А я взял батину руку. Почти неслышно позвал:
- Бать!..
Фельдшер «Скорой» положил мне руку на плечо, виновато сказал:
- Ты это, сынок… Ты отойди, – нам его в машину надо…
А я затаил дыхание… Почерневшие батины веки чуть дрогнули, – так неуловимо, что заметил лишь я…
- Ром, ты позови его… ещё позови… – расслышал я чью-то совсем тихую мольбу.
Я оглянулся. Значит, Елена Андреевна, фельдшер нашего шахтёрского медпункта, тоже заметила, что отец услышал мой голос. Я сжал его руку:
- Бать!..
И он ответил мне, – тоже сжал мою ладонь… А потом тяжело и прерывисто вздохнул, открыл глаза:
- Ромка… Сын… Я… о тебе думал… чтоб увидеть тебя.
Во что бы то ни стало, надо было сдержать слёзы…
- Бать!.. А я ждал тебя… Каждый день ждал.
-Потому я и вернулся, Ромка. – Неприметная улыбка тронула чёрные губы: – Я не мог там остаться… Знал, что ты ждёшь.
Мне надо было ехать с батей в больницу, – я даже руку его не мог отпустить. А он снова потерял сознание. Елена Андреевна строго велела нам с Димкой:
- Домой отправляйтесь. – Кивнула мне: – Я зайду к тебе утром.
Алёшку Овсянникова, совсем молодого проходчика, тоже увезли в больницу. Это он остался под завалом в самом конце штрека и откликнулся бате на простукивание завала, – когда двоих последних проходчиков подняли на-гора. У Алёхи тоже была разбита голова, но он был в сознании. Сначала Алёшка сам выбрался из-под завала. И в отчаянии пробрался в конец штрека – к своему проходческому комбайну: перед выбросом угля Алёха не успел опустить на опору стрелу своего красавца комбайна. Со стрелой было всё в порядке. Алёшка заторопился назад, и тут случилось новое обрушение крепи…
Рано утром я встрепенулся от тихого стука в окно. Приподнялся. За окном увидел третьеклассника Саньку Морозова, сына Елены Андреевны. Санька деловито шмыгнул носом:
- Мать сказала, – передать тебе. Вот, я всё запомнил. – На всякий случай Санька подумал, даже брови свёл: – В общем, так: у бати твоего это… – черепно… черепно… в общем, травма. И перелом плеча. И перелом стоп. А позвоночник цел! И он, отец твой, в себя пришёл. Вот. – Санька перевёл дыхание, и рукавом рубахи вытер взмокший от напряжения лоб: – Мать с ним в больнице осталась, а мне велела к тебе бежать, а потом – к крёстной. Я пока у крёстной буду.
Я тоже перевёл дыхание…
- Заходи. Завтракать будем. Картошку жареную хочешь?
Санька кивнул. Оказалось, он даже умеет чистить картошку. Вдвоём мы справились быстро. И, когда пришла Полинка, я уже поставил на стол сковородку с с румяной, поджаристой картошкой. Санька перевёл глаза с меня на Полинку, нахально сощурился:
- А я знаю: вы – жених и невеста.
Я легонько щёлкнул этого знатока по затылку:
- И откуда ты знаешь?
Санька серьёзно и снисходительно объяснил:
- Так вся школа знает.
Посуду Санька тоже умел мыть. Полинка удивлённо взъерошила светлые, мягко золотистые, – как у Елены Андреевны, – Санькины волосы:
- Когда ж ты успел всему выучиться?
- Так я ж в кадетку собираюсь, – после четвёртого класса, – просто объяснил Санька.
… Отец лежал в больнице до глубокой осени. Мать звонила мне очень редко, говорила два-три слова, – что у них всё хорошо… Мы с Димкой приезжали в посёлок по выходным. Я отправлялся к бабушке, – помнил батины слова о том, что мамину мать не годится оставлять одну, без нашей помощи… Бабушка была непривычно молчаливой, казалась растерянной, чем-то встревоженной. Как-то не сдержалась, – обрушила на меня яростный поток упрёков:
-Вот!.. Не успел в себя прийти, – отец-то твой!.. В себя не успел прийти, а уж нашёл тебе мачеху! Вместо родной матери! При живой жене! Ленка-то эта, из медпункта, ловкой оказалась! Говорили мне люди… говорили, что она и не отходит от него, – будто жена! И ты, рассказывали мне люди, с Ленкиным малым возишься, – будто брата себе нашёл! А про то, что у тебя скоро родной брат будет, ты ни разу не подумал! И про мать не подумал, – как она там!
- Мама звонит мне. Говорит, что всё у них хорошо.
- Хорошо!.. Надо было с нею ехать! Хоть кто-то из своих, родных, был бы рядом! А ты!..
Я догадался: выходит, это мы с отцом бросили маму в какой-то беде, а не она нас…
-Отец говорил, что я могу съездить к маме. Вот будут у нас каникулы…
Бабушка руками всплеснула:
- К маме он съездит!.. А ты подумал, нужен ты Вениамину Константиновичу, – на голову ему свалиться! Раньше надо было ехать, – когда тебя звали! А сейчас там не до тебя! Веню… Вениамина Константиновича вообще с полётов сняли.
- Заработал, значит, – раз сняли.
Вообще-то, я и сам понимал, что маме и Вениамину Константиновичу не до меня, – понимал по торопливым маминым словам, когда она изредка звонила мне.
Перед выпиской отца из больницы Елена Андреевна с моей крёстной затеяли в доме уборку. В выходной я перекапывал в огороде грядки – под зиму, батя всегда так делал. Окно в доме было чуть приоткрыто, и я слышал, как крёстная рассказывает Елене Андреевне:
-Вроде бы и нравился Маринке Сашка Яругин, – он-то в неё был влюблён с самого пятого класса… Даже встречались они, – Санька всё цветы ей таскал да на велике катал. А потом об их дружбе Маринкина мать узнала. Ну, и стала про Яругина говорить Маринке – что, мол, ничего хорошего из него не выйдет… в шахту работать пойдёт да пить начнёт. Дескать, выйдешь замуж за такого, – всю жизнь будешь в прачках бесплатных ходить. Всё советы давала Маринке: к Вене присмотрись, дурёха!
- Что ж она… Марина, сама не знала, кто ей нравится? – сдержанно спросила Елена Андреевна.
- Так Маришка ещё в школе и сама не прочь была замуж выйти, – чтоб не за шахтёра. За лётчика, например. А Венька Карунин в лётное собирался. Яругин после девятого в горный техникум ушёл, ну, Веня и стал Маринку провожать. Санька ему как-то морду набил. А Марина сказала, что Веню любит. А Венька в лётное поступил… и понесло его, – забыл и думать про Маринку. А она ждала его. Карунин ещё в лётном успел жениться – на стюардессе Ирочке. Ирочка в Киев летала. Быстро выяснилось, что Веня – не совсем то, что надо Ирине для счастья. Разбежались через год. Тут же на другой стюардессе женился, – чуть ли не как в песне: по имени Снежана… а дальше я уж не помню, как очередную звали. В общем, Ольга Васильевна всерьёз встревожилась, что Маринка так и засидится в девках-то… Вспомнила про Саню Яругина, – он тогда уже в горноспасательном отряде служил. Сама вспомнила, и Маришке напомнила: мол, лучше синица… чем журавль в небе… Вот так и случилась эта свадьба. Ромка родился у Маринки с Санькой, а тут и Веня подоспел, – в роли школьного друга. У Маринкиной матери словно крылья выросли. Да и Марина снова на что-то стала надеяться. А Веньку, видно, устраивала роль Саниного друга… Пока все его стюардессы достойных мужиков себе нашли. И тут Карунину пригодился запасной аэродром. – Крёстная вдруг спохватилась:
- Ой, Лен… Ты что, – до сих пор Саньку любишь?.. Ой, Леен! Так ты ж поэтому… малого своего Санькой назвала!
Елена Андреевна молча мыла окна.
- А этот твой… Ну, из Управления… Его, слышно, в Донецк перевели?
- Перевели.
- Так и не приезжал… ни разу?
- Почему… приезжал.
- А ты?..
- Сказала, что замуж вышла.
- Ой, Леен! Так он и не знает, – про Саньку-то?
-А зачем ему знать? Я сына хотела, Саню. Потому и родила.
- Замуж могла бы выйти…
- Не могла.
Я собрал граблями сухие стебли огурцов и помидоров, отнёс их в конец огорода, чтоб сжечь в костре… Усмехнулся:
- Даа, бать. Тут для тебя, похоже, ещё одна нерешённая задача нарисовалась…
…Батя чуть застенчиво улыбнулся:
- Придётся, Ромка, и мне студентом становиться. Будем теперь с тобой на равных.
В конце зимы отец командовал уже не отделением, а горноспасательным взводом. Как-то я - ну, раз батя сам сказал, что мы на равных… – отважился по-взрослому спросить:
- Бать! А ты её… Елену Андреевну, любишь?
Отец покраснел, – не хуже восьмиклассника. Быстро провёл ладонью по лбу и по глазам. Я понял, что сейчас он не только мне, – самому себе признался:
- Люблю.
- А как же пятый класс, бать?
Отец обнял меня:
- У меня есть ты, Ромка.
- И… больше ничего… из того, что было в пятом классе?..
- А больше ничего и не надо, Роман: у меня есть ты.
Мы с Санькой ремонтировали его велосипед: весна не за горами. Со своей всегдашней серьёзностью Санька спросил:
- Выходит, ты моим старшим братом теперь будешь?
Санькин вопрос мне так понравился, что я улыбнулся:
- Выходит, так, Санька.
Санька подумал. Кивнул:
-Это хорошо. Я всегда хотел, чтоб у меня отец был… Ну, или хотя бы старший брат.
В горле у меня перехватило, а Саня вздохнул:
- Нам бы с тобой ещё младшего.
Я не понял:
- Младшего?..
- Брата. Или хотя бы сестру, – объяснил Санька. – Ну, чтоб и я был старшим братом.
А потом приехала мама. Они с бабушкой вошли к нам во двор. Бабушка решительно и торжествующе шла впереди:
- А то чего ж! Жена законная, – значит, и дом твой. А самозванку эту – мы в два счёта! Ишь. – хоозяяйка нашлась! – Оглянулась через плечо: – Чего встала? В дом заходи! Ты не в гости приехала, а к себе домой!
Под отцовским взглядом мама чуть смутилась, концами шарфа прикрыла живот. Отец негромко спросил:
- Ты за разводом?
Бабушка возмущённо всплеснула руками:
- Какой развод?!.. Семья у вас! Дом! Сын вон, – студент уже! А ошибки – у кого их не случается!
Мама медленным взглядом окинула стопку выглаженного белья… Задержала глаза на большом клубке ниток и спицах: Елена Андреевна почти довязала батин свитер. Усмехнулась:
- Разлюбил, выходит?
Отец не ответил. Я понял: он не ответил не потому, что не хотел огорчать маму… Он просто не мог расплескать своё сбывшееся счастье.
- Я думаю, нас разведут быстро, – тебе скоро рожать, и надо, чтобы ребёнок родился в браке.
Они и правда развелись. Конечно, мне горько было: с их разводом словно детство моё ушло безвозвратно.
К Вене… к Саниному другу мама больше не уехала, – осталась жить у бабушки. Я приходил к ним, – кроме Саньки, у меня появился ещё один брат. А Санька был теперь у нас Яругиным Александром Александровичем. Самым частым словом у Саньки стало слово батя… С ним он ложился и просыпался, и целый день мы слышали от него: батя… мы с батей… у нас с батей…
У Димки теперь тоже есть сестра, Катюшка. И он тоже теперь – страшно застенчиво – юююговорил Камынину это слово: бать.
В начале осени Елена Андреевна родила двойняшек – Анютку и Павлушу. Санька пришёл в совершенное изумление:
- Так я не просто старший брат. Я дважды старший брат!
… А мы с Полиной снова увидели шахтёра. Он сидел у входа в старую шахту. Шли последние сентябрьские дни, ласково светились в пожелтевших дубовых листьях. А у входа в старую шахту чуть заметно колыхался полупрозрачный лёгкий туман. Полина прижалась к моему плечу:
- Ром!.. Видишь?
Я кивнул, обнял Полинку. И вдруг увидел отца. Они с Еленой Андреевной спускались по склону Дубовой балки, держались за руки, – совсем, как мы с Полинкой… А потом отец поднял Елену Андреевну на руки… и в самом низу склона закружил её.
Полина прошептала:
- Ромка, смотри!
Над входом в старую шахту поднимался светлый туман… И вскоре растаял в густой синеве сентябрьского неба.
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Навигация по каналу «Полевые цвет