Вениамин Константинович задохнулся:
- Тыы!..
Батя сочувственно усмехнулся:
- Кажется, планы твои нарушил… Догадываюсь: ты вроде свататься шёл к моей жене?.. А мы вот с мужиками… пораньше управились с обрушением на «Гремучей». Ты не ждал, что я дома окажусь?..
К Саниному другу спешила бабушка: в окно кухни увидела, как слетела с его головы лётная фуражка. Укоризненно-испуганно воскликнула:
- Веня!.. Александр!.. Что же ты делаешь! Как же так можно: к тебе друг пришёл, а ты!..
Бабушка наклонилась к луже – за фуражкой. Вениамин Константинович выхватил грязную и мокрую фуражку из бабушкиных рук, отшвырнул носком подвернувшуюся розу… Белая машина рванула с места. Я успел заметить, что Веня сделал тонировку на стёклах.
Мама стояла на крыльце. Батя закурил:
- Он больше никогда не придёт… – кажется, ты об этом хотела мне сказать?
Мама процедила сквозь зубы:
- Ты пьян. Я не хочу с тобой разговаривать.
И ушла в дом.
Я вдруг заметил, что отец пошатнулся. Бабушка несказанно обрадовалась:
- Пьян!.. И сыну пример подаёшь!
Отец легко отстранил бабушку, присел на скамейку у колодца. Бабушка размахивала руками, что-то возмущённо говорила. Дёрнула меня за рукав:
- В дом иди! Нечего тут… с ним, с пьяным!
Я повёл плечом, – сбросил бабушкину руку. Сел рядом с отцом. Бабушка опешила:
- Вот, значит, как!.. Вот таким и сын вырастет!.. Яблоко от яблони…
В тот вечер мы с батей долго сидели во дворе. Он чуть сжал мою ладонь:
-Я не пил, Ромка. Устали немного: рвануло на «Гремучей»… не слабо. Трое суток не поднимались на-гора.
Я в ответ сжал батину руку. Отважился спросить:
- Ты знал?
Он понял, но промолчал. Закурил новую, глубоко затянулся. Лишь потом ответил мне:
- Ты, Ромка, про маму не думай плохо.
-А как мне думать?
Батя вздохнул…
- Ты ещё скажи, что я маленький. Скажи, что всё пойму, когда вырасту.
Отец потушил сигарету, обнял меня:
- Как у Полины дела?
Всё, что касалось Полины, в девятом классе стало вдруг таким сокровенным… что я просто не знал, как об этом говорить вслух… Перевёл дыхание: батя снова понял меня…
-Помнишь, – я говорил тебе, что тоже влюбился, когда в пятом классе был?
Я кивнул:
- Это… в ту, что самой лучшей была, – в классе и в школе?
- Была… самой лучшей. Такой и осталась. Только любила она другого.
Я заносчиво дёрнул плечами: так уж и самая лучшая!.. Раз любила кого-то другого!..
- И… любит другого. И с этим ничего не поделаешь, сын.
Я ошеломлённо захлопал глазами:
- Так это… Так она, самая лучшая… Это – мама?
- У неё всё было самым лучшим… самым красивым: имя… глаза… хвостики-косички, голос, ладошки…
Отец будто про Полинку говорил…
-Бать!.. А как же… Другого любила… любит, – она же за тебя замуж вышла! Она же – твоя жена!..
- А бывают, Ромка, задачи… которые не решаются. Так и остаются без ответа. Тебе не встречались такие?
Каждый урок встречаются… И остаются без ответа, – потому что я под партой держу Полинкину ладошку… Это – те задачи, которые не решаются на алгебре или на физике… Наверное, они – не самые трудные?..
- Бать! А… что теперь? Она… мама… уйдёт к…уйдёт к этому Вениамину Константиновичу?
- Будет так, как она решит.
- Ты… отдашь её… этому лётчику?
- Если она будет с ним счастлива.
- А… ты?..
- А я благодарен ей за то счастье, которое у нас было. За то, что она мне сына родила…За то, что ты у меня есть, – такой вот Ромка, – батя взъерошил мои волосы.
А я почему-то вспомнил, как прошлым летом мы с Димкой Луговым случайно нашли вход в старую шахту… Мы с Димкой никому не рассказали об этом, и сами больше не ходили на склон за Дубовой балкой. А сейчас вдруг колючий иней посыпался мне на спину: тот шахтёр, что сидел на склоне… и так непонятно и быстро исчез, был совсем не похож на остальных шахтёров, – тех, что мы с Димкой видим каждый день. Он был шахтёром – будто из старого фильма. Я поднял глаза на отца:
- Бать!.. А мы с Димкой… В общем, мы были у входа в старую шахту. Ещё прошлым летом.
Отец свёл брови:
- Его же засыпали давно. Мы, помню, с пацанами… с крёстным твоим, тоже искали этот вход.
- Мы, бать, искали… но не нашли, он сам нашёлся. За Дубовой балкой. Димка шагнул… и провалился, – по самые плечи. Я за футболку схватил его… а дальше не помню, как вытащил его.
- Видно, просела земля. Там весной всегда много воды бывает. Надо отправить туда отделение горноспасателей, – посмотрим, что там надо сделать.
- Бать!.. Мы там шахтёра видели.
-Шахтёра?..
-Он одет был… Ну, как в старых фильмах про шахтёров.
Отец поднялся:
- У тебя завтра какой первый урок?
- Бать!..
Батя кивнул на окно:
- Мама… и бабушка волнуются, не спят. А мы тут с тобой… засиделись.
Когда батин голос становился командирским, – это вам не лётчик гражданской авиации… с его международными линиями, а командир отделения горноспасателей, – надо было подниматься и идти спать.
Отец как-то очень устало положил руку мне на плечо:
- Я расскажу тебе, Ромка. Не сейчас только. Это долго.
… В последнее время как-то получалось, что отец почти каждую ночь дежурил в горноспасательной части: то надо было кого-то подменить… То к учениям готовились, то кого-то из Управления ждали… А я понимал, что ему просто не хочется возвращаться домой. Хотя батя очень любил наш дом: его ещё прадед мой строил. Потом дед, Павел Фёдорович, машинист угольного комбайна, ещё достроил новые комнаты, а совсем недавно мы с батей и крёстным с его сыновьями перекрыли крышу. Крёстный похлопал меня по плечу:
- Ещё внуки твои, Ромка, спасибо за дом скажут!
А теперь отец не хотел возвращаться домой…
На днях я услышал, как бабушка торжествующе убеждает маму:
-Да это же ясно! Как белый день ясно! У него кто-то появился!.. Мыслимое ли дело: из ночи в ночь дома не ночевать!.. И сына не стесняется! И ты ещё о чём-то думаешь! В чём-то сомневаешься! А я говорила тебе: за Вениамином ты будешь, как за каменной стеной!
Как и батя, я не торопился домой: если не было тренировки, мы с Полинкой шли на край посёлка, – там были старые качели, и Полинка очень любила их. Сначала мы просто садились на качели. Полина доставала из школьной сумки пакет с пирожками. Скрывала девчоночью гордость, – словно между прочим говорила:
-Сама пекла.
И ждала, что я скажу. А что говорить, если это были самые вкусные на свете пирожки!.. Пока я один за другим молотил их, Полинкины большие серые глаза сияли от счастья. Она придвигала пакет ко мне поближе:
-Ещё бери.
Потом мы становились на широкую доску, и я раскачивал качели. Полина прикрывала глаза: ей и страшно было… и хотелось так, чтоб дух захватывало:
- Оой, Ром!.. Давай сильнее!..
И мы взлетали, – чуть не до верхушек тополей… А потом качели медленно останавливались… А мы с Полинкой целовались.
И всё же надо было возвращаться домой. Мы долго стояли у Полининой калитки, – пока не начинало темнеть. Мать звала Полинку домой, – будто бы строго… а в голосе слышалась улыбка. Полинка убегала, и я шёл на свою улицу.
Видно, мамины сомнения были не такими уж глубокими… И в один из вечеров она сказала мне:
- Мы уезжаем. Собери свои вещи.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 5 Часть 6
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Навигация по каналу «Полевые цвет