Перевела главу из книги-автобиографии Патрика Суэйзи.
Кто такая Лиза и почему она называет Патрика «Бадди», вы можете прочитать тут:
А теперь - слово Патрику Суэйзи:
Патрик Суэйзи. Time Of My Life. 11 глава из автобиографии
Одним прекрасным днем в конце 1988 года Лиза положила передо мной кипу бумаги. “Бадди! - воскликнула она. - Ты должен прочитать это. Это просто потрясающе”. Я посмотрел на заглавие и увидел слово «Призрак».
После бешеной популярности “Грязных танцев” мне стали присылать бесконечное количество сценариев, да так, что вскоре у нас в доме половина всего, на чем могла лежать бумага, была завалена бумагой. Мне и деньги предлагали - пытались подкупить, чтоб я хотя бы прочитал очередной сценарий!
Но в моем дне не хватало часов даже просто сделать то, что я обязан был сделать - не то что читать сценарии.
Так что, хоть я и доверял мнению Лизы больше, чем своему собственному, я оставил пачку листов на столе нетронутой. Прошел, наверное, месяц, прежде чем Лиза сказала мне: “Бадди, пожалуйста, прочитай это! История просто восхитительная, а персонаж тебе точно понравится!”
Я обещал ей, что прочитаю. И правда собирался это сделать. Но так и не сделал этого, пока Лиза не подписала нашу ассистентку Рози. Задачей Рози было каждый день напоминать мне со своим ужасающим британским акцентом: “Патрик! Прочитайте сценарий!”. Так что мне не оставалось ничего иного, как сесть и просмотреть первую страницу.
И… я не мог оторваться, пока не дочитал до последней страницы. Когда я отложил сценарий, я вышел из кухни со слезами на глазах. “Я должен сняться в этом фильме”, - сказал я Лизе.
История была восхитительна, как она мне и говорила, и она была права: роль Сэма Уита просто идеально мне подходила.
К сожалению, режиссер, Джерри Цукер, так не считал. На самом деле, когда ему упомянули мое имя как возможного участника кастинга, он сказал: «Патрик Суэйзи??? Только через мой труп!». Джерри видел только крутого лохматого Патрика с разбитыми костяшками в «Придорожной закусочной» и не мог представить меня в роли романтического героя, который даже после смерти пытается опекать свою возлюбленную.
Конечно же, Джерри и сам знал, что такое барьеры предвзятости и как с ними бороться.
Он сделал себе имя на простеньких комедиях наподобие “Аэроплана”, “Совершенно секретно” и “Безжалостных людей”. И “Призрак” стал бы для него настоящим прорывом в более высокий жанр - в драму.
Ясно было как день, что для себя он не видел ничего невозможного в том, чтобы резко сменить амплуа.
Теперь перед мной стояла трудная задача - убедить его, что если он сможет, то и я смогу.
Роль Молли Дженсен уже тогда была практически закреплена за Деми Мур, причем на прослушиваниях ей удалось обойти таких соперниц, как Николь Кидман, Молли Рингвол и Мэг Райан. На роль Сэма пробовались Кевин Бейкон, Алек Болдуин. Том Круз, Харрисон Форд и Том Хэнкс, но окончательно исполнитель не был утвержден. Цукер был уверен только в одном: я - образец того, каким исполнитель быть НЕ должен. Но в конце концов согласился устроить прослушивание.
Сэм Уит работает в банке, так что мне пришлось для прослушивания купить костюм Kenzo, а длинные волосы (я не стригся со съемок “Ближайшего родственника”) собрать в хвост. Я пришел на прослушивание и сказал Цукеру и Джейн Дженкинс, кастинг-директору: “Требуйте чего угодно. Я готов прочесть любую сцену из сценария, какую захотите.”
Примерно так это и получилось. Они просили прогнать одну сцену за другой, словно были недовольны увиденным, но давали мне шанс. Всего было шесть сцен, Джейн читала за Молли. Я выкладывался на все сто. Я хотел эту роль так, как не хотел ничего другого раньше. Джейн почувствовала это всеми фибрами, как она говорила потом Лизе. В паре эпизодов у нее действительно блестели слёзы на глазах. Она призналась Лизе, что на том кастинге пережила столько эмоций, которые были настолько реалистичны, что пожалела о том, что не пошла когда-то в актрисы. Это был выматывающий кастинг, но в итоге Джерри Цукер был стопроцентно убежден: я - лучший Сэм Уит.
Итак, у нас были Молли (Деми Мур) и Сэм (ваш покорный слуга). Но оставалась еще одна роль: Ода Мэй Браун. Ода Мэй - медиум-спирит, но Сэм не верит ей. Еще когда я читал сценарий у себя на кухне, я представлял в этой роли Вупи Голдберг.
Свою карьеру Вупи Голдберг начинала со стендапов на Бродвее, но довольно быстро ее амбиции привели ее на успешные роли.
В 1985 году она сыграла главную роль в фильме “Цветы лиловые полей”*
*”Цветы лиловые полей” - фильм Стивена Спилберга. Действие происходит в начале XX века в небольшом городке в штате Джорджия, где еще сильны вековые традиции прежнего уклада южных штатов. В центре картины - жизнь героини Селии, чье стремление найти себя в мире, закрытом для нее, превращается в триумф жестокости, которую преодолела любовь, и боли, которую затмила радость. В первый раз мы встречаемся с Селией, когда ей 14 лет, и она беременна от своего отца. Дальнейшее действие картины повествует о сложной судьбе героини, которая на своем жизненном пути познала много бед и лишений, прежде чем смогла обрести независимость. Спасибо, Кинопоиск.
В Вупи соединялись комический талант и актерское мастерство. Она была бы идеальна в роли медиума, но Джерри считал, что эксцентричность Вупи перевесит тонкую лирику отношений Молли и Сэма, которые для него были главной сутью истории.
Джерри и Джейн рассматривали множество других актрис на эту роль. Тина Тернер, Опра Уинфри, Патти Лабель были в числе тех, кто получили приглашение и ответили отказом. Я продолжал настаивать, что Вупи великолепно справится с этой ролью, но Джерри и слышать об этом не хотел. В конце концов я зашел с козырей: “Джерри, просто посмотри на нас двоих в одной комнате”.
Я надеялся, что он увидит между нами химию.
В то время Вупи снималась в “Долгом пути домой” в Алабаме. Вупи знала, что ее не рассматривают всерьез на Оду Мэй и что в кастинге принимали участие десятки других актрис. Так что, когда Джерри позвонил ей, она ответила, что не может бросить съемочную площадку и лететь в Лос-Анжелес на прослушивание. Это мы должны были приехать в Алабаму, если хотели увидеть ее.
Что ж. Джерри и я полетели в Алабаму.
С Вупи Голдберг мы всего один раз встречались лично, после одного из ее выступлений на Бродвее, но этим наше знакомство и исчерпывалось. Но стоило нам начать читать диалоги Сэма и Оды Мэй, воздух наполнился разрядами электричества. Вупи словно взяла за руку и вывела со страницы сценария свою героиню в ту самую комнату, где Джерри наблюдал за нами.
И он еще раз признал, что его интуиция подвела его. Барьер был сломан. Джерри моментально предложил роль Вупи, которая была так великолепна, и я просто не мог дождаться, когда же она вернется в Лос-Анжелес.
Но пока, до начала съемок, необходимо было внести кое-какие правки.
В первом варианте сценария, который читали мы с Лизой, мой герой никак не мог коммуницировать с живыми после смерти. Он просто витал вокруг героини Деми Мур, как облако, без реплик. Вполне вероятно, настоящие призраки так себя и ведут, но мы с Лизой понимали, что роль будет более выигрышной, если персонаж сможет проявлять хоть какую-то активность.
Это предположение требовало вдумчивого подхода, но, к счастью, сценарист Брюс Джоэль Рубин был не из числа конвейерных писак. Между нами наладилось отличное взаимопонимание, и он всегда был открыт для обсуждений. Из всех авторов, с которыми я работал за эти годы, теснее всего у нас был контакт именно с Брюсом. Наши отношения были словно братские. Как я узнал впоследствии, он и предложил Джерри Цукеру мою кандидатуру на роль Сэма.
Итак, я знал, что если Сэм после своей смерти будет просто молчаливым облачком в углу, сценарий потеряет множество возможностей для драматических и юмористических поворотов.
“Этот парень отказывается быть мертвым, это уже делает ситуацию комичной, – говорил я Брюсу. - Он пытается вмешиваться в жизнь живых. Так давай пропишем ему больше сцен, напишем для них диалоги”.
К счастью, Брюс был одного со мной мнения.
Все три главных персонажа нуждались в доработке, и доработка велась даже в первые недели съемочного процесса. Но с Вупи никогда нельзя было знать заранее, чем обернется написанное на бумаге. Когда камера включалась, она выдавала такие экспромты, которые нам и не снились.
В этом и была ее гениальность: она привносила в характер своего персонажа те качества, которыми была в избытке наделена от природы. При этом она бесконечно верила в себя, бесконечно доверялась своей интуиции, заражая этой уверенностью остальных, и меня прежде всего. Единственное, что я знал о комедии, так это то, что не следует лезть из кожи вон, чтобы сделать что-то нарочито смешное. Самый сочный юмор всегда рождается сам собой. Поэтому, когда Вупи выдавала экспромты, я просто подыгрывал ей в образе Сэма - реагировал так, как отреагировал бы Сэм. И эти моменты, естественные и забавные, стали одними из лучших в фильме.
Это требовало именно той техники актерского мастерства, которую я оттачивал годами. Начиная сниматься, я тщательно изучал отношения между другими персонажами и их отношение к своему персонажу, прежде чем играть. Это позволяло мне выйти за рамки своего “Я”, и, естественно, раздвигало границы моего опыта. Оставаться в образе Сэма в ответ на смешные штучки Вупи, было самым простым и эффективным способом показать все грани этого персонажа.
Деми и я сделали то же самое, когда снимали сцену с гончарным кругом — мы подыгрывали друг другу, не выходя из образа, и придумывали свои жесты и реакции по ходу дела. Это было довольно сексуальное ощущение, и всё, что нам было нужно, - отдаться эмоциям. Так что, когда мы прикасались друг к другу, между нами искры летали. На самом деле лучшие любовные сцены - совсем не постельные. Зрителю не всегда интересно видеть, как герои на экране обсасывают друг другу лицо. Зритель может получить больше эмоций, когда герои просто смотрят друг другу в глаза. Это и есть настоящий секс.
Снимать любовные сцены всегда сложно. Это очень интимные моменты, а ты оказываешься под прицелом камер, на тебя смотрит режиссер, операторы, техники по свету, да и просто толпа людей, собравшихся в съемочном павильоне. Если ты в этот момент попытаешься выглядеть сексуально, будешь смотреться как луковица в клубничном варенье - посреди самой что ни на есть несексуальной обстановки. А поскольку меня считали Мистером Секси (если верить глянцевым журналам), я чувствовал особый прессинг в таких сценах.
Из всех эпизодов, в которых мне приходилось играть, я наиболее неуверенно чувствовал себя именно в любовных сценах. Есть какая-то ирония судьбы в том, что та сцена между Деми и мной за гончарным кругом стала одной из самых известных во всей моей кинокарьере.
Хореографию или раскадровку любовных сцен нельзя так просто взять и прописать. Можно только попытаться объяснить, чего хочет режиссер и как это видят актеры, поговорить, какое воздействие нужно оказать на зрителя. Большое счастье, что у Деми было умение обсуждать такие моменты и погружаться в них. В ней была какая-то внутренняя открытость и тепло. Это привлекало к ней, и это было видно на экране. Когда мы с Лизой увидели смонтированный фильм, я был счастлив и испытывал большое облегчение, что всё получилось так, как получилось. Деми и я смогли уловить ту искру, которая существовала между нашими героями, и передать те эмоции, которые придавали достоверность всему, что происходило на экране дальше.
Говоря об эмоциях и достоверности, не могу не вспомнить одну сцену, которая буквально заставила меня вывернуть душу наизнанку. Я не думал, что это будет такой опустошающий опыт, но когда я играл ее, мне еле хватило сил дождаться, когда дубль будет закончен и выключат камеру.
Это сцена, когда Сэм смотрит вниз на свое окровавленное тело в руках Молли и понимает, что он умер. Большинство зрителей считали, что это был очень простой трюк - что сначала сняли меня, лежащего на земле, а потом меня же, стоящего рядом. Но на самом деле эту сцену снимали не так. В руках у Деми была моя невероятно реалистичная копия. В этой сцене Сэм (уже как призрак) гонится за парнем, который только что убил его, не догоняет и возвращается к Молли, издалека видя, что она склонилась над чем-то. Подходя к ней, Сэм видит себя. Когда я подходил к Деми, я увидел свое собственное тело, лежащее на земле в крови, и меня охватил смертельный холод.
Я словно перенесся в тот день, когда увидел своего отца, лежащего в гробу - это воспоминание я отгонял от себя вот уже в течение восьми лет. Я не был внешне особенно похожим на отца, но что-то в муляже на руках у Деми, муляже с моим лицом, напомнило мне его.
Меня просто затрясло. Сердце заколотилось как бешеное.
У меня, наверное, началась паническая атака.
Не могу передать, как сильно я чувствовал свою связь с отцом в тот момент.
Джерри тогда не выключил камеру, но снятые кадры все равно не стали использовать: моя боль была слишком реальной, и зрителю было бы слишком сложно переключиться далее на легкий и местами веселый настрой фильма.
Когда Джерри наконец закричал: “Снято”, я шарахнулся от Деми, чтобы помочь себе собраться.
Сцену нужно было переснимать вторым дублем, и со второго раза мне уже удалось показать чувства Сэма, а не свои. Но я никогда не забуду то чувство ужаса, которое я испытал. Хотя я даже не могу сказать, что не был к этому подготовлен. С этим эпизодом у меня уже были связаны переживания, еще на том этапе, когда мы подготавливали муляж. Джерри хотел точного портретного сходства и с меня сделали гипсовый слепок. Не самые приятные ощущения, поверьте мне.
В подразделении по спецэффектам меня попросили пройти в гримерку, снять рубашку и сесть на стул. Муляж должен был повторять позу и выражение лица, с которым Сэм лежал бы после убийства. Мы в деталях обсудили руки, поворот головы, застывшую мимику - и два гримера принялись за дело. Сначала меня обложили по пояс гипсовыми “пластырями”, чтобы сделать слепок торса. Потом мне пришлось сидеть, держа руки в том положении, как они были бы у лежащего Сэма. Руки тоже обложили гипсовыми нашлепками и я сидел не двигаясь, в ожидании пока они подсохнут. Наконец гипсовые полосы добрались до моей шеи, подбородка, до рта… И у меня в голове мелькнула мысль: “Да они же меня сейчас замуруют!”. В последний момент напротив моих ноздрей провертели две дырки, чтобы я хотя бы мог дышать, но к тому времени я был уже переполнен эмоциями (и немного - гипсом, тонкая струйка которого затекла мне в носоглотку)..
Я чувствовал, что задыхаюсь. У меня никогда в жизни не было клаустрофобии, но в этом гипсовом надгробье я не мог смотреть, чувствовать запахи, слышать звуки, я и дышал-то с трудом.
Меня охватила паника. Я попытался откашляться, потому что жидкий гипс уже потек по моему горлу, я был не в силах ничего сказать и мог только надеяться, что эти парни сообразят, что что-то пошло не так. Наконец один из них спросил: “Патрик, ты в порядке?”, но я мог только простонать в ответ, из чего он сделал правильный вывод и сделал небольшую прорезь напротив моего рта, чтобы я мог вздохнуть посвободнее. Моего самообладания хватило просидеть всё то время, которое нужно было, чтобы гипс засох. Но когда с меня сняли детали будущего муляжа, я поклялся себе, что больше никогда не повторю такой эксперимент. С тех пор у меня были моменты чего-то схожего с клаустрофобией, во время погружения с аквалангом или в замкнутом пространстве. Это всё то же самое чувство, когда ты словно в ловушке…
“Призрак” по своим технологиям был самым продвинутым фильмом из тех, где я снимался. Для 1989 года реалистичные сцены с призраком были настоящим прорывом. Сейчас, конечно же, многие эффекты могут показаться устаревшими.
Сначала актеры прогоняли сцену, получая представление о том, где будет находиться каждый персонаж. В сцене, где Вилли, плохой парень из Бронкса, врывается в дом Молли, мы прошли весь эпизод: Сэм видит, как он входит, понимает, кто он такой, и тщетно пытается помешать ему пройти по дому. Сэм все еще не понимает, что он не может прикасаться к живым людям, поэтому он замахивается на Вилли, но его кулак проходит прямо сквозь него.
И когда Вилли пытается подняться наверх, в спальню Молли, Сэм бросается на него, отчаянно пытаясь найти способ остановить его. Но Вилли даже не замечает привидение. Как только мы пошагово разыгрывали сцену, съемочная группа записывала на полу маленькие цифры, точно показывая нам, где мы должны быть в каждый момент действия. У меня была определена локация чуть ли не для каждого жеста, и я должен был точно попасть не только в локацию, но и в тайминг: Джерри собирался снять весь эпизод с каждым актером в отдельности, а затем соединить их вместе, чтобы все выглядело так, как будто мы были в комнате в одно и то же время.
Это было бы практически невозможно осуществить, если бы компьютеризированная камера не отслеживала тайминг. Когда мы впервые снимали сцену, камера передавала на компьютер свое собственное положение, угол съемки и продолжительность снимков. Затем при помощи компьютерных данных режиссер мог бы точно воссоздать съемку еще раз - но с другим актером, проходящим по другим локациям. Использование этой камеры гарантировало, что, что бы ни делали актеры, это будет выглядеть так, как будто они были вместе во время съемки сцены, поскольку ракурсы камеры были идентичны. Так что единственное, что нам нужно было сделать, это убедиться, что мы все точно попадаем в свои локации — иначе могло показаться, что Сэм машет руками в воздухе, а не бьет Вилли кулаком в челюсть.
Конечно, это легче объяснить, чем сделать. В эпизоде, где Сэм гоняется за Вилли вверх и вниз по лестнице, я бросался повсюду, падал, перекатывался. Достаточно сложная задача для любого актера просто спрыгнуть с лестницы и сделать так, чтобы это было безопасно и смотрибельно. А попробуйте безопасно и смотрибельно спрыгнуть с лестницы так, чтобы приземлиться ровно на крошечный квадратик скотча внизу. Вот это реально сложно.
Другой сложностью было соединить всё это с актерской игрой. Со всем вниманием к тому, чтобы попасть на эти кусочки скотча точно в нужное время, было легко забыть об воспроизведении эмоций Сэма.
Кроме того, никто не играл вместе со мной в кадре: я действовал и реагировал, основываясь на том, что, как я знал, сделал бы персонаж Вилли. Но его там не было, так что я бегал по съемочной площадке, крича ни на кого, замахиваясь на пустоту, и кидаясь вниз по лестнице, чтобы схватить воздух. Это был очень странный опыт.
Но задачи всё усложнялись. Бегать и орать на пустоту в стенах съемочной площадки - это одно, но делать то же самое на улице перед толпой зевак - совсем другое. Мы использовали ту же компьютеризированную технику съемки для сцены, где Сэм следует за Вилли в его многоквартирный дом, а затем видит там своего бывшего приятеля Карла.
Мы снимали эти сцены в Бедфорд-Стайвесанте, суровом районе Нью-Йорка, который в 1989 году был еще более суровым. Там снимается не так уж много фильмов, поэтому вокруг собралась толпа зевак.
И это был важнейший, эмоциональный поворотный момент в фильме. Это первый раз, когда Сэм понимает, что его собственный друг Карл и был тем, кто подстроил его убийство. Сэм следует за Карлом на улицу и в страшной ярости замахивается на него. Это очень напряженный момент.
Я действительно подготовился к этой сцене, собрав все эмоции, на которые был способен, чтобы передать боль и гнев Сэма, только что узнавшего о предательстве друга.
Когда Джерри крикнул “Камера, мотор”, я выбежал из квартиры Вилли, крича и размахивая руками. Но, поскольку мы снимали по нашей технологии, я был там совершенно один. Никакого Карла там не было. Так что для зевак это выглядело так: я выхожу, кричу и машу руками, как псих. Они зашлись в хохоте.
Оглядываясь назад, я признаю, что, вероятно, это выглядело довольно забавно, когда я снимал эту сцену в одиночку. Но в то время я определенно не видел в этом никакого юмора. Я остановился и резко повернулся к толпе. “Ну-ка быстро все заткнулись!” - завопил я, на адреналине от только что снятой сцены. - “Хотите выйти сюда и повторить? Думаете, это легко?”
Все замолчали. И, хотя толпа не разошлась, когда мы снимали второй дубль, за ограждением площадки стояла такая тишина, что было б слышно, если бы птичка какнула. Никто не проронил ни звука, пока мы не досняли весь эпизод. А когда Джерри крикнул: “Cнято,” вся толпа зевак разразилась аплодисментами.
P.S. Перевожу с английского остальные главы Автобиографии Патрика Суэйзи. Заходите в ПОДБОРКУ, все главы будут там!