На следующий день Андрюха Мещеряков спустился к речке, вытащил из карманов большущие яблоки. Протянул Степану:
- Хочешь? Тебе это я…
Степан усмехнулся:
- Так ты ж сам молодец. Сам с ними справился, без меня. Ванька Кудинов синяками сверкает, – на все Мостки. И остальным – урок: не полезут больше!
Андрюха застенчиво повторил:
- Тебе это я… У крёстной в саду поспели… Я просто так, ты возьми. Слаадкие!
Оказалось так, что ни у Степана Колядина, ни у Андрюхи Мещерякова не было братьев. Сеструх у обоих – не на всяком возу увезёшь. А с девками-то – известно: ну, о чём с ними поговоришь! Ни о ночной рыбалке, ни о лодке, ни о мельничных жерновах и крыльях… Несмотря на разницу в возрасте – восемь лет – у Степана и Андрея находилось, о чём поговорить. Степану очень нравилось отвечать на бесчисленные Андрюхины вопросы: о старых штольнях в здешних каменоломнях, о том, как обжигается кирпич, – Парамон Иванович, Степанов батя, был хозяином кирпичного заводика, и с этого лета Степан тоже работал на заводе. А Андрей был уверен, что Степан знает всё на свете: о чём ни спроси его, – обо всём расскажет, всё объяснит.
Андрюхе и прежде нравилось гостить у крёстной, а нынче так вообще не захотел домой возвращаться. Крёстная и уговорила маманюшку, чтоб оставила Андрюшку на пару деньков в Мостках. Днём Андрюха помогал во дворе и в поле крёстниному мужу, Тимофею Кузьмичу – у крёстной с Тимофеем Кузьмичом тоже не было сыновей, а от девчонок проку-то – у печи разве, когда маманя хлеб пекла либо щи варила. А в полдень крёстная разрешала на речку сбегать. Кивала Степану Колядину:
- Ты уж, Стёпа, присмотри за нашим сорванцом-то. Видишь, как он слухается тебя. Уважает.
При кирпичном заводе за Мостками была конюшня. Жила там ласковая красавица Златка, названная так за светло-золотистую масть. Этим летом Златка впервые ожеребилась, и теперь у неё был весёлый рыжий жеребёнок, Ветерок. Как-то случилось, что Ветерок подвернул ногу: Ванька Кудинов разбил на камне тлеющую головёшку из костра, и от посыпавшихся искр Ветерок резко метнулся в сторону…
Потом Ветерок лежал на траве, вздрагивал от боли. А Златка не отходила от жеребёнка, горевала… Никто и не понял, как Андрюха вправил вывих. А всё просто: отец Андрея был коровьим и лошадиным лекарем, и мальчишке не раз приходилось помогать бате. Сейчас вспомнил. Попробовал, – получилось. Ветерок нерешительно поднялся на высокие ножки. И тут же весело понёсся в степь.
После этого случая Степан зауважал Андрюху, и дружба их стала ещё крепче. Сам Степан грамотным был, – на «отлично» окончил в городе школу. Поэтому, когда узнал, что Андрей будет учиться в горной школе при литейном заводе, серьёзно кивнул:
- Это хорошо, Андрей. Горное дело в наших краях скоро будет главным делом. Ты учись: знания не пропадут даром.
После школы поступил Андрей в Горное училище, – там же, при заводе. А у Степана в это время тоже случилось самое важное событие в его жизни… Полюбилась Степану Глашенька, дочка лавочника Сафронова из Белоглинки, – посёлка, где жил Андрей Мещеряков. А Сафронов, мужик крутого и непреклонного нрава, присмотрел будущего зятя, когда Глашеньке едва десятая весна пошла. Жениха Глаша ни разу и не видела, знала лишь, что зовут его Захаром, и он сын богатого пасечника из Топольков, далёкого посёлка за рекой.
А встретились Глаша со Степаном на Масленичных гуляниях, когда парни и девушки всех окрестных посёлков собирались вместе, устраивали катания на санях со склонов балок. Посмотрели в глаза друг другу, – а оба были синеглазые, только у Степана темнела в глазах синь майской грозовой тучи, а у Глашеньки яснело-сияло чистое небушко, – прокатил Степан Глашеньку в санях со склона Журавлиной балки, и оказалось, что с этой минуты им и дышать друг без друга нельзя…
А батя Глашенькин, Ефим Кондратьевич, недавно внимательно оглядел дочку, шестнадцатилетнюю красавицу. Усмехнулся:
- И чего тянуть?.. Чего ждать! В самом соку девка: хорошеть уж некуда. Замуж пора. Пост Великий минует, – жди, Глафира Ефимовна, сватов.
Глаша растерянно перекинула за спину тяжёлую светло-русую косу:
- От кого, батюшка?
- А то ты не знаешь!.. От Захарки Егошина. Мы уж сговорились с Трофимом Герасимовичем: после Поста – чтоб сватовство, значит… Как положено. А свадьбу – осенью. На Казанскую.
Маманя, Авдотья Петровна, согласилась, кивнула:
-Хорошая примета, – венчаться на Казанскую. Да и с приданым управимся.
Небушко в Глашиных глазах затуманилось:
- Маманя!.. Бать!.. Не люб мне Захар! Не пойду я за него.
Батя взглянул тучей, исподлобья:
- А тебя ровно кто-то спрашивал! Твоё дело – полотенца расшить… Да подарки жениховой родне приготовить.
Авдотья Петровна и сама строга была… А больше всего почитала мужнину волю. Переставила на столе глиняные миски, негромко велела дочери:
- С завтрашнего дня садись за приданое. Рубашек дошить надо. Юбки скроим. Крёстная покажет, как по краям простыней ажурную вышивку делать, – нынче такая мода. Ну, чего нахмурилась? Для девки это самое радостное время, – когда приданое надо готовить.
- Какая ж радость, маманюшка, – если за нелюбого идёшь?
- Не твоя это забота, – отцова: за кого тебя замуж отдавать.
А Парамон Иванович тоже невесту присмотрел для сына:
-Пора, Степан. Когда мне было столько лет, как тебе сейчас, Фросенька мне тебя уж родила. Хороший ты помощник мне, – и дома, и на заводе. И сыном послушным нам с матерью всегда был. У Казинцевых старшая девка подросла, Варюха. Всем взяла: и бровями, и косой. Девка рослая, сильная. И с хозяйством управится, и ребят тебе нарожает. Чего ещё-то!
- Девка у Казинцевых красивая, бать. Не спорю. Только поглядывает на Варюху Федот Кузнецов. И ей он, видно, по сердцу.
Парамон Иванович нахмурился:
- В таком деле главное слово – родительское. После поста и сватов зашлём.
Маманя с улыбкой оглядела Степана:
- Кому ж из девок-то не по сердцу придётся, – такой вот, как ты у нас. И Варюхе ты полюбишься, – лишь только мужем её станешь.
- Не стану, мамань. Не люба мне Варюха.
- Опосля полюбишь: не за что не любить такую девку.
Брови хмурить Степан умел не хуже бати:
- Другую люблю. На ней и женюсь.
Отец возвысил голос:
- А моё отцовское слово – к Казинцевым сватов засылать!
- А я про своё счастье, бать, сам знаю.
Пелагея Савельевна в превеликой досаде рукою махнула:
- Как, скажи, сглазили парня! Только порадовался ты, Парамон Иванович, Степанову послушанию… И – вот оно, послушание его!
Степан набросил овчиный полушубок, вышел из дому.
- Ничего, Пелагеюшка. Много дней в Великом Посту. Глядишь, одумается Степан: чего ж от добра добра искать! Уразуметь должен: красивых девок много, – на всех-то и не насмотришься. Да не каждая женой хорошей станет. Ты-то не знаешь, про кого он нынче говорил? Про какую – другую?
Пелагея Савельевна плечами пожала:
- Сказывали мне бабы… Будто на Масленицу на санях катал Степан Глафиру Сафронову, дочку Ефима Кондратьевича. Сдаётся мне, полюбилась она Степану.
- Это… из Белоглинки?.. Как полюбилась, так и разлюбится: испокон веку парням казалось, что в соседней деревне девки краше.
… А помог Степану с Глафирой приехавший погостить в Белоглинку, к родителям, студент Горного училища Мещеряков Андрей.
Продолжение следует…
Начало Часть 3 Часть 4 Часть 5 Часть 6
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Часть 16
Часть 17 Часть 18 Часть 19 Часть 20 Часть 21
Навигация по каналу «Полевые цвет