После учёбы Мещерякову предложили остаться в институте, – преподавать горное дело: кроме диплома с отличием, у него уже был опыт работы на угольном руднике. А Андрей рвался домой: там, на берегах Луганки и Северского Донца, вершились нынче великие дела, – во славу России. Но, послушный дисциплине, что царствовала в Горном институте, и чувству долга – новые угольные рудники требовали знающих специалистов – всё же остался преподавать. Новое дело неожиданно пришлось по сердцу: к горному делу у студентов был горячий интерес, и Мещерякову хотелось научить их тому, что уже знал сам.
Только домой всё равно тянуло неудержимо… Рассказывал о новых месторождениях каменного угля, а перед глазами колыхалась бескрайность седой полыни и цвета молочая, вспоминался вдруг чистый и пресный, ни с чем не сравнимый запах свежевырубленного угля, – так, что даже чуть кружилась голова… Хотелось по-мальчишески, из пригоршни, пить криничную воду, а ещё – бережно растереть в пальцах веточку чабреца, набрать полную горсть груш-дичек…
Поэтому так обрадовался, когда получил приказ – для решения вопроса о поставках Черноморскому флоту угля с берегов Северского Донца отправиться в Севастополь. Тогда и понял, что в Петербург больше не вернётся.
Ольгу увидел на набережной. Оглянулся: девушка с густыми тёмно-русыми волосами, строго собранными на затылке, показалась ему такой лёгкой, что, того и гляди, ветер с моря подхватит её… Она заметила взгляд Мещерякова, нахмурилась. Быстрым движением узкой ладони поправила выхваченную ветром прядь волос, надменно отвернулась.
Капитан второго ранга Павел Громов усмехнулся:
- Что, понравилась?.. И то: в Питере таких нет. Это наша, черноморочка, – дочка мичмана Елагина. Как отец погиб, одна осталась. В сиротском приюте так и выросла. Мы проведывали её, потом в гимназию устроили… Не подвела девчоночка, – училась на «отлично», теперь вот сама учительница. Строга!..
Назавтра Мещеряков снова пришёл на набережную, – один. Стоял у моря, вслушивался в крики чаек… и ждал. Отчего-то знал, что она придёт. И всё же сердце забилось, когда увидел её. На набережной цвёл миндаль, – плыл низкими бело-розовыми облаками, и налетевший с моря юный ветер-озорник подхватил невесомые лепестки, целую пригоршню бросил ей в тёмные волосы, а она шла в этом лепестковом кружении, такая же лёгкая, и Мещерякову снова показалось, что ветер сейчас и её подхватит, и закружит над морем вместе с миндальными лепестками. Он поспешил сделать ей навстречу несколько шагов, – чтоб удержать её на берегу… И она увидела его. В больших серых глазах неуловимым мгновением всплеснулась чуть растерянная радость, – такая, будто она тоже ждала его. Впрочем, от секундной растерянности в её взгляде тут же не осталось и следа, – словно большие высокомерные снежинки опустились на тёмно-серый бездонный омут…
Мещеряков подошёл к ней, поклонился. И неожиданно для самого себя сказал:
- Я хотел увидеть Вас. И… Я ждал Вас.
Холодная надменность не смогла сдержать порыва счастья:
- И… я ждала.
А за этим порывом в душах у обоих осталась сокровенная тайна. Недоступная ни слуху, ни глазам… У него – неосознанная до конца мысль… воспоминание о девочке в белом-белом ромашковом венке на берегу светлой и ласковой Луганки, а у неё – такая же неосознанная, но такая нужная ей надежда на его красивую и уверенную силу…
Ему понравилось её имя: Ольга. Одновременно нежное и смелое, – как она сама. Они не спеша, почти дотемна, ходили по набережной, часто останавливались. Плеск волн устало затихал к вечеру, море, казалось, чуть слышно вздыхало. Лепестки цветущего миндаля тихо улеглись на волнах, и ветер тоже задремал, уютно сложил озорные крылья, пропахшие запахом моря… Ольга рассказывала Мещерякову то, о чём ни с кем не говорила, – о Старосельцеве, инспекторе гимназии. Порой голос её вздрагивал, – от обиды и горькой безысходности. С недавних пор Старосельцев стал делать ей непристойные намёки. Она не знала, куда спрятаться от его липких глаз, – инспектор Старосельцев не давал ей проходу… Педагоги уже заметили интерес инспектора к молодой учительнице, в присутствии Ольги Фёдоровны переглядывались, осуждающе качали головами: Старосельцев был женат на дочери важного городского чиновника, а эта девчонка – без роду, без племени, – вскружила голову Викентию Гавриловичу, достойному семьянину…
Ольга рассказывала, порой горестно умолкала… Оба не замечали, что Андрей Михайлович уже давно держит её узкую ладонь в своих больших руках.
- А друзья Вашего отца? Они бы могли защитить Вас.
Ольга помолчала, потом призналась:
- Мне стыдно с кем-либо говорить об этом. – Подняла на Мещерякова глаза: – Сама не знаю, как и зачем рассказала об этом Вам… Должно быть, оттого, что Вы завтра уедете из нашего города, и мы с Вами больше никогда не увидимся. А мне всё равно легче стало, – рассказала Вам, и будто камень с души…
А Мещеряков слушал Ольгу… И вспоминал синеглазую девочку, дочушку Степана и Глафиры. Вспоминал, как любит и бережёт Степан свою девчушечку. Как-то горько понял, что уже давно пора встретить своё счастье, – такое, как у Степана с его Глашенькой, давно пора и любить, и заботиться, и беречь… Да только задержалось где-то его желанное счастье… потерялось, разминулся он с ним.
Ольге сказал просто и твёрдо:
-Завтра Вы поедете со мной.
А она уткнулась лицом в его шинель, заплакала…
В Луганске их с первого дня считали женихом и невестой. Ольга Фёдоровна получила место классной дамы в женской гимназии, Мещеряков вернулся к должности горного инженера на руднике в Лисьей Балке… Вскоре ему предложили вести курс лекций по горному делу в местном училище, и Андрей Михайлович согласился: вдруг оказалось, что ему не хватает преподавательской работы.
О том, что они жених и невеста, между собой Андрей Михайлович и Ольга не говорили. Может, потому, что это было ясно… Или – не хотелось торопить долгожданное счастье.
… Владимир очень скучал по сестре. Казалось, не видел её целую вечность. Одёргивал себя, чтоб не думать с неприязнью о новой классной даме. Мысленно укорял Верочку за тот полудетский проступок, из-за которого классная дама так строго наказала её. И всё равно, – больше, чем укорял, жалел сестру. Два больших яблока так и лежали на подоконнике Володиной комнатки, напоминали о несостоявшейся встрече с Верочкой…
Наконец, удалось выбраться в женскую гимназию. Сердце больно сжалось: Верочка казалась ему маленькой, обиженной девочкой… Но Владимир всё же нахмурился:
- Гимназистка Колядина! Не совестно, – обманывать учителя словесности? Что ж, – расскажем о Вашем недостойном поведении батюшке с маманюшкою? То-то огорчатся они, когда узнают, как ты, гимназистка выпускного класса, ведёшь себя, – вместо того, чтоб старательно учиться, если уж решила в будущем стать учительницей. Хороша учительница из тебя выйдет!
- Володенька! Хороший мой, ты послушай… Я тебе всё расскажу, – как случилось… Катюша просто не успела выполнить упражнения, что Дмитрий Александрович задал на дом… Ты знаешь, Володенька… Катюша влюбилась в Родиона Севастьянова из мужской гимназии… И он пригласил Катю на свидание. Ну, до упражнений ли тут! Катя надеялась, что Дмитрий Александрович не спросит её… а он, как нарочно, первою вызвал её к доске, – отвечать то, что было задано домой… Ну, что было делать! Да и думать о том, что делать, не было времени… и как-то само собою вышло, – с моей тетрадью-то… Вот как было, Володенька. Ты теперь видишь, что мы с Катей не виноваты.
Владимир свёл брови. Верочка заторопилась:
- Ну… или совсем немного виноваты… А она, Ольга Фёдоровна, сразу!..
-Где ж – сразу!.. Не сразу, а весьма постепенно, – после вашего с гимназисткой Саратовцевой обмана.
В такие минуты, когда приходилось строго выговаривать Верочке, – а приходилось это делать не так уж и редко… – Владимир всегда вспоминал крошечную сестрицу в люлечке из липовой коры, и тут же укорял себя, что может так сурово отчитывать свою любимую маленькую сестрицу, рождения которой он так ждал.
-Вот что, Вера Степановна, – Владимир изо всех сил удерживал строгий тон. – На сей раз огорчать батяню с маманюшкой не станем. Но – лишь при условии, что Вы будете вести себя так, как подобает ученице седьмого класса.
Верочка горячо закивала:
- Володюшка! Никогда в жизни больше не буду обманывать Дмитрия Александровича, ты увидишь!
- Других учителей тоже не годится обманывать. Вот, возьми, – Владимир достал из кармана спелое яблоко.
Они сели на скамейку под тополями. Верочка с удовольствием ела яблоко, ладошкой вытирала сладкий сок.
- Одна надежда… Нет, ты не думай, Володенька, не только я об этом мечтаю, – все девочки этого хотят: чтоб она… Ольга Фёдоровна, поскорее бы вышла замуж… За своего важного жениха. И – чтоб он увёз её.
Владимир усмехнулся:
- Не увезёт. Её жених – знаешь, кто?
Верочка даже перестала хрустеть яблоком, вскинула глаза:
- Кто, Володенька?
- Наш новый преподаватель, Андрей Михайлович Мещеряков.
- Андрей… Михайлович?.. Жених Ольги Фёдоровны?..
- Представь.
Верочка растерянно улыбнулась, но тут же встряхнула головой, – будто отгоняла какую-то неясную, давнюю печаль. С деланой беспечностью снова откусила яблоко:
-Ну и пусть… Вот и пусть: а то я заметила, что она тебе понравилась. Я бы не хотела, Володюшка, чтоб у тебя была такая невеста… Ровно Снегурочка из сказки. – Тут же весело перевела разговор: – А знаешь… Тот кадет из Питера, я тебе говорила о нём, Катюшин брат… Он письмо мне передал, – с рисунком и со стихами… Я не решила: написать ли ему ответ…
Час от часу не легче!
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Часть 16
Часть 17 Часть 18 Часть 19 Часть 20 Часть 21
Навигация по каналу «Полевые цвет