- Тебе пюре побольше положить? Сосиску или котлету? – накрываю на стол, пока муж снимает куртку и обувь в прихожей. – Я не хочу ужинать, - шелестит грустный голос, удаляясь в спальню…
Так, в чём моя вина, в честь чего голодовка? Иду выяснять, тискать супруга, уже успевшего закутаться в барский махровый халат. Ну и что приключилось?..
Взгляд отрешённый, тонус на нуле: «Ничего. С мамой встречался». Ясно. Как только доблестная свекровь на горизонте, так в доме траур. Если её сын вернулся морально «покусанным», значит, сама родительница переживает тяжёлый период – дурное настроение, отсутствие кавалеров, мысли о старости. Котлетой и пюре «пациента» и впрямь не спасти, пусть отдышится…
«Легко на сердце от песни…»
В комнате сын чинно и тихо рисует в альбоме. Слишком чинно и слишком тихо. Значит, где-то нашкодил. Но где?.. Оглядываю комнату – ага, свежая отметина фломастером на обоях. Да и ладно, штрихом больше, штрихом меньше, всё равно движемся к ремонту.
- Антошка, иди ко мне, обниматься будем, - протягиваю руки. Тот вскидывает глазёнки-бусины: «А я заслужил?» Здрасьте, приехали.
Эх, когда-нибудь я решусь на разговор с воспитательницей. Из сада Антоха приходит робким, чуть что: «Можно мне яблоко? А мне дадут сок?» Будто его там заставляют отрабатывать еду и игры.
- Сын, что за вопрос, не можно, а нужно. Ты же наш заинька, моё и папино счастье.
Антоха бросается в кольцо рук, на ходу мурлыкая нашу песенку – гимн сусликов, сами придумали… Проверено: через несколько минут на звук придёт оттаявший папа. Надо же его расколдовывать после встречи со свекровью…
Пунктирные линии
В первый раз, после «реанимации» суслячьим гимном, в спальне перед сном он сказал: «Спасибо тебе за Антоху. Что он чувствует себя нужным». У меня комок в горле, но переспрашивать себе дороже. Знаю я всё: мама растила одна, когда могла – подкидывала бабушке или в сад на пятидневку. Было много окриков и мало поцелуев. Странно слышать такое от мужчины, но детские обиды живучи. К тому же он не жаловался, я сама собрала паззл – из рассказов свекрови.
- Как-то раз Санька собирался гулять во дворе, а я заставила книжку читать, стишки детские. Про лошадку там было: «Шёрстка гладкая блестит, пыль летит из-под копыт!» Санька решил схитрить, не читая наобум ляпнул: «Пыль летит из-под колёс!» Он же тогда машинами бредил… Как лечу я из кухни, как стукну рукой об столик: «Где, где здесь колёса, бестолочь!» А камень в перстне, видать, был плохо закреплён – от удара выскочил, улетел в сторону. Я ещё больше злюсь: «Всё, никакой прогулки!» Не пустила. До ночи за стенкой бубнил, стишки читал…
Свекровь рассказала – и сидит улыбается. А мы – я, моя мама и сестра – онемели. Конечно, нам с сестрицей тоже доставалось, но строго за дело, например, выбитое окно или драку.
Сашкина мама умудряется делиться педагогическим опытом за каждым семейным застольем. Даже удивительно, откуда столько воспоминаний, учитывая, как мало они общались с сыном. И самое странное: она словно не видит, что сыну, взрослому и любящему, больно это слушать.
Родом из детства
О, утром супруг повеселей, чары злой колдуньи рассеялись – гимн сусликов кого хочешь реанимирует. Наливает чай, кусает бутерброд…
- Давай я сегодня вас с Антохой в садик подброшу? Есть свободная минутка, - муж говорит с набитым ртом.
- Отлично, бегу переодеваться и сына потороплю…
Антоха сердит – пришлось встать пораньше и собраться быстрее. Антоха счастлив – мы едем на машине с папой!..
В саду чья-то претенциозная мама благоухает дорогими духами и отчитывает воспитателя: «Марк плохо спит по ночам, это наверняка стресс в садике». В ответ угрюмое: «Угу, вы хоть на ночь-то планшет ему не давайте. Чтоб спал хорошо…»
Сдаём Антоху, едем на работу и разбегаемся каждый по своим делам. Перед тем, как выпустить из машины, Сашка говорит: «Неохота, чтобы садик заканчивался, мне нравится, как там пахнет – кашей и детством. Может, повторим?»
Чмокаю в щёку, убегаю. Всё хорошо, всё правильно. Идёт на поправку. Когда-то даже думать о детях боялся, еле уговорила на первенца…
Частная жизнь на закате
Свекровь, по сути, неплохая, если бы ещё пригасить её эгоизм. Неудивительно – яркая, эффектная, смешливая, она недолго переживала развод с Сашкиным отцом, всегда была в окружении поклонников. Некоторые претендовали на роль мужа, но почему-то исчезали – едва Сашка привыкал называть «папой». Потом он и вовсе перестал реагировать на мамину личную жизнь: какой смысл, если всё так переменчиво?..
Она, думаю, понимала свою вину, но дело-то молодое. И вот как лето, так Сашку в лагерь на три смены: ходи, сынок, строем и пой песни, бегай в эстафетах. Он ходил, пел и бегал. По выходным приезжала мама, иногда – с новым дядей, который вымученно улыбался и протягивал кулёк с карамелью: «Подкормись, мужик». В этой жалкой попытке мужской солидарности Сашка видел очередное мамино поражение – и засчитывал как своё. Потому что кавалеры всегда уходили. Несколько недель мама была раздражённой, Сашка пытался её успокоить. Или хотя бы не расстраивать. Но попасть в точку с маминым настроением – задача не из лёгких, поэтому… Она до сих пор проворачивает с Сашкой фокус «это ты во всём виноват». Вот как обычно это бывает, минимум раз в неделю. Сашка звонит: «Привет, мама. Как ты? Как здоровье?» Мама лениво тянет в трубку:
- Плохо. На душе плохо.
- О, так приезжай к нам. Или мы к тебе приедем.
Мама тянет время, потом:
- Зачем? Не надо, я никого не хочу видеть…
- Мам, но тебе ведь плохо.
- Да. А знаешь, почему?
- Нет.
- Вот. Ты не знаешь. Всё правильно. Потому что тебе наплевать.
- Мам, мне не плевать.
- Ага, как же! Тебе ничего не интересно про меня. Было бы интересно, уже приехал бы.
- Ну я и говорю! Давай приедем!
- Не надо, я никого не хочу видеть…
Когда в трубке раздаются гудки, Сашка откладывает телефон и смотрит в стену. В такие моменты передо мной взрослый несчастный ребёнок, которому не повезло всегда быть сиротой. К папе не пускала мама («глаза б мои того гада не видели!»), а взамен – ничего. Калейдоскоп дяденек с кульком слипшихся карамелек…
У меня наготове, конечно, гимн сусликов и обожающий Антоха. Но даже взрослым и умным порой трудно не оглядываться на «ямы», которые у них за спиной. И их ничем не «засыпать».
Внутренние диалоги
Иногда мне хочется встретиться со свекровью и попросить об одном – быть добрее с сыном. Ведь он единственный. Ему до сих пор больно. Его ранят колкости. Он хочет быть нужным… Желание высказать всё вскипает после очередной моральной оплеухи, отвешенной Сашке. Однако я понимаю: помогать можно тому, кто готов принять твою помощь. Она не видит ничего крамольного в своём поведении. Значит, выход один: донести до Сашки мысль, что его семья – я и Антоха. Так бывает, что живые люди вырастают сами по себе, без корней. Главное, чтобы они прижились, цвели и плодоносили…
Праздник
- Мам, ты приедешь на день рождения Антошки? – голос мужа чуть подрагивает. Слышу её вялый тон: «Не хочется». Ну ладно, пока, Сашка даёт отбой и прячет глаза. Ни за что не выдам, что слышала ответ, нужно просто протянуть паузу, будто занята вознёй с ужином... День рождения Антохи через неделю, может, она ещё передумает…
- Ой, Шурик, совсем забыла! Марш в булочную, я же хлеб забыла купить! – стол накрыт, хлеба нет, надо заслать гонца. А ещё нужно предупредить мою маму, чтобы раньше времени не раскрывала секрет. Думаю, самых важных людей надо основательней подготовить…
Праздник в разгаре, свекровь отзвонилась, что приболела, Сашка вздохнул, но «выбрал жизнь» - ест, поёт суслячий гимн с детворой, надувает очередной шарик. Вся семья в сборе, только сестрица моя припозднилась. А вот и звонок в дверь! За стол её – и выношу торт со свечками.
Сестру, в отличие от мамы, я не успела предупредить, чтоб молчала про секрет. Поэтому она заявила: «Давай, Антошка, загадывай желание и дуй на свечки! Загадай, чтобы у тебя был братик, а сестричку – потом!» Антоха понял только про «дуй давай», а муж повернулся ко мне, разинув рот. Хихикнула, развела руками, мол, сюрприз…
И осеклась, увидев в его глазах испуг.
Близость
Вечер. Угомонившийся сын спит. На щёчке высыпали розовые точки: ещё бы, столько шоколада слопал, диатез не заставил ждать. Вымыта посуда. Новые игрушки-подарки стоят ярким караулом у Антохиной кровати…
В спальне приглушен свет, муж сидит на кровати.
- Почему ты не сказала?
- Не знаю. Наверное, боялась твоей реакции.
- Но ведь ты знала, что хочу ребёнка. Я же говорил…
- Давай не будем об этом, я устала. Лучше обними.
В темноте большой тёплый мужчина крепко прижимает меня к себе. Взволнованно спрашивает: «А ты точно не будешь любить меня меньше? Вдруг не хватит времени и сил на меня?» Мне хочется одёрнуть Сашку, сказать, чтобы взял себя в руки, чтобы не равнял себя с малышнёй. Но вместо этого одёргиваю себя. Теперь уже я прижимаю большого беззащитного мужчину, взъерошиваю волосы, шепчу, что он всегда будет моим самым-самым, только он… Судя по шмыганью носом, взрослый ребёнок плачет, но скрывает слёзы. Это ничего, это хорошо, мы все оплакиваем прошлые страхи. На секунду мне становится страшно: у меня есть сын, скоро появится ещё малыш. А мой муж – взрослый ребёнок. Как я со всем этим справлюсь?..
Ничего. Одним ребёнком больше – разве это тяжесть?
Утром завтракаем, Антоха пятнист от диатеза, но умоляюще смотрит на торт. Смеёмся, отказываем. Он уходит и по пути горестно запевает суслячий гимн. Звонит Сашкин телефон, на дисплее – мама. Не переставая смеяться, он отвечает:
- Алло.
- Саша, как погуляли вчера?
- Хорошо. А у тебя как дела?
- Лучше. Может, к вам приехать?
- Мам, поступай как знаешь. Но лучше вылечись основательно, чтоб не заражать нас.
- Ты всегда был эгоистом.
- Ну я же твой сын. Пока.
Затравленного взгляда, который бывает у мужа после таких разговоров, нет. Кто-то взрослеет, кто-то растёт.
