ЧАСТЬ IV — Обзор немецких медиа
🗞(+)Spiegel в статье «Вот что говорят люди, которые дезертировали из армии Путина» рассказывает интереснейшие истории из жизни русских дезертиров. Они находятся в списках разыскиваемых: российские солдаты, которые прострелили себе ногу или сбежали с семьями до того, как им приказали маршировать. Теперь они умоляют посольства впустить их в Европу. Кто эти люди? Лонгрид на 30000 знаков, поэтому выходит в нескольких частях. Уровень упоротости: плащ Сарумана 🟤
Авторы: Тимофей Нешитов (этот чел учился на журфаке СПбГУ курсом старше меня. Тот ещё…) и Макс Шер. Перевёл: «Мекленбургский Петербуржец»
Часть IV (читать сначала Часть I)
Артиллерист: В сентябре прошлого года мне удалось поговорить с немецким консулом. Он сказал, что знает, что сказала его министр внутренних дел, но с тех пор он не получал никаких новых инструкций и не мог мне помочь.
Однажды утром в конце марта Радист пошёл в супермаркет и купил зубную щётку, носки, туалетную бумагу, хлеб, воду, чай, брюки, четыре полных пакета. За два дня до этого казахская полиция арестовала солдата-танкиста. За него вступились другие дезертиры. У танкиста сдали нервы, говорит радист, он купил билет на самолёт в Армению и его забрали в аэропорту, теперь его, наверное, экстрадируют в Россию.
Радист в Казахстане вжился в новую роль: он заботится о вновь прибывших дезертирах, находит жильё, собирает и распределяет пожертвования, организует контакты с адвокатами.
В то утро он вместе с одним из этих адвокатов поехал в тюрьму, где содержался Танкист. В машине он завтракает «Ред Буллом» и закуривает. Они проезжают через промышленную зону, останавливаются на парковке перед серыми воротами. Адвокат тащит сумки к воротам, Радист остаётся в машине. Он не решается выйти, он просто хочет увидеть тюрьму.
Астана, город, из которого он не может выбраться, находится в степи. После поездки в тюрьму мы идём по шестиполосным пыльным улицам, мимо президентского дворца, который в восемь раз больше Белого дома. Мимо торгового центра «Хан Шатыр», самого большого шатра в мире, построенного Норманом Фостером. Город ему наскучил, говорит Радист, но именно здесь находятся все посольства. После обеда он показывает мне офисное здание с зеркальными окнами: девять этажей, перед ним забор с металлическими шипами, за забором дюжина флагов - немецкий, британский, японский.
Однажды он попал внутрь, говорит Радист, в немецкое посольство на первом этаже. У него была назначена встреча, говорит он, как будто у него есть паспорт и трудовой договор с немецкой компанией. «Я просто хотел поговорить с кем-то лично, думал, может, поможет, если они посмотрят мне в лицо».
Радист создал электронную таблицу Google Docs со всеми посольствами, организациями помощи и фондами, в которые он обращался с момента прибытия: дата, контактное лицо, ответ. В конце марта в таблице было 29 записей. Самое частое предложение в колонке «Ответ» - «Нет ответа».
Он написал в посольства Великобритании, Канады, Франции, Швеции и Швейцарии. Он пытался связаться с Pro Asyl, Amnesty International, Human Rights First. Он обратился в Фонд Фридриха Эберта, Фонд Конрада Аденауэра, Красный Крест.
Когда он приехал в Казахстан в сентябре прошлого года, первое, что он сделал, это написал электронное письмо Карин Жан-Пьер, пресс-секретарю Белого дома. Она сказала на пресс-конференции: «В России есть люди, которые не хотят воевать в путинской войне, не хотят умирать за неё… Независимо от их национальности, они могут попросить убежища в США».
«Дорогая Карин Жан-Пьер», - написал ей Радист. «Я попал в замкнутый круг». Он сообщил, что для подачи прошения о предоставлении убежища ему нужна рекомендация посольства США, но в посольстве ему сказали, что они не компетентны это делать.
Карин Жан-Пьер не ответила ему.
Радист отправил электронное письмо в посольство Германии. Его подразделение всё ещё находилось на фронте, он попросил выдать ему гуманитарную визу. На следующий день он получил ответ без подписи.
«Добрый день. Спасибо, что обратились к нам. Виза по гуманитарным соображениям выдаётся узкому кругу лиц (обычно это оппозиционные политики и журналисты или активные общественные деятели). В этом случае нам необходимы документальные подтверждения вашей активной деятельности против войны, а также доказательства того, что вам угрожают российские власти (мы не можем сказать конкретно, какие документы к ним относятся). Вам также необходимо доказать свои связи с Германией».
Он также может попросить убежище, сказали ему в посольстве. Однако для этого он должен был находиться в Германии, что называется «принципом территориальности».
В ноябре он приобрёл себе поддельный паспорт, рассказывает Радист, в Даркнете за €2500. С ним он пытался бежать в Европу, за несколько дней до того, как русские объявили его в международный розыск. Он купил билет до Белграда с пересадкой во Франкфурте. Я знаю три слова на немецком: «Ich heiße» [«меня зовут…» (нем.) — прим. «МП»] и «Asyl» [«убежище» (нем.) — прим. «МП»]. Но на стойке «Эйр Астаны» ему не выдали посадочный талон. Уже 40 россиян попросили убежища в Германии таким образом, сказали ему, теперь путь закрыт.
Снова и снова дезертиры встречаются в Астане в небольшом офисе в нескольких минутах ходьбы от европейских посольств. Там адвокат обучает их общению с властями. Сегодня утром прибыл ещё один новичок - художник. Он находится в стране всего три недели.
Адвокат не вмешивается в разговор, говорит радист. Он даёт новичку советы: не ездить в аэропорт, не пользоваться сим-картами, не переходить улицы с камерами. Он говорит о том, что казахское правительство сидит между двух стульев, что оно не хочет отпугнуть Путина, а с другой стороны, нуждается в деньгах от Запада. Он рассказывает о том, что случилось с солдатом-танкистом.
Солдата-танкиста выпустили после двух дней заключения. Почему - вот над чем ломают голову в Астане. Потому ли, что казахи теперь показывают Путину палец? Или потому, что один прокурор выбился из стройного ряда коллег и проявил самодеятельность? Когда художник спрашивает, что это значит для него, ни адвокат, ни радистка не могут ему ответить; они советуют ему привыкать к «Чистилищу».
Художник: А если УВКБ ООН выдаст мне документ, со штампом и всем остальным, о том, что я беженец, могу ли я с ним поехать в Канаду? У меня тётя в Канаде.
Радист: УВКБ ООН, как ни абсурдно, за это не отвечает. В Казахстане казахи решают, кто может называть себя беженцем, они не признают тебя беженцем.
Художник: Зачем вообще существует УВКБ ООН? По международному праву я беженец, не так ли?
Радист: Так и есть. Есть такая директива ЕС, вы можете попросить убежище, если ваша армия совершает военные преступления.
Художник: Это меня убивает.
Радист: Это убивает нас с сентября. Казахи сказали мне, что я не беженец, что ко мне применима 59-я статья российской Конституции. Ты знаешь, что там написано? Каждый гражданин Российской Федерации обязан защищать своё Отечество.
Художник: А если я покажу казахам эту директиву ЕС?
Радист: Ты думаешь, что я сижу здесь и валяю дурака восемь месяцев?
Художник: Я просто пытаюсь мыслить логически.
Радист: Отвыкай от этой привычки.
Солдат-танкист покинул Астану после своего короткого заключения. В тюрьме ему сказали, что он может улететь внутренним рейсом. Он полетел в Алматы, на юг.
Солдат-танкист: Когда я увидел все сумки в тюрьме, всю туалетную бумагу, которую ребята принесли для меня, я подумал: я остаюсь здесь навсегда. Мой сокамерник был серийным убийцей. Потом открылась дверь, и они сказали: «Пойдёмте». Я плакал, я уже ничего не понимал, я просто хотел уехать из этого города [интересно, как он в своём военном училище психологические тесты с таким характером проходил? — прим. «МП»].
Радист живёт в однокомнатной квартире на окраине Астаны. Рядом с кроватью стоит стол, но нет стула. Он живёт со своей многолетней подругой, студенткой литературного факультета, которая приехала за ним в Казахстан. У нее каштановые кудри, она мало говорит, но он слушает её, когда она говорит ему, в какие органы власти он ещё может обратиться, что ещё он может им написать. Совсем недавно она посоветовала ему написать письмо в Апостольскую нунциатуру, посольство Ватикана в Казахстане.
Он читает ей Ремарка по ночам в постели. Она говорит, что любит «Время жить и время умирать», особенно сцену, где учитель Польман спрашивает молодого солдата Гребера: «Вы улыбаетесь. И ты такой спокойный. Почему вы не кричите?» [«Начитанный был каменщик!» © Лорд Тайвин Ланнистер — Арье Старк под прикрытием в Харенхолле, «Игра престолов» — прим. «МП»].
Гребер отвечает: «Я кричу. Просто вы этого не слышите».
Почему Запад не хочет их видеть?
«Украинцы смеются над нами».
Те немногие офицеры, которым удалось попасть на Запад, бежали с помощью российского правозащитника, живущего в эмиграции во Франции. Он тайно переправил одного солдата в Париж, одного - в Осло, одного - в Мадрид, один добрался через мексиканскую границу в США.
Правозащитника зовут Владимир Осечкин, он известен тем, что разоблачал пытки в российских тюрьмах; у него хорошие контакты в ЕС. С начала вторжения он получил более 500 запросов от российских солдат, говорит он по телефону, гораздо больше, чем он может обработать.
Осечкин не говорит о своих маршрутах эвакуации. Однако на данный момент, по его словам, он больше не будет забирать дезертиров. Десантник, которого он привёз в Париж, скрыл злодеяние, в котором он был косвенно замешан, когда въехал в страну [речь о Павле Филатьеве, мы про него писали — прим. «МП»]. У бывшего наёмника «Вагнера», который сейчас живет в Осло, была стычка с норвежскими полицейскими возле бара [про этог тоже писали 😀 — прим. «МП»].
По словам Осечкина, он понимает обеспокоенность европейцев, но просто бросить дезертиров - это не выход. Он не ООН, у него нет ни денег, ни самолётов. Возможно, где-нибудь в Европе можно было бы создать остров, на который разрешалось бы временно прибывать российским дезертирам. Там их можно было бы допросить, провести психиатрическую экспертизу и решить, как действовать дальше.
Артиллерист: У меня двоюродные братья служат в украинской армии. В январе я написал украинскому консулу письмо с просьбой о встрече, предлагая воевать за Украину или писать программное обеспечение для украинских компаний. Консул мне не ответил. Украинцы смеются над нами, я это понимаю, они живут со смертью каждый день, а мы стонем здесь, в Казахстане. Но иногда я им завидую. У них есть родина, за которую они борются [да этот персонаж не дезертир. Это похуже будет. Много хуже… — прим. «МП»].
В Астане Радист почти каждый день созванивается с бывшими товарищами, которые всё ещё на фронте. Весеннее наступление украинцев всё ближе, Путин ужесточил пограничный контроль для своих солдат. Очень немногие, говорит радист, осмелятся бежать сейчас. «Скорее всего, они будут убивать в надежде выжить» [эм… Бывшие сослуживцы во фронтовых частях общаются с дезертиром и предателем, про которого точно знают, что он дезертир и предатель? Про это все знают и тем не менее это допускают? Особист мышей не ловит, но сам-то пассажир должен понимать, что он своих бывших товарищей подставляет и подводит как минимум под проблемы с карьерой, а как максимум под статью? Или лавры Солженицына, который делал то же самое, не дают покоя? — прим. «МП»].
Те, кто добрался до Казахстана, тоже не знают, как долго они будут в безопасности. Иногда, когда они в отчаянии, они шутят о Байконуре, крупнейшем космодроме на Земле, он находится на юге Казахстана, Юрий Гагарин полетел в космос оттуда. «Может быть, меня запустят в космос и я приземлюсь в Германии на ракете», - говорит Радист.
Когда я прощался с Рэмбо и радистом в Астане, они курили перед рестораном быстрого питания.
Рэмбо: Если бы я был европейцем, я бы тоже не принял такого, как я. Я не олимпийский чемпион, я не приношу им медали и всё такое.
Радист: А как же гуманистические ценности? Вы помогаете кому-то, потому что ему нужна помощь, а не потому что он нужен вам. Даже ты вчера дал 1000 тенге нищему.
Рэмбо: «Я просто хотел избавиться от мелочи».
@Mecklenburger_Petersburger
@Mecklenburger_Petersburger
P. S. от «Мекленбургского Петербуржца»: всех, кто будет читать сие творчество моего бывшего «почти» однокурсника, предлагаю относиться к нему как к художественному произведению, потому что даже дисклеймер «основано на реальных событиях» сюда можно добавить с очень большой натяжкой.
ЧАСТЬ IV
Мекленбургский Петербуржец в: