Бывает так, что силы просто оставляют, особенно на молитву. Не то, что вечернее правило прочитать, а правило Серафима Саровского и то трудно.
В этом случае очень хорошо подходит сокращенная форма Иисусовой молитвы. Все просто, повторяйте про себя, а лучше вслух: "Господи помилуй". И всё этого будет достаточно.
Шла я недавно из храма. Вечерняя служба закончилась, на улице тихо, в душе - радость. Слышу краем ухом разговор. Впереди меня идут две старушки. Идут друга за друга придерживаются, по- тихоньку ступают. Хотела была перегнать и волей не волей услышала интересный случай.
"Ну это прямо чудо!" - говорит одна другой. Тут я замедлила шаг и прислушалась. Бабушка одна рассказывает.
"Собралась я на улицу, хотела было уже уходить. Тут заметила, что ключей нет. Были, а теперь не стало, ну что за напасть? Думаю, может упали с тумбочки на пол, наклонилась нет. Искала, искала, все осмотрела, нет нигде. Уже разделась. В карманах, в сумке поискала, нигде нет. Хоть уходи, а дверь оставляй не закрытой.
Ищу, а сама всё повторяю: "Господи помилуй, Господи помилуй". Только эту вот короткую и творю, потому что от переживания все другие и забыла. Уже и давление, чувствую поднялось. Тут я так немного помолившись, глаза вдруг поднимаю к верху, вижу висят мои родненькие. На гвоздике, у окошка висят мои ключики. Хотя никогда туда не имела привычки вешать, всегда на тумбочке оставляла".
Перегнала я их все же еще больше обрадованная, и опять чуть не бегом домой помчалась. От храма недалеко живу. Спешу кушать приготовить, ведь сын должен с курсов прийти. Так я сразу на кухню. Пока он раздевался, я ему все о старушке рассказывала и о ею чудесной помощи. Сын пошел в свою комнату, я - в кухню. Слышу минут через 15 крик: "Мама!" Бегу в комнату, сижу сын в растерянности. Зрение у него неважное, но носит он линзы, а не очки. И вот одна линза оказывается выпала у него. А она ведь хуже иголки в стоге сена, не пуговка, а как лепесточек, совершенно тонкий и прозрачный, ау нас еще ковер, а на диване пушистый плед, где уж так найти. Тут мой сын слышу бормотать про себя стал: "Господи помилуй, Господи помилуй..." И так не переставая, и я тоже начала. Сама пошла на кухню, уже не стала мешать, да и где сыскать-то её, придется новые видно брать. Да завтра ведь ему на работу, дойти же нужно, я молюсь, готовлю, а сама всё молюсь.
Тут слышу сын опять кричит: "Мама!". Вдруг вбегает ко мне, радостный и палец мне свой показывает: "Смотри, мама. Помолился, стал вставать, опёрся рукой о диван, а она к пальцу приклеилась".
