 16-й бригаде 2-й легкоконной дивизии 2-го кавалерийского корпуса, 5-й, 10-й и 11-й пехотные полки в бригаде князя Радзивилла в 10-м корпусе Макдональда.
В России поляки отметились не только боевым духом, но и вопиющими зверствами, которые потрясали даже их французских хозяев. Широко известен такой эпизод из мемуаров личного адъютанта Бонапарта генерала Филиппа-Поля де Сегюра:
«…Императорская колонна приближалась к Гжатску; она была изумлена, встретив на своем пути только что убитых русских. Замечательно то, что у каждого из них была совершенно одинаково разбита голова и что окровавленный мозг был разбрызган тут же. Было известно, что перед нами шло 2 тысячи русских пленных и что их сопровождали испанцы, португальцы и поляки… Кругом императора никто не обнаруживал своих чувств. Коленкур (французский дипломат – ХП) вышел из себя и воскликнул: «Что за бесчеловечная жестокость! Так вот та цивилизация, которую мы несли в Россию! Какое впечатление произведет на неприятеля это варварство? Разве мы не оставляем ему своих раненых и множество пленников? Разве не на ком будет ему жестоко мстить?»
Справедливости ради: были и другие поляки. В Отечественной войне 1812 года активно участвовали добровольцы Польского уланского полка под командой поручика Ксаверия Бискупского, вступившие в партизанский отряд полковника Александра Фигнера.
В очередной раз получив от русских по сусалам, «объединенная Европа» в унынии побрела восвояси. «Франкополяки» вместе с ней.
Прикрывавший переправу на Березине Домбровский был ранен, но выжил – как и в Битве народов под Лейпцигом, где погиб Понятовский. Несмотря ни на что, панове по-прежнему пылко обожали Буонапарте, радостно приветствовав его возвращение с острова Эльба в 1814-м. За время «100 дней» они даже успели сформироваться в 3-й иностранный полк последней наполеоновской армии.
Ну а Домбровский, с которого началось это долгое повествование, в том же году возвратился в Польшу и был… не повешен, не расстрелян, а принят на русскую военную службу! Больше того, очень быстро получил звание генерала от кавалерии и стал одним из организаторов армии Царства Польского в составе российской империи, а впоследствии – тамошним сенатором. Выйдя в 1816 году в отставку, старый кондотьер удалился в собственное поместье и засел за написание мемуаров. Несмотря на такой вот коллаборационизм, пана Яна его соплеменники шибко уважали и уважают до сих пор. Достаточно сказать, что польским государственным гимном является песня легионеров Домбровского «Jeszcze Polska nie zginęła».
