Итак, в 9 главе Патрик рассказывает о том, как создавались «Грязные танцы», напоминая о том, почему назвал так свою автобиографию. «Time of my life» (время моей жизни) - это одна из песен в том самом фильме.
А в главе 10 чета Суэйзи отправляются в Африку, в пустыню Намиб, потом во Францию, а потом назад в Америку. Патрик рассказывает о трех следующих фильмах.
Глава 10
Мы с Лизой смотрели из окна маленького самолета на раскинувшийся под нами Свакопмунд на восточном побережье Намибии. Путешествие уже продолжалось почти сутки с 10-часовым ожиданием во Франкфурте, где мы спали на стульях. И, глядя на пустынную ровную поверхность под нами, я воскликнул: “Чёрт! Лиза, да это же вылитая Аризона! Какого … стоило сюда лететь, чтобы увидеть то же самое, что и там?”
Меня все еще не отпускала усталость после съемок “Грязных танцев”, так что в этой шутке была только доля шутки. Но вскоре мы поняли, что пустыня Намиб, где снимался “Стальной рассвет”, была поистине магическим местом. Время, проведенное там, воскресило нас и на всю жизнь привило глубокую искреннюю любовь к Африке.
Наш первый день там прошел на колесах: мы погрузились в фольксваген комби и пустились на исследования. Пустыня Намиб граничит с Калахари, второй по величине пустыней Африки после Сахары.
И хотя при слове “пустыня” представляются нескончаемые барханы песка и ничего больше до горизонта, Намиб полнился своей жизнью, особенно ранним утром.
Кроме дюн, создававших прекрасные плавные изгибы ландшафта, для Намиба характерны выходы голого черного камня, что в совокупности давало полную иллюзию, словно вы на Луне.
Но после первой же ночи на этой “Луне”, если вам посчастливилось застать самое начало утро, вы бы видели совершенно другую картину. Вся пустыня зеленела. Мы с Лизой, увидев это впервые, подумали, что это мираж. Но на самом деле это был лишайник на камнях: каждое утро он ненадолго раскрывался, как цветок, чтобы собрать влагу. Затем, когда солнце поднималось выше, лишайник снова закрывал свои чашечки, не оставляя ничего, кроме опаленных скал и воспоминаний о том, что казалось миражом.
Еще со времён моих первых вылазок с отцом, я всегда интересовался, как разные люди выживают в разных условиях. Может быть, и поэтому мне так понравилось работать над “Красным рассветом” - это была стопроцентная история о выживальщиках, и я гордился тем, как моя команда справлялась с задачами. Здесь же, на юге Африки, я хотел ближе познакомиться с местными, которые могли бы научить меня выживать в пустыне. Как найти здесь пищу, воду и укрытие? Вот в чем вопрос.
Зеленые рассветы в пустыне были чудом. И они доказывали, насколько живуча природа. Среди персонала были африканцы из местных, они рассказывали нам о целых стадах страусов и прочего зверья, которое умудрялось выживать в пустыне. И Лиза, и я были очарованы природой вокруг нас, и при возможности мы выезжали из киношного лагеря, чтобы на своей шкуре узнать, что такое Калахари.
Несмотря на то, что мы успевали отдыхать там телом и душой, усталость от съемок “Грязных танцев” все еще давала о себе знать. Я выложился запредельно на съемках этого фильма, а потом сразу улетел на новые съемки. Мой персонаж в новом фильме, “Стальном рассвете”, - воин постапокалипсиса по прозвищу Кочевник, - путешествует по пустыне, сражаясь с мутантами и одичалыми жителями песков. В ходе съемок было много сцен с рукопашным боем, фехтованием, бросанием копья. Работа над ними, тем более в непривычных климатических условиях, иногда была такой сложной, что у меня голова шла кругом.
Но Лиза оставалась моей опорой и поддержкой.
Это были наши первые съемки, где мы оба участвовали как актеры, и для меня было наслаждением не только обсуждать с ней сценарий, но и работать в кадре. По сюжету она вдова, которая живет с сыном в пустыне и влюбляется в Кочевника. Лиза прекрасная актриса и я был счастлив, что она наконец получила возможность реализовать свой потенциал.
Видя ее, я просто влюблялся в нее снова и снова и снова.. Это, кстати привело к забавному инциденту на площадке. Актеры и персонал никогда не были отдельными кастами, мы всегда много общались вне съемочной площадки. И многие видели, как мы с Лизой везде держимся за руки. И среди костюмеров нашлась одна женщина, которая смотрела на это крайне неодобрительно. Один раз я видел, как она стояла, уставившись на Лизу мрачным взглядом. Разъяснилось всё очень просто. Оказывается, эта женщина знала, что я женат, но не знала, что на Лизе!
Ее благочестивая натура с трудом переносила то, что между исполнителями главных ролей закрутился роман (а поверьте, такие “служебные романы” случаются чаще, чем вы можете себе представить). В итоге ей сказали, что я держусь за ручки с собственной женой, и она с побитым видом подошла к Лизе и извинилась. Лиза только посмеялась. Ей уже попадались - на съемочных площадках! - мегеры, адски завидовавшие тому, что она замужем за мной, так что этот эпизод на их фоне был не более чем забавным.
Я всегда говорил, что идеальная женщина для меня - это женщина, которая интересуется всеми теми вещами, которые нравятся мне, и никогда не скажет что-то вроде “О нет, ЭТОГО я делать не буду, я же испорчу себе прическу”. И когда мы снимали “Стальной рассвет”, я в очередной раз убедился, насколько Лиза готова к новым экспериментам. Она обожала выезжать со мной в безлюдные места пустыни, она обожала узнавать всё, что можно, об Африке. Духовно и эмоционально, мы поразительно подходили друг другу.
После того, как съемки завершились, мы с Лизой поехали в сафари в ту же местность, где когда-то поженились Элизабет Тейлор и Ричард Бартон.
Невероятно романтично. Чудесное бунгало в живописном африканском ландшафте. Пробыв в Африке так долго, как могли, мы чувствовали себя обновленными и полными сил. А силы нам нужны были как никогда - ведь нам предстояло вернуться в США, где народ валом валил в кинотеатры на “Грязные танцы”. И это было такой проверкой для наших отношений, какие не на каждом шагу встретишь.
На берегу Нормандии (Франция) в Дювилле ежегодно проходил Фестиваль американского кино. Это был престижный фестиваль, который посещали многие крупнейшие звезды, а также продюсеры и режиссеры. И в 1987 году, к нашему волнению, организаторы решили открыть фестиваль показом “Грязных танцев”.
Эмиль и Элеонора уже расположились в этом очаровательном курортном городке, и мы с Лизой присоединились к ним. Мы понятия не имели, как примут фильм, потому что французы - очень взыскательные кинозрители, и это был всего лишь фильм об Америке 1960-х годов.
И вот наступил день показа. Заняв свои места на балконе, мы не без тревоги ожидали, когда погаснет свет. Это был второй раз, когда мы посмотрели “Грязные танцы”. Я был приятно удивлен, насколько хорош был фильм. Но это было мое мнение, а вот что думала публика, нам только предстояло узнать.
После финальных титров мы собрались уходить, но неожиданно увидели, что вся толпа в кинотеатре обернулась на наш балкон: раздались восторженные выкрики и аплодисменты, которые не смолкали минут пять. Эмиль, Элеонора, я и Лиза стояли там, не в силах двинуться с места, а зал бешено аплодировал. Это был момент, когда я испытывал невыразимую благодарность всем этим людям. И это был первый намек на то, как отнесется широкая публика к нашему “скромному” фильму.
Вечер завершался пышным празднованием. Играла музыка, танцы не прекращались, особенной популярностью пользовались те, кто пытался повторить танцевальные движения из фильма. Это словно перенесло кусочек ностальгической Америки на французское побережье. Идеальное начало грядущих сумасшедших времен.
За первые десять дней показа “Грязных танцев” в Америке было продано билетов на $10 млн, по тем временам огромная сумма. Люди ходили на сеансы по многу раз, так что к концу 1987 года фильм заработал уже больше $60 миллионов. При бюджете в $5 млн с небольшим, это был феноменальный успех.
Если “Север и Юг” сделали меня суперзнаменитым для, назовем это так, прослойки домохозяек, то “Грязные танцы” словно прорвали плотину. О фильме говорили везде и всюду. Люди обсуждали отношения Джонни и Беби, аборт Пенни, семейные отношения в общем и целом. Мы не представляли, насколько популярным станет этот фильм, и внезапно оказались словно в самом центре урагана.
Нам с Лизой было не привыкать и раньше, что люди могут остановить нас посреди улицы, чтобы попросить автограф. Но теперь масштаб “бедствия” усилился в разы, Если раньше пара человек в день спокойно подходили к нам, то теперь нас окружала толпа. Люди стучали в окна нашей машины, окружая нас, когда мы заходили в рестораны. Папарацци выслеживали нас, устраивая засады вокруг Ранчо Бизарро, в надежде наснимать кадров, когда мы выйдем из дома. Мы не могли не радоваться успеху “Грязных танцев”, но нас удручало, что наша нормальная жизнь заканчивалась за забором ранчо.
Трудно описать, каково это - быть звездой, - но сравнение с центром урагана очень близко к правде. Привычные вещи вокруг тебя несутся на сумасшедшей скорости, а когда ты пытаешься ухватить их, чтобы придать им стабильность, то понимаешь, что это невозможно. Если бы такая слава нагрянула, когда я был моложе, когда я только приехал в Голливуд, я бы, вероятно, просто сломался. Во многом оказаться лицом к лицу с собственностью популярностью схоже с тем, как если бы оказаться лицом к лицу со своими демонами.
Самый простой способ разрушить человека - это исполнить все его желания. Вы можете не осознавать это, но зачастую сами усилия по пути к цели приносят больше удовлетворения, чем ее достижение. Сам факт усилий - это то, что придает жизни смысл. Это те корни, которыми ты цепляешься за изменчивые обстоятельства. Но когда вдруг то, чего ты добивался, оказывается у тебя в руках, то обстоятельства перестают меняться и тебе приходится просто застыть, всмотреться в плод своих усилий - и… спросить себя: “И это всё?”.
Кроме того, несмотря на то, как я гордился своим успехом, я мучился из-за того, как я его достиг. Все опасения, которые у меня были по поводу того, что я загоню себя в рамки “танцор-притворившийся-актером”, напомнили о себе однажды вечером, когда мы с Лизой случайно посмотрели фрагмент о ”Грязных танцах” в вечернем телешоу. Мы собирались ехать в город, а телевизор был включен “для фона”, и тут я услышал, как телеведущий говорит: “И вот наконец Патрик Суэйзи ногами проложил себе дорогу к вершинам кино”. У меня просто сердце упало. Лиза молча покачала головой. Это был он, мой худший кошмар. Я так упорно трудился, чтобы ко мне относились серьезно, но все мои достижения были сейчас описаны одной фразой. Конечно, я гордился успехом фильма, но “ногами проложить дорогу к успеху” - было не то, чем я хотел бы запомниться.
Но “ураган” раскрутился не только вокруг моей роли Джонни Кастла. Саундтрек “Грязных танцев”, который стоил 200 000$, влетел на первое место в “Billboard charts” и продержался там 18 недель.*
*журнал Billboard charts с 1936 года формирует хит-парады музыкальных релизов различных направлений на основе статистических данных о продажах, радиоротации и некоторых других параметров в зависимости от характера музыкального хит-парада. Хит-парады публикуются в журнале Billboard и на сайте компании. Основными хит-парадами считаются Hot 100 и Billboard 200.
Песня “She’s Like the Wind,” которую я написал в соавторстве со Стейси Видлицем и записал с Венди Фрейзер, заняла 3-е место в Hot 100 и 1-е в чарте “Contemporary Adult”**
** Contemporary Adult - направление “современный поп-рок для взрослых”.
Наряду с “I’ve Had the Time of My Life,” эта песня стала одной из заглавных в “Грязных танцах”.
Лиза и я полетели на автограф-сессию в Нью-Йорк. Я должен был подписывать диски с 9 до 10 утра, но когда организаторы усадили нас в лимузин и повезли к магазину “Sam Goody store”*, на подъезде к магазину стояли толпы людей. Один из организаторов сказал: “Они тут с 6 утра,” - и добавил: - “Так и сидят на тротуаре.”
*Sam Goody store - крупнейший музыкальный магазин в США, основан в 1951 году.
Лимузин остановился перед центральным входом и вокруг его дверей моментально материализовались 15 телохранителей, ограждая нас от толпы. Когда мы с Лизой появились в дверях машины, раздались вопли, как в сумасшедшем доме. Нам нужно было пройти до входа в магазин не больше 10 метров, но на этом расстоянии толпились сотни женщин, жаждавших взглянуть на нас. Ор стоял оглушающий, я чувствовал себя как в параллельной реальности.
Уже оказавшись в магазине, я обернулся и увидел за витринами лица фанатов, просто расплющившихся о стекла. Все хотели нас рассмотреть. Кто-то рассчитывал на пару секунд диалога, кто-то хотел сделать снимок, кто-то - получить автограф. У меня голова кружилась от этого зрелища. Парень из персонала сказал мне: “Вот теперь вы знаете, каково быть чем-то вроде the Beatles.” И он был прав.
Но, как ни странно, я чувствовал себя одиноким пловцом в этом море безликих людей. Моим спасительным якорем была Лиза, я хотел смотреть на нее, а не на этот людской пандемониум за окнами. Она была рядом со мной, пока я улыбался так, что лицо свело от напряжения, и подписывал CD-диски один за другим, пока у меня рука не начала отваливаться. Но я продолжал держать на лице сверкающую улыбку, думая о том, что мне надо простоять какой-то час, а эти люди много дольше ждали снаружи, чтобы увидеть меня на несколько секунд. Так мы и держались с Лизой, пока за линию не вышел последний человек, успевший уложиться в отведенный час.
Было чувство, как будто весь мир хочет мой автограф. Стоило кому-то заметить меня и остановиться, тут же рядом оказывался второй желающий, к ним подтягивались другие, и в конце концов я оказывался в окружении, а толпа всё прибывала. Однажды на бейсбольном матче я подписал, наверное, тысячу автографов. Эти люди своим вниманием делали мне величайший комплимент, на который были способны, и последнее, чего я хотел, - дать повод кому-то думать, что я слишком заносчивый индюк, чтоб уделить им секунду внимания. Это проявились и мои техасские манеры, но также и мое желание нравиться.
Необходимость соответствовать ожиданиям сказывалась на нас. Для Лизы это тоже было тяжкой ношей. Однажды ей пришлось ради кадра со мной стоять на снегу в мини-платье и на высоких каблуках. Попытки найти баланс между “угодить фанатам” и “жить нормальной жизнью” отнимали у нас немало времени и сил.
Но единственное, с чем я не хотел и не мог примириться, это агрессия людей. Подстраиваться под настроение доброжелательных людей - это одно. Но подстраиваться под грубые требования - это недопустимо. Но лучшее, что я мог придумать, чтобы с этим справиться, меня не вполне устраивало. Да, я приучил себя давать в ответ полный игнор, но мне все равно некомфортно от мысли, что я не могу переделать человека и изменить его умонастроение.
Однажды, выступая на шоу в Западной Германии, толпа умудрилась прорвать заслон из 12 высокопрофессиональных телохранителей. Люди просто начали карабкаться на плечи впередистоящих, чтобы потрогать меня. К такой ситуации никто не был готов. Телохранители начали отталкивать людей, что только ухудшило расклад. Мы были перед угрозой быть размазанными по асфальту. И у меня возникла идея. Вместо того, чтобы сопротивляться напору лезущих вперед людей, я начал пожимать им руки. Я повысил голос, чтобы до них докричаться. “Привет, как дела?” - восклицал я. - “Нет нужды толкаться. Приятно познакомиться. Я - Патрик. Давай-ка освободим немного места здесь”.
Я выкрикнул телохранителям: “Просто здоровайтесь! Пожимайте руки, улыбайтесь”. Они начали делать это, и энергия толпы обратилась в позитивную. Фанаты опомнились, давки не произошло.
Мне приходилось изучать техники по манипулированию, - простейшие, вроде пожать руку и, похлопывая по спине, увести человека в нужном направлении. И я прекрасно знал, что в тот момент, когда ты говоришь с людьми глаза в глаза, они - на твоей стороне. Таким образом, фанаты, оказавшиеся впереди, стали моей стеной защиты от тех, кто толпился сзади. Главное для меня было не забывать, что все те, кто настойчиво лезет вперед, просто хочет свои пару секунд взгляда глаза в глаза и слов “Привет, как дела? Приятно познакомиться”.
И на самом деле я был счастлив, имея возможность сказать это своим фанатам.
Самый первый раз, когда мы с Лизой увидели, что значит популярность, был еще во времена премьеры “Скейттауна, США”. Жаклин Смит, та самая девушка, которая мы знали еще в Хьюстоне, и которая стала безумно популярной после съемок в “Ангелах Чарли”, приехала поддержать шоу. Мы с Лизой в изумлении наблюдали, как при ее появлении всё вокруг разукрасилось фотовспышками, как будто мы были на танцполе и там разом включили все стробоскопы. Я ослеп от вспышек, а Жаклин сохраняла безупречную улыбку на лице и, как мне показалось, даже не моргала. Я часто потом, оказываясь под вспышками, вспоминал о том примере, какой она мне показала.
К сожалению, у всей любви, которую вы получаете от фанатов, есть обратная сторона. Подавляющее большинство - совершенно порядочные люди, которые тянутся к вам с открытым сердцем. Но как только вы становитесь знаменитым, из кожи вон лезут другие — те, кто без колебаний охотится за вашими деньгами и репутацией, надеясь обогатиться. Люди подадут на вас в суд из-за любой мелочи, заявив, что вы врезались в их машину или даже что вы каким-то образом травмировали их безобидным рукопожатием. И каждый инцидент требует ответа от адвоката. В течение многих лет у нас был замечательный юрист, Фред Гейнс, который занимался любым возникающим вопросом, но необходимость отвечать на каждую претензию требует денег и времени, даже если претензия полностью сфабрикована.
После того, как “She's Like the Wind” стала хитом, по меньшей мере пять человек подали иски, утверждая, что это они ее написали. Никого, видимо, не смущал тот факт, что если бы все пятеро этих людей действительно верили, что написали это, им, вероятно, следовало бы заодно подать в суд друг на друга.
Эти претензии появились просто из ниоткуда, от людей, которых мы никогда не встречали, а один иск даже зашел так далеко, что нам со Стейси приостановили выплату авторских. Эта история тянулась и тянулась, но я знал, что мы победим, потому что мы написали эту песню. Поэтому Фред просто продолжал отвечать на рекламации пункт за пунктом, и мы решили, что правда в конце концов выплывет наружу.
И это произошло, когда истцы представили информацию, когда они написали песню. Они утверждали, что написали ее незадолго до начала съемок "Грязных танцев", но, конечно, Стейси и я сочинили ее и даже сделали мастеринг еще во время съемок “Грандвью, США”, то есть в 1984 году. Я отыскал ту запись и отправил ее Фреду, что и положило конец выяснению, кто прав. А благодаря тому, что разбирательство длилось очень долго, истцы проделали в своих карманах немаленькую дыру (чего и заслуживали).
После слов о том, что я “ногами проложил путь в кино” я решился на следующий шаг - подписал контракт на съемки семейной драмы »Уорсоу по прозвищу Тигр». *
*Не будет спойлером написать, что фильм провалился в прокате, как и “Стальной рассвет”. Вы ведь тоже об этих фильмах раньше даже не слышали, правда?
В драме я играл роль спившегося и сторчавшегося одиночки, которого сестра обвиняет в инцесте.
Это был мрачный, напряженный фильм, который глубже развил мое актерское мастерство, но в конечном счете это было его по-настоящему единственной заслугой (несмотря на сильный актерский состав, включая номинантку на Оскара актрису Пайпер Лори*).
*Для Лори этот фильм тоже стал проектом, о котором она предпочла бы забыть, но уже через пару лет на нее свалится большая удача - роль Кэтрин Мартелл в “Твин Пиксе”.
Режиссер фильма, Амин Чодри, был малоопытным и добавил фильму ряд спорных нюансов. Фильм даже не окупил бюджет.
Но практически сразу я снялся в “Придорожной закусочной”, * которая стала блокбастером.
*Road House, что переводится буквально как «Дом у дороги», в русском прокате назывался «Придорожная закусочная« или «Придорожная забегаловка»
И если “Грязные танцы” привлекли ко мне внимание бесчисленных фанаток, то “Придорожная закусочная” увеличила ряды моих фанатов. Это классическое кино про “крутых парней, со множеством барных драк и густой атмосферой мачизма. А дело было в том, что я продолжал оставаться звездой экшена. Все сцены с бегом, прыжками, падениями я делал сам, без дублеров. Занятия гимнастикой подготовили меня к этой роли не хуже, чем любого каскадера, которого могли бы нанять мне в дублеры. А занятия боксом, фехтованием и рукопашным боем дали мне навыки, которые я мог применить практически в любом экшене. К тому же я мог водить что угодно - авто, мотоциклы. Да и с верховой ездой у меня всё было отлично.
“Придорожная закусочная” получилась типичным экшеном в стиле старых добрых вестернов, где хороший парень приезжает в город, которым заправляют плохие парни, и открывает противостояние добра и зла. Понятное дело, тут и не пахло Достоевским*
*Так написано у Патрика. Он знаток русской классической литературы, а вы?
Но я все же попытался показать своего персонажа, вышибалу Джемса Далтона, более глубоко, чем это ожидалось по сценарию. Я пытался как мог и до сих пор смотреть этот фильм для меня - “гилти плеже”**
**Guilty pleasure (гилти плеже) — то, что доставляет человеку наслаждение, но одновременно заставляет его чувствовать себя неполноценным, немодным и отсталым, низменным. Буквально переводится с английского как «порочное удовольствие».
Потому что я прекрасно знаю, что есть множество мужчин, которые ценят Далтона, этого крутого парня, с его строгими правилами поведения.
Для сцен поединков я тренировался с Бенни “Реактивным” Уркидесом***
***Бенни Jet (Реактивный) Уркидес - герой моего детства, и меня поймут все, кто смотрел фильмы с Джекки Чаном. Очень рекомендую посмотреть “Закусочную на колёсах” (1984). Ну да ладно, ближе к делу. Уркидес все еще продолжает тренировать в своём голливудском спортклубе, он не только имеет чёрные пояса в восьми видах единоборств: дзюдо, кэмпо, карате Сётокан, таэквон-до, лима лама, кунг-фу (стиль «Белый журавль»), джиу-джитсу и айкидо, но и является основателем стиля Укидокан карате, признающимся в Японии официальным боевым искусством.
Уркидес - профессиональный кикбоксер, не проигравший ни одного матча. Этот крепкий коротышка предпочитал стратегию неожиданных резких ударов, заставлявших противников терять равновесие.
Но когда он попытался научить меня своему стилю, возникло множество проблем. Я просто двигался совсем иначе. Я пытался имитировать его технику, но это не производило по-настоящему сильного впечатления.
Так продолжалось, пока Бенни однажды не сказал: “Подожди! Ты ж актер! У меня есть идея”. Он принес в студию огромный бумбокс и включил “Thriller” Майкла Джексона. Это оказалось гениальным педагогическим ходом. Двигаясь в ритм песне, я наконец поймал тот ритм боя, который мне был нужен. Это стало потрясающим открытием - как скорость песни и синкопы наложились на сценический поединок, в котором я чувствовал себя совершенно свободно. До этого я много лет не занимался боевыми искусствами, но после тренировок с Бенни вновь вернулся в додзё. “Придорожная закусочная” дала мне повод вернуться к старым навыкам, про которые я чуть было не забыл.
С самого начала актер, который играл моего антагониста, Маршалл Тиг, относился ко мне свысока. У него за плечами была служба во Вьетнаме в подразделении “Морских котиков”, что означало, что он был серьезным чуваком, который может надрать задницу кому угодно и режет правду-матку.
В начале съемок Маршалл счел меня кем-то вроде накачанных симпатичных мальчиков-актеров и думал, что может прихлопнуть меня одной левой. Но, когда начались отработки поединков, он резко изменил свое мнение.
Каждый раз, когда мы репетировали очередной постановочный бой, он видел, что я понимаю, что я делаю, и что я могу держать удар. “Давай-ка попробуем в полную силу”, - однажды сказал ему я, отдавая себе отчет, что он может неслабо приложить. Но, в то же время, я понимал, что при хорошей постановке поединка мы сможем найти баланс между тем, чтобы и не поубивать друг друга, и выглядеть убедительно на экране.
Когда ты завоевываешь уважение такого человека, как Маршалл, ты завоевываешь его на всю жизнь. Мы подружились на съемках “Придорожной закусочной” и дружим до сих пор. Не всем людям удалось понять его образ мыслей, но мы с ним реально смогли поймать одну волну. Это было особенно важно потому, что сцены с поединками в этом фильме были действительно эпичными, и мы не раз были близки к смертоубийству.
В сцене, где мы дрались на берегу реки, и на мне не было ничего, кроме коротких спортивных штанов в обтяг, - ни рубашки, ни щитков, вообще ничего. Так что когда я падал на землю, я получал свою порцию синяков и царапин по полной программе. Эта реальная боль и вызванный ею адреналин меня только раззадоривали, а Маршалл, как и я, тоже был подсевший на адреналин парень, так что у нас просто посносило тогда крыши и мы чуть не устроили полноценную драку. Спустя несколько минут после начала поединка Маршалл схватил здоровую корягу и поднял над головой. У меня глаза на лоб полезли, когда я увидел выражение его лица и понял, что он сейчас сломает эту корягу о мой хребет (ну или хребет корягой). Как выяснилось потом, Маршалл был уверен, что это бутафорская коряга, раз уж она валяется на съемочной площадке, но, к сожалению, это было не так. Он ударил меня этой штукой (сломал мне пару ребер, кстати), так, что я упал на четвереньки, хватая ртом воздух.
Я не вышел из образа и не запросил пощады, просто потому что мне хотелось драться, а впереди была та часть, где Далтон, собственно, хочет всерьез пришибить своего противника. Так что, если будете пересматривать фильм, обратите внимание на мое лицо: все эмоции на нем абсолютно правдивы.
После окончания дубля у меня почти не осталось сил выбраться из реки.
Следующие съемки у меня были в фильме “Ближайший родственник”, где я играл чикагского копа по имени Трумэн Гейтс. На этот раз тренировки были далеко не такими приятными, как освоение кикбоксинга с Реактивным Бенни. На площадке было несколько настоящих полицейских, и они решили устроить мне тест, который я никогда не забуду.
Они провезли меня со съемочной площадки вдоль по улицам, рассказывая по дороге, с опасностями сталкиваются в повседневной работе. Мы провели вместе немало времени, и между нами установилось настоящее взаимопонимание. Они рисковали жизнью каждый день, и я не мог не уважать их храбрость. И вот эти люди решили устроить мне “проверку на вшивость”.
Патрульная машина остановилась перед чикагским моргом. Они привезли меня туда, чтобы показать трупы в разной степени разложения и посмотреть на мою реакцию. Но перед этим случился реально забавный эпизод. Полицейские провели меня ко входу, и тут нас заметила компашка оборванцев, тусивших неподалеку. У одного из них был вид человека, годами сидящего на порошке и давно потерявшего дом, работу и остатки разума. И именно этот парень сказал мне: “Эй, а ты случайно не тот чувак из “Грязных танцев”?”. Я просто ушам своим не поверил. Этот человек походил на бомжа, которого в кинотеатр на пушечный выстрел не подпустили бы, но, видимо, и без того реклама “Грязных танцев” (которая была в газетах, журналах, на плакатах по всему городу) проникла в это затуманенное сознание. Но я просто улыбнулся и ответил: “Нет, извини. Ты меня с кем-то перепутал”. И полицейские молча вошли со мной в морг.
Между прочим, чикагский морг - прекрасное здание, чью безукоризненную чистоту поддерживают и снаружи, и внутри. По крайней мере, такое впечатление складывается в вестибюле и на первом этаже. Но полицейские повели меня вниз, в покойницкую. И первое, что меня поразило, - это сколько тел было там. В зале с потолком высотой около 15 метров тянулись ряды полок, на которых были разложены части тел. Головы, руки, ноги, кисти, торсы. Некоторые из них определенно находились там уже долго, судя по признакам распада тканей.
Полицейские выбрали особенно отвратительное тело, чтобы показать мне его первым. Они думали, что меня вывернет. Это была своего рода игра в крутого парня - смогу ли я вынести все это, или мой желудок окажется слишком слаб? Эти-то ребята уже все повидали, поэтому их там было ничем не удивить. Они просто хотели посмотреть на мою реакцию. Я еле сдерживал позывы к рвоте, но виду не подал. Чувствуя, как желчь подступила к моему горлу, я заставил себя проглотить ее обратно. Это звучит отвратительно, и так оно и было, но я не собирался показывать этим копам, что не справлюсь с этой проверкой.
Была и другая, более серьезная причина, по которой я не хотел показывать слабость. Проведение такого рода тестов для фильма - это все, что нужно для того, чтобы убедительно показать своего персонажа на пленке. История, которую мы снимали, была на самом деле о них и о том, что они делают, и в их желании устроить мне проверку не было желания показать, что они круче, чем я. И я хотел пройти это испытание ради самих этих парней. На самом деле, я хотел быть в этом фильме, как они. Это было самое меньшее, что я мог для них сделать. Поэтому я заставил себя реагировать так, как отреагировали бы они. И точно так же, как я уважал их, они уважали мои усилия сделать мое изображение их мира абсолютно правдивым и реалистичным.
Лиза тоже могла бы сниматься в “Ближайшем родственнике”. Она пробовалась на роль Джесси, жены Трумэна Гейтса. И, хотя она идеально подходила на эту роль, она не хотела, чтобы кто-то решил, что она получила ее потому, что мы были женаты в жизни. Лиза очень честна, и это особенно проявлялось в подобных случаях, когда она не подсиживала других претенденток на ту же роль, а участвовала в кастинге вместе со всеми. В итоге эту роль получила начинающая актриса Хелен Хант*, и она прекрасно с ней справилась. Но, конечно же, это было не очень приятно для Лизы, которая на самом деле прекрасная актриса.
*Хелен Хант, которой тогда было чуть за двадцать, снималась тогда в 2-3 фильмах в год в попытках “найти себя”, и это ей вполне удалось, о чем говорит как минимум Оскар, которого ей тогда еще только предстояло получить через десяток лет.
Правда в том, что в Голливуде мало одного таланта. Фильммейкеры учитывают гораздо больше факторов - и Лиза с самого начала столкнулась с некоторыми реальными препятствиями. Во-первых, есть негласный пунктик насчет семейных пар. Агентство Уильяма Морриса, например, одно из самых мощных в индустрии, не разрешало агентам подписывать контракты на представление интересов одного из супругов, если уже имело контракт с другим супругом. То есть они сводили к нулю шансы на то, что в одном фильме будут играть реальные муж и жена.
Во-вторых, к Лизе изначально относились предвзято, как к жене звезды. От меня ожидали, что я буду протаскивать ее на роли, и худшее, что могло бы быть, - если бы я стал соответствовать такого рода ожиданиям. При всем при том она могла оказаться объективно лучшей кандидаткой на кастинге. И это не было случайностью: ведь ей действительно приходилось работать над каждой ролью вдвое упорнее, чем остальным, именно из-за того, что ей для начала приходилось преодолевать барьер предвзятости. А ломать такие барьеры всегда нелегко.
В-третьих, Голливуд - это в буквальном смысле слова рынок. Вы должны продавать себя, показывать себя с выигрышной стороны. Не вопрос, тут я был настоящим техасцем - а у нас этот азарт в крови. Ну а Лиза, с ее финским происхождением, смотрела на мир иначе. Ее воспитывали с упором на то, что твои поступки должны говорить больше, чем слова, а повседневные мелочи говорят больше, чем раз завоеванная репутация. Она была убеждена, что, пуская людям пыль в глаза, она просто оскорбляет их, словно сомневаясь в их способности к трезвой оценке обстоятельств.
Если бы успех в Голливуде зависел только от таланта, Лиза достигла бы невероятных высот. Но в совокупности, все эти факторы сдерживали ее карьеру, что, конечно же, не могло не расстраивать ее.
Лиза не опускала руки и продолжала работать. Ей удалось получить роль в телесериале “Макс Хедрум”. Она играла там персонажа по имени Джейни Крейн. Но больше всего времени она проводила со мной, ради моих ролей: они помогала вносить правки в сценарии, подсказывала мне идеи, как лучше сыграть ту или иную сцену. В каком бы фильме я ни играл, она оказывала огромное влияние в моей актерской подготовке по раскрытию персонажа. Она сумела погрузиться и в основы режиссерской работы, проводя время с операторами-постановщиками, расспрашивая как и почему строился тот или иной кадр. Она прекрасно разбиралась во внутренней кухне кино. Некоторые супруги звезд приходят в съемочные павильоны развлечься, Лиза же приходила туда учиться и работать.
Моими друзьями на съемках “Ближайшего родственника” стали Лиам Нисон и Билл Пакстон, которые играли других членов семьи Гейтсов. Мы с Лиамом проводили время как двое простых ирландских парней в Чикаго, разгуливая по джазовым клубам и потягивая там пиво. Он был “стальным человеком с бархатным подбивом” и обаяния у него хватило бы, чтобы очаровать толпу голодных зомби. Когда несколько лет спустя его жена, Наташа Ричардсон, погибла при несчастном случае на лыжном спуске, я переживал за него, словно мы были настоящими братьями.
“Ближайший родственник” и “Придорожная закусочная” были двумя фильмами подряд, где я не выходил из амплуа крутого парня в опасных обстоятельствах. Я был не прочь продемонстрировать эту сторону себя, и, конечно, я получил огромное удовольствие, снимаясь в этих фильмах. В обоих этих фильмах у меня также были оригинальные песни, так что, несмотря на то, что я играл звезду боевика, мне все равно пришлось проявить некоторую универсальность за кадром. Но меня не отпускало желание получить более глубокую, проработанную роль, чтобы я мог больше проявить себя как актер.
Следующий фильм, на который я хотел пройти прослушивание, дал бы мне именно это — но мне пришлось “поломать барьеры” в виде крайне скептичного режиссера, максимально скептически настроенного из всех, кто когда-либо видел меня на кастинге.
