Потянуло на волю. Работа надоела до чертиков. Люся ждала отпуска как манны небесной. Она устала не сколько от цеха, где наполняла бесконечные ряды песочных корзиночек масляным разноцветным кремом, сколько от таких же бесконечных партсобраний и планерок. Что торчать здесь? Чего воду лить из пустого в порожнее? Дома дел нет?
На прошлой неделе Свистунова собирала всех работниц в комнате отдыха, чтобы «проработать» Ольгу Карасеву, сорокалетнюю мать-одиночку.
- Вот, товарищи, обратите внимание! – Свистунова энергично, ленинским взмахом указала на Карасеву, - я задержалась в кабинете по работе. Слышу, шуршит что-то. Испугалась. Думала – мышь. Тихонько выхожу из кабинету (именно, кабинету) и вижу, как Карасева пересыпает сахарный песок в банку! В банку, товарищи! Итак, перед нами – злостная расхитительница имущества!
Все устало переглянулись. Карасева же сидела на жестком табурете, уронив голову.
- Я… простите меня, ГальСанна! До получки семь дней – дома макароны и чай. Хоть сахару взять. Там и не банка – баночка из-под пюре яблочного, ГальСанна! Я все откуплю!
- Я обязана доложить, Карасева! – Свистунова была непоколебима в своем решении. Щеки ее раскраснелись, немаленькая грудь вздымалась, как океанская волна.
Свистунова наслаждалась. Свистунова молодела на глазах!
Люся глянула на маленькие наручные часики. Почти семь вечера. Дома дети, муж, свекровь! Кино по телику! Поесть – сварганят что - худо-бедно, но ведь надо ребятам маечки, трусики в садик приготовить. Платье, рубашку, колготки! Степке в рейс с утра! Свекровка опять козу строить будет и намекать внучку «про любовников женушки блудной» Да что это такое!
И на кого батон гнать? На несчастную брошенку Карасеву? Ни рожи, ни кожи, и нос рубильником! Убогая! Мужик пофестивалил, парочку ребят смастерил и свалил себе, дальше фестивалить! Баба от получки до получки лямку тянет! Да сами девчонки, нет-нет, а и отсыпят Карасевой то сахарку, то маслица сливочного завернут, то яичек, то из выбраковки отделят: печенья, пироженок. Сливки остаются частенько…
И не Свистуновой бы тут о честности вещать! Эта коробками продукты налево сбагривает! А если свадьба какая в кафе – то и десятками коробок! И денежки с калыма – себе!
Люсины нервы не выдержали. Крикнула с места, глаза в глаза:
- Ты бы особо так не разорялась, ГальСанна! У самой-то рыльце в пуху!
Свистунова округлила малюсенькие злые глазки с нависшими, припорошенными зелеными тенями веками:
- Чт-о-о-о-о? Ты! Колесникова! Ты что себе позволяешь!
А Люся уже закусила удила. Люсе уже все нипочем!
- Да ниче! Ты только в этом месяце на свадьбах себе тыщу налевачила! Что думаешь – не видим? Да ты уже золото, не знаешь, куда навешать! На жопу себе и то, наверное, серьги нацепила! Че думаешь, смолчим?
Коллектив одобрительно загудел. Тема – больная. Сверхурочно на свадебно-поминочные халтуры оставались все, и что? Три копейки к премии! А основной навар – в начальственный карман! Нашла, кого мордовать, Карасеву! Сучка крашеная!
Собрание пришлось быстренько свернуть. А то ведь можно… и того… ОБХСС не дремлет! Свистунова это понимала прекрасно. Люську она и так не особо жаловала, а теперь просто возненавидела.
«Ладно, голубушка, хрен ты у меня в отпуск в июле пойдешь! Выкуси!» - Галина Александровна, дама одинокая, нервно накладывала крем от морщин под глаза. В зеркале отражались ее усталые глаза с «печеночными» мешками. Свистунова прошла в просторную кухню, достала бутылку водки из холодильника, налила себе рюмку и выпила, даже не поморщившись.
«Ты у меня попляшешь! Я тебе устрою» - она воображала себе всяческие кары и козни. Злилась и чертыхалась. И еще больше злилась от того, что ничего такого страшного сделать с Колесниковой не может. Ничегошеньки! А вот сама вылететь пробкой, и не дай Бог, прямиком до тюрьмы – легко!
У Люси появился еще один злейший враг. Правда, Люсе на это было глубоко наплевать! Не таких видали!
***
Свистунова пригласила Люсю в кабинет за две недели до отпуска.
- Вот что, Людмила. Отпуск твой придется отложить. Что-то ты, дорогуша, третий год в июле отдыхаешь. А вот Козловой постоянно в сентябре выпадает, - ГальСанна сладким голоском повела свою песенку.
- Так Маринка сама просила. У нее сын – школьник. Что еще? – к лицу Люси подступила злая краска.
- Это она два года назад просила. А теперь-то не просит. Ты у нас, что, особенная? В ноябре пойдешь, я сказала! – шмякнула печатью по накладной Свистунова, как точку поставила.
Люся медленно поднялась с места, нависла над испуганной начальницей. Тихо-тихо начала:
- Ну тогда ты, ГальСанна, будешь отдыхать на Колыме. Все бабы подпишутся, как одна. Мы уже заявление в прокуратуру составили.
- А сами, думаете, под волну не попадете? – начальница пыталась «держать лицо»
- А нам терять нечего, а вот твои делишки всплывут разом, - Люся схватила печать со стола… И шмякнула смачно по лбу Свистуновой. Круглая отметка ярко светилась на челе ГальСанны, обозначая, что ГальСанна является имущественной принадлежностью государственного пищевого отдела торговли.
Что потом было… Визги, писки, крики: «Уволю!»
Люся вышла из кабинета с подписанным заявлением на отпуск количеством двадцать восемь дней…
***
Отпуск планировался еще с Нового Года, и Люся, и Степан так и не пришли к общему решению. Степа рвался к морю, а Люся – нет. Хватило с нее этого «отдыха» прошлым летом. Кара египетская, а не отдых. Так и не полюбила Люся южное море. Народу – тьма, не пляж, а лежанка тюленей. Все потные, красные, все толкаются, наступая друг на друга.
У Люси от толкучки болела голова. Она дергалась, переживая за маленьких детей, норовящих забраться в воду без спроса. Дергалась из-за Степана, статного красавца, к телу которого так и липли взгляды гарцующих по пляжу дамочек. Дергалась, что не может дать фору наглым бабам. Что она – толстуха в нелепом купальнике! Бикини, ныне модные, кусочки тряпочек на веревочках Люсе не надеть никогда. Ну, если только – попугать народ на пляже. Этакий бегемот в веревочках. Как в «Ну, погоди» свинюшка в нескольких лифчиках.
Люся напоминала нервную медведицу с детенышами, расползающимися в разные стороны. Медведице нужно было постоянно собирать их в кучу и шлепать по крепким заднюшкам тяжелой лапой. Медведице нужно было следить за мужем, похожим на грациозного тигра. Она беспокойно порыкивала и вставала на задние лапы, втягивая ноздрями морской воздух. Именно, с такой грацией!
Степка, наоборот, веселился всей душой: полоскал в морской воде визжавших от восторга Аньку и Петьку. Лепил с ними песочные замки. Играл в волейбол с молодыми ребятами и девчонками. А девки в бикини, боги! Плоские загорелые животы манили к себе любопытные мужские взгляды, упругие груди колыхались под нахальными тряпочками, изображающими купальники. На пляже царила молодость и красота. И куда, скажите на милость, подевались нормальные земные женщины, любящие фотографироваться в воде по пояс, наивно полагая, что так не видно складок на пузе?
В общем, каждый день, проведенный на пляже, заканчивался молчанкой, если не скандалом. Степан издевательски реагировал на надутые губы супруги:
- Так выколи мне глаза, Люська! Выколи, что уж там! Если сама себя распустила – никто в этом не виноват, кроме себя самой! Ты посмотри: неужели тебе так приятно? Неужели удобно? Вместо того, чтобы изображать из себя оскорбленную невинность, лучше бы в столовке поменьше жрала! Не надо брать три лангета! Три салата витаминных лучше возьми!
Он психовал и уходил гулять. Разумеется, один, оставляя Люсю глотать слезы. И ведь прав. Но ведь и она права…
Ночью Степан возвращался. От него пахло вином, солью и водорослями. Степа примиряюще чмокал Люсю в ухо и заваливался спать. Утром просыпались дети, муж хватал их обоих в охапку и уводил на пустынный пляж. Возвращались через два часа, таща камушки и ракушки в охапках. Завтрак, естественно, пропускали… А кормить чем-то всех надо. Вот и моталась Люся не по пляжам, а по южным рынкам: закупалась фруктами. Какой же это отдых? Нервотрепка одна…
Но случайная встреча все перевернула.
Как обычно, Люся болталась между богатых прилавков. Степке плевать, а у нее забота – нужно к отъезду подготовить баулы с персиками, абрикосами, дынями. Осенью Люся наварит такой компот – язык отъешь! Степан будет бурчать и называть Люсю мешочницей – наплевать! Зимой стоит только открыть банку – и ее тут же нет! Это не та лабуда, что в магазине. Это настоящее законсервированное лето! Аромат такой, что кажется – все летние мухи и осы сейчас воскреснут, и, несмотря на мороз, налетят со всех сторон!
Люся приценивалась к товару, яростно спорила с торговцами и совершенно не реагировала на восторженные цоканья истинных любителей женской пышной красоты, в кепках, размерами больше, чем голова. Вот и сейчас она с азартом «отводила душу» с черноусым джигитом, пытаясь сбросить цену с ароматных фруктов. Она так увлеклась, что едва услышала:
- Калинкина? Ты? Я тебя не сразу и узнала!
Люся оглянулась и увидела высоченную молодую женщину. Было, на что посмотреть: взбитые кудри, солнцезащитные очки на пол-лица, белоснежный брючный костюм и красные босоножки, кокетливо открывающие яркий педикюр.
Кутырина. Собственной персоной!