Принято считать, что в сентябре 1698 года "царь Всея Руси Петр Алексеевич приказал всем боярам, купцам и слободским людям бороды стричь и даже собственноручно отрубил несколько бород".
А делал он это якобы от того, что в "Европе бород не носят" и таким образом боролся с патриархальной стариной, русскими устоями, сакрализацией русского закостенелого быта и убеждениями русского человека, что борода есть главное украшение мужчины и в ней кроется его достоинство.
Убеждение в достоинстве бороды было законным! Еще в "Русской правде" за причинение бороде и усам любого ущерба (раздирание ли на клочки, жечи ажно таскание) полагался крупный штраф — 12 гривен, такой же, как за убийство смерда. То есть борода ценилась на уровне жизни.
А отец Петра, царь Алексей Михайлович, строжайше запрещал стричь и резать волосы по иноземному обычаю. Да вот молодой государь старые законы отправлял в абшид, а заместо них выпускал свои. Поелико новая метла мела по новому!
Некоторые комментаторы считают, что Петр заставлял брить бороды от того, что все русское ненавидел, а над иноземным благоговел и всецело продвигал заграничные порядки в массы.
Это не совсем так. На самом деле сентябрьский Указ, который якобы Петр собственноручно написал после возвращения из Великого посольства и который якобы назывался "О ношении немецкого платья, о бритии бород и усов, о хождении раскольникам в указанном для них одеянии" — до нас в первоисточнике не дошел.
Эта бумага, если и была — не сохранилась. О ней косвенно свидетельствуют другие источники, воспоминания людей той поры.
До нас дошел другой Указ, который был подписан государем в 1705 году и назывался он "О бритье бород и усов всякого чина людям, кромя попов и дьяконов, о взятии пошлин с тех, которые его исполнять не захотят, и о выдаче заплатившим пошлину знаков".
Этот Указ предписывал жителям Москвы и других городов, а именно: служивым людям, купцам и обитателям слобод — брить усы и бороды. А тем, кто не желал этого делать — устанавливались специальные пошлины, в зависимости от сословия.
Так с состоятельных купцов по этому Указу, за право носить бороду, брали по 100 рублей в год, "со служивых и приказных людей" — 60 рублей в год, с ямщиков, извозчиков и "всяких чинов московские жители" — 30 рублей в год. Бородатых крестьян при въезде в город и выезде подстерегала своя печаль: с них брали по "две деньги с бороды".
По тем временам — деньги немалые. Капитан в петровской армии получал 100 рублей в год, подпоручик — 50 рублей, а унтер-офицер и вовсе имел годовое жалование в 14 рублей 40 копеек. И расчет государя состоял в том, что прижимистые люди, не желая терять своей бороды и связями со "стариной", покряхтят, почешут затылок, да и найдут, выложат эти деньги в казну государства.
То есть, причина не столько в том, чтобы "сломать Русь через колено", но и экономическая. Существовала альтернатива: хочешь носить бороду — плати, получишь медный знак и отсрочку на год! В молодом русском государстве, которое пыталось пробить себе дорогу к морям, катастрофически не хватало денег на строительство флота и оснащение армии.
Ведение войны есть расходы немалые. И Петр старался изыскать деньги где угодно, в том числе, и в карманах своих подданных. Исследователи обычно умалчивают, что помимо налога на бороды, в те же времена были введены пошлины за печи, сапоги, дрова, бани и многое другое. Петр выжимал из народа всё, что у народа было.
А если у бородача, владельца сапогов, печей, дров или бани деньги не находились — на каторге он отработает свои долги. Проще было сбрить бороду, ходить в заморских туфлях с пряжками, пить горький кофий, курить ненавистную трубку, покориться воле монарха. Ежели платил богатый — так он с бедного потом драл с три шкуры. А бедному и платить было не с чего, его мошна оскудевала с каждым годом правления Петра, а недоимки росли.
Казалось, церковникам вышло послабление, им разрешалось носить бороды. Но имелись нюансы. Разрешив носить бороды — государь отобрал у Церкви все, что она имела: права, имущество, а также прочие ее монополии, в том числе и право обучать и просвещать народ.
Было закрыто великое множество церковно-приходских школ, а сама Церковь перестала быть самостоятельной в своих делах и подчинялась Священному Синоду, Обер-прокурору и Царю.
Теперь священство обязано было следить за нравственностью прихожан, уходом за больными и калеками, занималось надзором за неблагонадежными. Каждого прихожанина обязали причащаться раз в год, а приход обязан был выдать ему справку, если верующий не имел в своем покаянии грехов и помыслов супротив правителя и государства, а ежели имел — такую справку священник дать не мог и обязан был донести об этом в Синод.
Собственно, основная функция Церкви — духовно-религиозная, была отставлена на второстепенное место, а народ русский выучился врать и в храмах.
Все эти Указы, имея благую цель развития государства, в то же время сильно притесняли народ. В России вспыхивали стихийные бунты, старообрядцы жгли себя целыми общинами, но государство с недовольными расправлялось, крепло, росло, строилось на костях и в итоге стало той великой и могучей Российской империей, которую побаивались в Европе и уважали в остальном мире.
