И ведь вернулся. Ни одной царапины, здоровый! Но Катерина, советский человек до мозга костей, так и не приобщилась к истинной вере, не сумела понять ее глубину и смысл. Вернулся Борька, да и Слава Богу – другие дела и делишки муравьями роились в ее голове. Работы в поселке никакой. В городке – тоже. На биржу бы ему устроиться пока, и тишком к местному фермеру Лаптеву в работники пойти. Он искал непьющего. Надо бы сбегать к Лаптеву-то, поговорить…
Сбегала. Поговорила. Лаптев Егор Сергеевич не горел желанием брать на работу человека, служившего в горячей точке.
- Катерина Степановна, парня вашего с детства знаю. Но вот… каким он «оттуда» вернулся? Говорят, ребята после такой мясорубки совсем с головой не дружат.
- Наш дружит, Егор Сергеевич. Да что вам его голова-то, руки, главное, рабочие.
- А у него права тракториста есть?
- Есть, есть, техникум не зря окончил.
Было велено отдохнуть с недельку, а потом и приходить. Боря, как послушный сын, сначала встал на биржу, а потом устроился к Лаптеву. Деньги тот сулил небольшие, но зато без задержек. Знай, работай и не спи. Он и работал. Как Балда у попа: ел за троих, вкалывал за семерых. Не пил горькую, перекуров не устраивал – мечта, а не тракторист. И самому Боре нравилось. Весной над полем стелился легкий парок, вкусно пахло оттаявшей землей и освободившейся ото льда вешней водой. Боря улыбался.
Говорят, что смерть пахнет землей. Неправда. Смерть пахнет железом. А землей пахнет самая настоящая жизнь. Уж Боря это мог подтвердить. Над полем летали деловитые грачи, высматривая, когда же этот глупый человек заведет свой трактор и поднимет слоистую, масляно поблескивающую на срезах, небогатую черноземом почву, и можно будет важно, заправив крылья за спину, ходить следом и выискивать очумелых от сна червей.
- И тут начальники! – смеялся Боря и заводил двигатель новенького, не трепанного пока жизнью, иноземного тракторишки, главной фермерской гордости бизнесмена Лаптева.
И опять все было хорошо в Бориной семье. Отцу, упорно ходившему на работу, платили какие-то копейки. Ерунда, главное, чтобы стаж рабочий к пенсии тикал. Мама с головой окунулась в дачное хозяйство, оставленное родителями Алексея в наследство: дом здоровенный, участок большой, баня – забот полный рот. Хорошо, мужики рукастые в роду. Ни гнилых бревен, ни трухлявого пола, ни крыши дырявой. Все живое, все целое, все глаз радовало!
Борис с отцом перекрывали крышу дедовского дома. Алексей и Катерина решили переехать сюда окончательно. Пускай сынок живет в квартире, если ему захочется. Все-таки, молодой, жених. Они, молодые, сегодня на знакомство скорые: за ручку по два месяца не гуляют. Катерина наслушалась от подруг.
- Мой Сашка, паразит, эвон как «подженился»! – сетовала Мария, соседка, - сначала со своей Танькой переспал, а потом только познакомился! Проверка, говорит, такая! На совместимость, тьфу, тьфу, половую, говорит!
И что? – У Катерины глаза, что блюдца, - Татьяна прошла проверку?
- Прошла, прошла, засранка. Пузо на нос скоро полезет. Теперь орут с Сашкой, как оглашенные. Спорят, когда свадьбу играть: до родов или после! Вот они, молодые, какие нынче осмотрительные!
Катерина задумывалась. И срам, конечно, и стыд, но… Вдруг, и правильно делают. Поди разбери. Все-таки, надо и дать Боре пожить отдельно. Вдруг, девушка какая и найдется. А то двадцать четвертый год парню, а девушки все нет…
Потому и засуетилась, заторопилась Катерина с переездом. Алексей не возражал, радовался. А Борис помалкивал. Наверное, одобрял в тайне души. И вот теперь помогал: поттаскивал листы шифера, поднимал их на лестницу, а уж Алексей принимал их сверху. Целый день на жаре провозились, и Борис вечером потирал колено. Морщился.
- До чего туда-сюда допрыгался, что сустав разболелся, - жаловался за ужином.
- Давай, Боря, мазь пчелиную дам, - предложил Алексей.
- Да не надо, пройдет, - отмахивался сын.
Не прошло. На следующий день надсаженное колено разбухло так, будто Боря по нему молотком специально колотил. Тут уже и начали мазать: и пчелиной мазью, и барсучьим жиром, и капустный лист прикладывать, и картофельные очистки, и еще всякие разные средства. Не помогло. Через неделю Борис не мог уже на ногу встать. А через две недели оказался на больничной койке.
Врачи ничего не понимали: здоровый парень, и вдруг – такое. Отправили Борю в Питер на обследование. А там – диагноз, врагу не пожелаешь, - саркома! На Катерину с Алексеем было больно смотреть. Как им это сыну сказать? Почему? За что? Как появилась эта саркома?
- Вероятно, спала в нем долгое время. Армия, близость смерти, адреналин… Вот она и затаилась. А потом сработало несколько факторов, и самый опасный, длительное нахождение под прямыми солнечными лучами, послужил катализатором. Мужайтесь. Будем бороться. А о диагнозе сыну сообщите. Он у вас не слюнтяй, не маменькин сынок, справится, коли такую войну ломал, - рокотал врач-онколог известного на всю страну центра.
Алексей, пошатываясь, упал на лавочку, уютно расположенную в тенистом скверике.
- Леша, ты что? – испугалась Катерина.
- Да я нормально, Катя. У тебя водички нет? – Алексей потирал грудь.
Она спохватилась – не успела купить воды-то! Был холодный компот в бутылке из дома привезен, да выпили.
- Лешенька, погоди, погоди, я сейчас сбегаю. Господи, где тут ларьки-то у них!
Она побежала вперед по тенистой аллее. Надеялась, что встретит кого по дороге. Должны же тут продавать воду. Или, по крайней мере, кран какой есть же? Катерина ударила легонько себя по лбу: вот дурная. Бегом в поликлиннику, в туалет! Бутылка из-под компота есть же! Она рванула к зданию, спрятавшемуся среди старых вязов. Хлопоты, хлопоты, беготня, хоть какая-то деятельность… Лишь бы не думать о сыне, лишь бы не думать о страшной болезни, заживо пожиравшей ее мальчика!
В туалете мыла полы сердитая уборщица. Она покрикивала на страждущих:
- Занято! Нечего ходить тут! Не видите – мою! Ходят и ходят, ходят и ходят, зассыхи!
- Можно пройти? Пожалуйста. Мне просто водички. У меня там мужу плохо, - робко попросила Катерина у женщины разрешения.
Та, сверкнув глазами, вгляделась в лицо Кати и взяла из ее рук пластиковую бутылку.
- Что? Забегала? – строго спросила уборщица Катерину.
- Забегала, - просто ответила та.
- А все потому, что обещаний своих не выполняешь! Просила, молила: отдам сына, отдам сына… А сама – что? – у уборщицы было совсем не старое лицо, а глаза горели синим огнем, будто лампочки в черепе спрятаны.
- Так, я же не знаю, как там все устроено, - Катерина почувствовала, как на ее голове зашевелились волосы, - куда, да кому отдавать… Я забыла… Я ничего не понимаю… Некрещеная, - лепетала она.
Уборщица вручила женщине бутылку с водой.
- Вот тебе. Дай и мужу, и сыну испить! Будут оба здоровы! И сыну жениться не позволяй. Поняла?
- Поняла, - прошептала Катерина, - так ведь Боренька – самостоятельный парень-то… Как я запрещать буду?
- Поди вон, нахалка, - прогудела уборщица, - сын у тебя – чистая душа, и родителей почитает. Делай, что говорят! Ступай!
Она стояла перед Катериной, высокая, грозная, удивительно красивая. И Катерине на миг показалось, что и не человек это в синем потрепанном халате со шваброй в руке, а сияющий ангел с огненным мечом. Волшебное мгновение исчезло. Уборщица повернулась к женщине спиной. Она исступленно шваркала мокрой тряпкой по полу и бормотала под нос всякие ругательства в адрес надоедливых «зассых».
«Чего только с горя не привидится» - подумала Катерина.
Катерина и верила. И не верила. Но надежда не покидала ее. Она помчалась в сквер. Алексей практически лежал на скамейке. Катерину испугало его белое-белое лицо и посеревшие губы.
- Пей, пей, давай, - кричала она мужу.
Через несколько мгноений белое лицо Алексея обрело краски. Привычный загар вернулся на лоб и щеки мужчины. Алексей начал дышать. Подействовало!
Катя бежала по коридорам центра. Ворвалась в палату. Боря спал.
- Просыпайся, сынок! Просыпайся!
***
Врачи ничего не могли объяснить. Хотя, чего там объяснять – ошибочный диагноз – дело обычное. Может, перепутали анализы, может, еще что… Пациент оказался совершенно здоровым человеком. Ну и ладненько, пусть едет домой, нечего койку занимать – за стенами центра тысячи страждующих.
Автор: Анна Лебедева