От неожиданности Селимие не сразу поняла, что значит “беременна”, и почему все так довольны.
Лишь пару секунд спустя до неё дошло, что скоро и она родит наследника или наследницу османской династии, о чём во дворце все только и заботились.
Ещё немного погодя Селимие осознала, что у неё будет ребёнок, её малыш. Эта мысль была так необычна и привела её в восторг, заставив забыть на время о других событиях.
Не прошло и получаса, как в комнату вошла Михримах-султан и, широко улыбнувшись, поздравила её и вознесла благодарственную молитву Аллаху.
- Ну вот, Селимие, и от тебя мы дождались благой вести, - сказала она. – С этого момента твоя жизнь изменится. Отныне ты не просто наложница повелителя, а женщина, носящая во чреве дитя великой династии османов. Береги его, как зеницу ока, строго исполняй все предписания согласно своему положению. Иншалла в положенный срок мы возрадуемся появлению ещё одного шехзаде.
- Я всё поняла госпожа, - ответила девушка, испытывая неприятное чувство ревности от того, что кто-то претендует на её ребёнка. Прежде всего, это её дитя, она его мать, а не женщина, вынашивающая очередного принца для династии.
Селимие в первый день появления в гареме объясняли, кто она и кому будут принадлежать её дети, но девушка то ли не вникла, то ли забыла.
В скором времени за эту забывчивость и потерю бдительности она заплатит слишком высокую цену.
А пока она мечтательно притрагивалась к животу, благостно улыбалась и представляла, как там, внутри неё появился и стал расти маленький человечек.
Вечером в её покои пришёл султан и тепло поблагодарил за благую весть, подарил великолепные серьги с редким розово-оранжевым сапфиром. Султан Селим дарил ей много украшений из драгоценных камней, однако такое чудо она видела впервые.
Камни необыкновенно переливались тремя отблесками: розовым, оранжевым и красным, будто нежные цветы лотоса, освещённые предзакатным солнцем, или само светило на восходе. В обрамлении из белых бриллиантов камешки выглядели еще более изящно.
Заметив восхищённый взгляд Селимие, повелитель обрадовался и рассказал, что называется этот редкий сапфир "падпараджа".
- Повелитель, никогда в жизни я не встречала такой красоты. Благодарю Вас, - склонила она голову.
- И я никогда в жизни не встречал такой красоты, как ты, моя голубка, - ответил султан.
Селимие вмиг стала серьёзной. Перед глазами пронеслось, как скучала её голубка без своего голубя. Вспомнилось, как Махмуд нёс клетку с белоснежной птицей, смотрел на Селимие своими умными добрыми глазами, как оглянулся, уходя, а она смотрела ему вслед, не в силах отвернуться…
Сердце её сжалось от тоски, и она, набравшись смелости, взволнованно спросила:
- Повелитель, это правда, что один из Ваших визирей, Махмуд-паша, погиб в сражении под Москвой?
- К сожалению, Селимие, я потерял своего лучшего визиря. Но с чего ты взяла, что он погиб? Среди погибших пашей его нет. Но и в Азов он не бежал. Те, кто вернулись, сказали, что видели его раненым. Возможно, он попал в плен. Если так, то это обнадёживает. Махмуд-паша уже однажды был в плену, и ему удалось бежать из такой башни, что я до сих пор не понимаю, как он это сделал. Он очень ловкий и находчивый, этому его научил и обучил его великий отец, Матракчи Насух-Эфенди. Я обязательно нанесу визит его матери, Эмине-хатун, чтобы успокоить и поддержать её, - вздохнул Селим.
- Так мама Махмуда-паши жива? – вылетело у Селимие.
- Да, жива. Она была гораздо моложе своего супруга Насуха-Эфенди, насколько я знаю, она почти ровесница моей покойной матушки, Хюррем-султан, да прибудет её душа в раю, - ответил султан.
- Аминь! – произнесла Селимие и едва сдержала улыбку, думая лишь о словах повелителя про Махмуда-пашу.
Значит, его никто не видел убитым, только раненым, хотя о судьбе деятеля такого ранга заботились все, и на поле боя среди трупов, упаси Аллах, его обязательно бы заметили. Да и пашу они спасали бы в первую очередь.
Сердце её бешено заколотилось в груди, слова султана подарили надежду. Надежду на что, она не знала и не смела даже думать об этом. Она просто была счастлива.
…Спустя положенное время Селимие родила сына. У султана Селима кроме старшего Мурада, рождённого Нурбану-султан, были ещё сыновья, однако этому, самому младшенькому, он радовался более всего.
В столице палили из пушек, на улицах раздавали монеты и подарки, во дворце устроили грандиозный праздник. Рабыням дарили золото, сладости, украшения.
На церемонии имянаречения Селимие восседала на ложе на больших шёлковых подушках, облачённая в воздушное платье из нежнейшего шёлка цвета спелого персика и в тон ему прозрачной вуали, из-под которой струилась безумно красивая чёрная пропасть волос.
Роскошные волнистые локоны открывали её высокий лоб, чудные чёрные глаза, касались персиковых щёк, выгодно подчёркивали очень нежную кожу, ниспадали на плечи.
Похожая на тёмную страстную ночь, она подняла свои чудные чёрные очи, сверкнув серьгами-“падпараджами” в ушах, на вошедшего султана, и он на минуту замер, зачарованный дивной красотой своей любимицы.
В это время у Селимие мелькнула шальная мысль попросить султана назвать сына Махмудом, но девушка вовремя остановила себя, и Селим нарёк шехзаде Абдуллой.
Селимие не смотрела на присутствующих, она знала, что её сыну никто не рад, кроме султана и его сестры, Михримах-султан, а уж ей, любимой фаворитке, и подавно.
Лишь когда подарки и амулеты были подарены, за гостями закрылась дверь, она вздохнула с облегчением.
С этого дня жизнь девушки изменилась. Во-первых, её стали называть султаншей и относиться с почтением.
Во-вторых, Михримах-султан выделила ей новые просторные покои и нескольких девушек в услужение, в том числе нянь для шехзаде.
К сожалению, у Селимие по непонятным причинам было мало молока, а после двухнедельного кормления оно и вовсе пропало. К новорожденному в срочном порядке была приглашена кормилица, с которой малыш вёл себя спокойно в отличие от маминых рук.
В первый месяц после рождения шехзаде по сложившимся правилам Селимие запрещалось покидать покои и принимать гостей из соображений безопасности, дабы не навредить здоровью новорожденного.
Оторванная от жизни, она спасалась чтением книг, а однажды взяла в руки Коран. Она была знакома со священной книгой мусульман в общих чертах и решила изучить её поглубже.
Прочитав первую и вторую суры Аль-Фатиха и Аль-Бакара, Селиме уже не могла оторваться и, продолжив чтение, всё больше убеждалась в сходстве двух важнейших религий: православное христианство и ислам. В обеих религиях есть вера в единого Бога, вера в ад и рай, вера в Священные писания, вера в Судный день, в бессмертие души. В обеих был единый пророк, который был послан на землю, чтобы распространить веру.
Теперь она не чувствовала себя так, как будто пришла в гости в чужой дом. Он становился ей более понятным, а значит, близким и своим. Данное обстоятельство порадовало её.
Именно сейчас у неё стали складываться осознанные цели поведения, и сформировалась вера в себя. Бесцельная жизнь - глупое существование, решила она. Селимие взрослела...
Когда сорок положенных дней затворничества истекли, в Топкапы потянулись гости поздравить султана Селима с рождением нового шехзаде. Это были родственники султана: его молочный брат Ахмет с супругой Эсмахан и их дочерью Ситаре, другие их дети жили далеко от столицы, дочь Михримах-султан Айше Хюмашах с детьми. Супруги Ситаре и Айше Хюмашах прибыть не смогли в силу большой занятости в янычарском корпусе.
Селимие расположилась на богато убранном ложе с младенцем на руках, рядом стоял султан Селим и принимал поздравления.
Наконец, поздравительные речи закончились, обращения и просьбы к Аллаху иссякли, множество подарков по велению Михримах-султан слуги унесли из покоев Селимие-султан, и гости направились к выходу.
Неожиданно у самой двери на Селимие оглянулась Ситаре, племянница Михримах-султан. Она, вдруг, вернулась, подошла к фаворитке своего дяди-султана и прикрыла глаза.
Тотчас открыв их, она странно и вежливо произнесла:
- Это не правда, что думает и говорит повелитель. Вы не могли сделать его счастливым. Вы несчастны, у Вас печальные глаза, а несчастная женщина не может сделать счастливым мужчину.
Чуть подумав, она улыбнулась и добавила:
- Однако не пугайтесь. Вы добрая девушка. У Вас будут другие глаза, непременно. Вам суждено сделать счастливым другого мужчину.
Селимие отшатнулась и вжалась в подушку, испуганно взглянув поверх головы султанши на дверь. За одно только упоминание о другом мужчине могли казнить, а уж за такие слова и подавно.
Ситаре снисходительно ухмыльнулась и ушла, оставляя за собой шлейф чарующего и неземного аромата благовоний.
Страх Селимие сменился оторопью, когда она вспомнила, что Михримах-султан поведала ей как-то о мистических способностях своей племянницы Ситаре, о её бабушке, известной вещунье, о волшебной кошечке Чернушке.
Она вскочила с кровати, подошла к зеркалу и стала рассматривать себя в нём. На мгновение ей показалось, что её глаза плачут. Она перекрестилась и отвернулась от своего отражения. Взгляд её почему-то упал на сына.
…Сынок радовал её, хорошо развивался, быстро рос, много ел и спал. А вот клетку с голубями лекари велели вынести на балкон, опасаясь, как бы птицы не навредили новорожденному шехзаде.
Селимие нет-нет, да и подходила к голубям и смотрела на них печальными глазами. Голубь напоминал ей о пропавшем Махмуде-паше, к которому потянулось её сердечко.
Она давно уже не отправляла вестей, потому что сколько-нибудь важной информацией не владела.
Однажды в покои пришёл султан Селим. От неё не укрылось, что выглядел он не очень хорошо. Он ещё больше располнел, лицо побагровело, а губы приобрели синюшный оттенок.
Однако когда он взял на руки Абдуллу, то засветился такой благостной улыбкой, что Селимие успокоилась, списав плохой внешний вид на немолодой возраст повелителя, к тому же его продолжали мучить сильные головные боли.
- Повелитель, как радостно видеть Вас в прекрасном настроении, - сказала она, - да пошлёт Вам Аллах крепкое здоровье на многие годы!
- Аминь, Селимие! Разве может быть у меня плохое настроение при виде тебя и моего маленького сына? Мой Абдулла! Мой львёнок! Скоро ты станешь настоящим львом и верным помощником своему отцу, а потом позволишь мне уйти на отдых, - задумчиво сказал Селим, крепко прижав к груди сына.
Селимие напряглась, услышав слова султана, которые ясно намекали на то, что он видит Абдуллу своим преемником.
Она возрадовалась и потеряла бдительность, это была ещё одна её ошибка.
- Повелитель, дай Аллах, шехзаде вырастет отважным воином, однако мне, как матери, хотелось бы поменьше войн, чтобы все государства жили в мире, - осторожно сказала женщина, - ведь всегда можно договориться, как это с успехом делаете Вы, мой султан.
- К сожалению, моя Селимие, многие понимают только силу, а не слово. Есть умные правители, признающие дипломатию. А есть другие, с которыми будет говорить наше оружие. Вот с царём Иваном мы заключили мирный договор, а венецианцы слов не понимают. Что ж, теперь я намерен забрать у них Кипр! – гордо сказал Селим.
- Повелитель, дай Аллах, свершится всё, задуманное Вами! Да ниспошлёт Всемогущий нашему сыну Ваш разум! – сказала Селимие, сложив у груди руки и прикрыв глаза.
- Аминь! Да будет так, моя Селимие, - ласково сказал султан, - жду тебя сегодня вечером в своих покоях, моя красавица, - с придыханием шепнул он.
- С радостью, повелитель, - ответила Селимие, стараясь улыбнуться как можно шире. Она уважала султана, однако близости с ним ей не хотелось.
Не успели служанки закрыть дверь за повелителем, как Селимие села за стол и написала коротенькое послание о том, что опасаться нечего, у османского султана другие планы, не касающиеся России.
Она вышла на балкон и выпустила подготовленного голубя.
Снизу на неё снова смотрел визирь Хасан, словно бы следивший за ней.
Он ненавидел это дикое племя русичей, которое обретало силу и разрасталось вширь.
Он ненавидел эту маленькую дикую горянку, которая посмела отказать ему, совсем не боялась его, к тому же неспроста запускала своих голубей.
Однажды он перехватил записку, посланную ею неизвестно кому. Смысл текста был ему непонятен, какие-то цифры, буквы. Он слышал о тарабарской тайнописи русских, условной азбуке, однако расшифровать послание не мог.
Что это было? Письмо любовнику, а может, шпионское послание? Он собирался рискнуть и рассказать султану о тайных делах его любимой наложницы, показав записку, однако бумажка пропала. Он спрятал её в мешочке с монетами и запер на ключ.
Неужели он отдал тот мешочек аге янычар, расплатившись за устранение Махмуда-паши? Теперь его и не спросишь. Ага не вернулся из того злополучного похода, он пал на поле брани от рук этих дикарей. Хорошо, что хоть задание выполнил, наказал дерзкого визиря, посмевшего поднять руку на Хасана. Правда, говорят, среди мёртвых Махмуда-пашу не нашли, но если бы был жив, уже вернулся бы. Так рассуждал Хасан-паша. Однако он не знал, что янычар не успел выполнить задание, сражённый стрелой русского воина.
Сейчас, посмотрев на эту гордячку, снова выпустившую своего голубя, Хасан-паша закипел такой злобой, что решил избавиться от этой мерзавки, одним видом напоминавшей ему об унижении тогда, в лесу. Никто и никогда не смел ему отказать, а эта...К тому же как назло она не выходила у него из головы и являлась к нему в ночных видениях, такая красивая и манкая.
…Селимие стала плохо спать по ночам. Ей снился один и тот же кошмар, как будто страшный уродливый человек медленно приближался и что-то намеревался с ней сделать. Уродец начал приходить к ней каждую ночь, а она, проснувшись, в ужасе вскакивала, совершенно лишённая сил.
Даже умывшись холодной водой, она не чувствовала бодрости. Дошло до того, что её руки и ноги стали дрожать, она не могла удержать Абдуллу.
И в это утро она, закричав, проснулась и долго моргала, пока жуткое видение, наконец, сгинуло.
Посмотрев в кроватку, она увидела, что Абдулла спит, безмятежно раскинув ручки.
Она потянулась, хотела встать, но тотчас в глазах у неё потемнело, голова закружилась, и девушка откинулась назад на подушку.
Полежав с минуту, она открыла глаза и долго вспоминала, где она.
Когда сознание прояснилось, волна испуга накрыла её, вызвав дрожь во всём теле и частое биение сердца. Насилу заставив себя успокоиться, она присела в кровати и стала думать.
Когда с ней случился первый такой приступ, она показалась лекарям и услышала, что отклонений в её здоровье не наблюдается.
А между тем ей становилось всё хуже. В мышцах появилась противная слабость, не позволявшая уже и Абдуллу держать на руках.
“Что-то здесь не так, - подумала она, - не о таких ли симптомах отравлений рассказывала ей Мария Темрюковна, тщательно готовя и давая ценные указания перед отправкой в гарем султана, - силилась вспомнить Селимие.
Новую царицу бояре не жаловали. Воспитанная по черкесским традициям, княжна на людях была сдержанной, не могла проявлять эмоций, оттого считалась надменной и высокомерной.
Впрочем, и она платила им тем же. Но был у неё один друг верный, царский лекарь Елисей Бомелий. Прибыв в Россию на корабле, только это и узнала о нём Кученей, лекарь восхитил царя Ивана Васильевича глубокими познаниями в медицине и астрономии, и был оставлен при дворе следить за здоровьем как самого царя, так и всех членов царской семьи.
На самом же деле, как догадалась Мария Темрюковна, главная причина успешной карьеры Бомелия состояла в том, что именно он в секретных лабораториях Кремля изготавливал ядовитые зелья для опальных вельмож, утративших доверие и расположение Ивана Грозного.
Строго заботиться о здоровье молодой государыни и наказал её супруг “лютому волхву”, как называли в народе Елисея Бомелия.
А они возьми, да и подружись. Да так Мария лекарю глянулась, что он каждую её просьбу выполнял, в тайне все её дела держал и ядам обучил.
“Да, точно, Мария Темрюковна сказывала: “Как заметишь, что в поту холодном от страха просыпаться станешь, память терять начнёшь, да слабость в конечностях появится, то и знай, что травят тебя таким-то ядом, и название говорила. Сразу бери вот из этой склянки и выпей”, - вспомнила, наконец, Селимие.
