Реальные случаи моей армейской службы.
Место: гарнизон Воздвиженка, Уссурийский район, сентябрь-октябрь 1987.
Ученья... Почти все наши улетели на другое место базирования… Снова казарма опустела. Снова мы, те, которые без лётных профессий, повышаем своё армейское мастерство в хозяйственно-бытовой деятельности казармы. Снова привычные и страсть как надоевшие наряды, которые один за другим, а то и сразу… Многие, может чтоб отвлечься, готовят себя к дембелю. Кто надфилем самолётик из заколки на галстук выпиливает, кто дембельский альбом готовит, кто из стрелянных гильз чего-то мастерит. Есть и такие, кто в спортзал бегает (это я про себя). Вообщем, заняты все…
Около двенадцати часов, когда всё затихает перед грядущим обедом, когда наряд подмёл-убрал-намыл-начистил помещения казармы, когда ещё не возвращались с аэродрома не занятые в нарядах солдатики, когда ещё не голоден, но, что-нибудь пожевал бы, когда крепко ещё спит дежурный — пришли они. Целая толпа подполковников… Дневальный, который за свою службу больше трёх одновременно не видел, всё же издал звук, слабо напоминающий команду: «Дежурный по роте на выход!». Я тихонько вышел из дежурки, чтоб не разбудить задремавшего капитана (он же дежурный по части). Я то понимаю, что из-за наших постоянных нарядов, нам, адекватные дежурные офицеры позволяли ночью поспать подольше, чем указано в уставах. Мы же, в свою очередь, дежурные по роте, мы же помощники дежурного по части, с пониманием относились к дневной дрёме офицеров, и всячески её (дрёму) оберегали.
Я понял, что пришла группа товарищей офицеров творить «шмон»… В гарнизоне ходили слухи, что приходят офицеры (особые) и шмонают везде. Отыскивают значит, что не по Уставу. Особенно охотятся за дембельскими альбомами… Ну вот как тут не помочь солдатикам?… Надо тянуть время… Может и успеют что спрятать…
За два шага до загудевшей группы офицеров я перешёл на строевой, специально, сильно отбив шаг, вскинул в воинском приветствии руку, замер на секунду… Затем, с шумом, вдохнул воздуха побольше в грудь и каааак гаркну: «Я!!!»… Конечно, заранее понимая, ожидая и предчувствуя то, что они все могут мне сказать (попробуйте догадаться?). Да, предчувствия меня не обманули — они, почти разом, почти в один голос спросили: «Что - «Я»?»…
Да, я люблю прикалываться или дурачиться, за что мне многие говорили, что мне бы в цирковое или в театральное училище. Да ещё оказалось, что я не теряюсь, завидев большие звёздочки на погонах. Ну вот, как тут не попроказничать?… Я продолжаю, удерживая рожицу лёгкой придурковатости, снова спрашиваю, но, теперь почти шёпотом: «Так кому докладывать: всем вам тут сразу вместе или каждому в отдельности?»… И тут поворачивается он… «Он» заслуживает особого внимания…
В то время моей службы, у всех ещё были политинформации. Вроде бы ничего особенного, посидеть в помещении, чуть поклевать носом из-за монотонного голоса политинформатора, как правило офицера и всё. Подумаешь, минут двадцать-тридцать. Можно было потерпеть. Но, этот новенький старший лейтенант, уж как-то рьяно взялся вести политинформацию. Ладно если бы проговорил новости с мировым капитализмом-милитаризмом и всё, так нет! Он в приказном порядке требовал конспектировать и потом составлять отчёт, в виде выступления того или другого солдата. А ответственным за подготовку назначал меня… Прекрасно!...
Естественно, это всё, никому не нужно было, никто даже и не собирался готовится… А отвечать-то мне… Но, я позволил себе противостоять этому. Я начал задавать вопросы в самом начале занятия. Потом все дружно подхватывали: «Да-да, расскажите тов. старший лейтенант...». Тем самым, мы, практически заставляли его отвечать всю политинформацию. Вот, например задавали вопрос: что такое «рыночная экономика» в сравнении с плановой… Конечно, вскоре он понял, для чего это было и теперь в самом начале говорил, что все вопросы после политинформации…
Однажды, где-то в сентябре, прослушивая про международную обстановку и ситуацию в нашем СССРе, я задал вопрос про то как жить дальше на гражданке, ведь ситуация меняется, а мы ничего не знаем, служа здесь в гарнизоне. Все снова: «Да-да… очень интересно...». Старлей, парировал, сославшись, что надо подготовится, и он обещает на следующем занятии рассказать. Выкрутился… ага, сейчас… Тогда я затронул «святое» — «Социалистические обязательства». Конечно, он попросил объяснить «мою позицию». А я взял и объяснил. Показывая записанные у каждого в «особых» тетрадях, фактически не нужные нам, солдатам и так нужные для какой-то отчётности «Социалистические обязательства». Которые сводились к тому, что надо: бегать ещё быстрее, копать ещё глубже, откидывать выкопанное ещё дальше. Ведь нам «старшие товарищи» подсказали что написать, а не подсказали как этого достичь. И вообще, когда исполнять эти торжественно взятые комсомольские социалистические обязательства, когда мы из нарядов не вылезаем… Тогда старлей спросил: «Ты чего, служить не хочешь?». Я и ответил, что: «...я бы на гражданке больше пользы принёс государству, чем здесь ходить из наряда в наряд»…
Вообщем, меня попросили, вернее, приказали, покинуть эту политинформацию… При этом назвав меня «демагогом»… Вы думаете на этом всё? Как бы не так. Я помчался в полковую библиотеку, благо, что она рядом… Отыскал, в справочнике, что обозначает собой термин: «демагогия», записал и вернулся обратно. На неё милую — политинформацию и зачитал… Потом добавил, что он (старлей) нарушает Устав ВС, так как называет меня, комсомольца, и в моём лице комсомола в целом непонятным буржуазным термином, да ещё при подчинённых, подрывая мой авторитет, как младшего командира, ну и всё такое… Как же он орал… и зачем я улыбался… По итогу — я был отстранён от всех политинформаций…
Через несколько дней, после этого случая приглашают меня, естественно в приказном порядке, в особый отдел… Я размечтался-разволновался: неужели в отпуск, или может, переводят куда, а, что, а вдруг поближе к Москве?… Пришел-доложил-встретили-записали-провели в кабинет-усадили на стул… Со мной беседовал один подполковник, так, по-отечески… Иногда, правда, направляя включенную настольную лампу мне в лицо… мол, как это я, сержант СА, отличник боевой и политической, москвич, и не желает служить в армии…
После этой «беседы» у меня сформировалось твёрдое убеждение, что я прав!… А того старлея-политинформатора, я больше не встречал (не иначе на повышение пошёл) — заменили его на другого, нормального… И вот теперь, этот «беседующий» подполковник здесь. Именно он был в этой группе старших офицеров. На полголовы повыше меня, весьма крепкого телосложения, также, как тогда, по-отечески, негромко сказал: «Можешь доложить мне»… Ну вот как тут не «отыграться»?…
Громко ответив ему: «Есть!». И… Повернулся к нему спиной… Замер на секунду. Отошёл на пару шагов. Снова замер. Развернулся, нарочито громко щёлкнул каблуками, поправил ремень, отдёрнул китель, чуть сдвинул штык-нож, тронул пуговицу, крючок, пилотку, повязку на рукаве… Замер… Идеальным строевым, вытягивая подошву сапога параллельно полу, с качественной отмашкой рук подошёл. Вскинул руку в приветствии и громко, медленно, чётко произнося слова рапортовал, что мол все там-то и там, а наряд, стало быть тут, дежурный офицер отдыхает, согласно того-то и я за него на основании вот этого, и вообще, так как я помощник дежурного по части, в соответствии приказа такого-то, то будьте любезны назвать цель Вашего прибытия, для производства записи в журнал по происшествиям и…
Он прервал меня, по-военному чётко и понятно сказал, что не ахринел ли я окончательно, и приказал сидеть в дежурном помещении со спящим капитаном и охранять его, стало быть сон… и ожидать особых распоряжений… И они разошлись по казарме… Я же, не смея ослушаться приказа, зашёл в помещение дежурной части и сел за пульт, надеясь, что ребята поняли, и успели попрятать будущую память о службе… Проснувшегося от нашего шума капитана я успокоил, рассказал, что, и как, и порекомендовал ему идти обедать. Он послушался…
Минут через двадцать, товарищи офицеры, не скрывая улыбок, с чувством выполненного долга, покидали расположение казармы. Я стоял по стойке «смирно» со вскинутой рукой к правому виску и как на параде каждого провожал взглядом чуть, двигая головой. Замыкающим выходил «мой» с ещё одним… Остановившись напротив меня, он отодвинул очень трудно отодвигающееся стекло и сказал, как тогда в беседе, по-отечески: «Всё придуриваешься, ну-ну… А где этот, дежурный…». Я ответил, что по распорядку — на обеде… И как заору: «Согласно Вашего приказания я находился в комнате дежурной части. Какие будут Ваши особые распоряжения?!!!»…
Ну вот есть это у меня, пытался отучиться от этого — не получается. Вот, люблю цепляться к словам и всё тут. А как перестал матом выражаться (СОН), так ещё в разы повысился словарный запас и как тут теперь не повыпендриваться? Вот и сейчас: «Какие будут Ваши особые распоряжения?». А он промолчал… Тот, другой, который с ним говорит ему: «Да пошли с ним, не такой он и тяжёлый...». А этот отвечает, что ему так и так рядом тут проходить, что всё равно по пути… И просовывает в сдвинутое стекло солдатский вещмешок, круглый, тугой, как баскетбольный мяч, еле стянутый лямками, кладёт его на пульт и говорит всё также по-отечески: «Вот, сдаю Вам под охрану, под Вашу ответственность, товарищ сержант, вещмешок. Вернусь через час и заберу, чтоб был он в целости и сохранности, понял?… Хотел моё особое распоряжение — получи… Счастливо оставаться...»… И они вышли…
Ещё дверь своё не отвибрировала, все солдаты находящиеся в казарме собрались у стекла дежурки. Мгновенно выставили наблюдающих к окнам и принялись рассказывать друг другу о том, что произошло… Конечно, моё «выступление» ребята расценили правильно и успели попрятать в заранее подготовленные места. Но, к сожалению, не всё... Ведь слухи ходили, что ходят и шмонают, но, чтобы так, такой компанией старших офицеров, искать в солдатских матрасах кое-что «запрещённое», да ещё приказывали присутствующим солдатам выворачивать свои карманы и карманы висевших шинелей… М-да… К тому же, по-переворачивали все кровати с тумбочками. Бардак навели знатный…
Пока ребята у стекла дежурки жаловались друг другу о произошедшем, тыкая пальцем в направлении вещмешка, у меня перед глазами всё ещё проплывали довольные лица старших офицеров… Мне, почему-то, было стыдно и обидно…
Я вышел из дежурки. Меня обступили. У всех были глаза чуть ли не на мокром месте… Я прекрасно понимал сколько стараний и времени требуется для «создания воспоминаний про службу». Какие солдатские многоходовки применяются для обмена какой-нибудь замысловатой штукенции. Сколько сахара наэкономить надо, а то и шоколада… Многим я помогал записывая анекдоты, солдатские байки своим строительным шрифтом в альбомы, а тут такое…
Протянув руку я вытянул из дежурки увесистый и пухлый вещмешок. Протянул его ребятам и сказал, чтоб не наглели, взяли самое «ценное» и, что на все-про-всё пятнадцать минут. Время пошло! Ребята опешили, замерли, загундосили, что мол, разжалуют тебя, или на «губу» определят до «дембеля»… Я был спокоен… У меня уже был план!
Вещмешок вернулся до срока. Изрядно похудевший…
Пришёл с обеда капитан. Радостный такой, отдохнувший… Я рассказал, что и как было, что ужас какой бардак навели товарищи подполковники и вот мешок под охрану оставили, обещался их старший скоро быть, и забрать… Не мог не предложить капитану запереть вещмешок в оружейную комнату, от соблазна значит, подальше… Капитан мою шутку не оценил. Сказал, что пусть стоит там, где оставлено было…
Обед по расписанию — это стратегически важное событие в армейской службе. Скомандовал на построение, чтоб вести остатки боевого лётного полка в солдатскую столовую. И тут входит тот самый подполковник, который вещмешок оставил… Доброжелательно махнув зазевавшемуся дневальному, чтоб не орал, чуть просунулся в отодвинутое стекло дежурки. Тут капитан, как подскочит, как давай ему докладывать, что у нас всё согласно распорядка… Он и ему доброжелательно махнул рукой и уставился на меня. Заговорил так мягко, приятным голосом с лёгкой хрипотцой, одновременно протягивая руку к мешку: «Я… надеюсь… вещмешок… в целости и сохранности?». «Так точно, товарищ подполковник, вещмешок в целости и сохранности!» — взревел я. «Ну смотри...» — протяжно сказал он потряхивая мешок и вышел… А я повёл построившиеся эскадрильи на обед… Шёл и думал, заметил он, что мешок стал немного легче и не такой плотный, или нет… Пока обедали думал… Думал, когда возвращались…
При входе, ещё в дверях, вопросительно кивнул дневальному, который бдит ситуацию (служит значит) стоя на «тумбочке» (так место где он стоит называется), мол, новости есть? Новостей не было. Ничего, подождём… Зашел в дежурку, спросил дежурного офицера, чего и как. Капитан ответить не успел — зазвонил телефон. Капитан взял трубку, доложил, кивнул кому-то в трубке и протянул мне, вытаращил на меня глаза и громким шёпотом сказал, что это меня и скорее всего это тот самый подполковник. Взяв протянутую капитаном трубку, я кашлянул в неё разок (конечно специально), доложил, что тот и именно тот у аппарата. В трубке было тихо. Я специально подул в неё, громко сказал «АЛЛО-АЛЛО, говорите» и снова дунул. Я настолько явно представил, как он, этот подполковник начинает злиться (или продолжает), что немного даже испугался, но, отступать было поздно. Мой план начинал действовать… Наконец, из трубки донеслось, привычно, по-отечески: «Слушай внимательно, сержант… я… приду… через… пятнадцать минут… чтоб у тебя на столе было всё то, что было раньше в мешке… Понятно?». Я ответил честно: «Нет!», но меня уже не слушали — пошли гудки.
Капитан, глядя на меня удивлёнными глазами, снял фуражку и протирая её и себя платком, спросил: «Чего происходит?». Я пожал плечами, ответил, что скоро увидим и стал готовится к его приходу, вспоминая нашу с ним «беседу» под яркой лампой… После «особых» инструкций ребятам, что, как и когда делать, у меня появилась уверенность, что наша «встреча» пойдёт именно по моему плану…
Он вошёл. Он не вбежал, он не пришел, он именно вошёл. Взмахом руки «успокоил» дневального, который только собрался было крикнуть положенную команду. Взглянув на пустой стол через то самое стекло, которое он отодвинул, прошел дальше. Вот-вот войдёт в комнату дежурной части. Я вставая из-за стола, тихонько сказал капитану, что ОН ИДЁТ!
Дверь распахнулась. Он стоял на пороге и смотрел мне в глаза. Я тоже смотрел ему в глаза. Опомнившийся капитан успел сделать только один шаг в его сторону для доклада и также, как и дневальный был остановлен взмахом руки. Подполковник, не сводя с меня глаз, подошёл вплотную ко мне. И тут раздалась команда дневального: «Дежурный по роте на выход». Его широкая фигура почти нависла на до мной. Вот ведь повезло ему с фактурой… Мне пришлось, не отрывая взгляда, спросить его тихонько: «Разрешите, товарищ подполковник?». «Давай» — неожиданно тихо ответил он. Я быстро вышел из комнаты и подошёл к дневальному.
Когда мы были на обеде, я подготовил дневального, что, как и когда надо сделать. Я предполагал, что начнётся некоторое разбирательство и что мне может понадобится «массовка» из солдат, которые находились в казарме. Так вот, именно по этой команде, все, кто был в казарме, должны были находиться поблизости с дежурной частью. И через пару минут, начать ходить туда-сюда, создавая бурную деятельность по наведению порядка в расположении. Для этого, на первом этаже ничего не трогали. Всё оставалось так, как товарищи офицеры нам оставили.
Я вернулся в помещение дежурной, после одобрительного перемигивания с дневальным. Подполковник и капитан так и продолжали стоять, как я вышел. Я подняв руку в «приветствии» обратился к подполковнику за разрешением обратиться к капитану. Он развернулся, удивлённо посмотрел на меня и ответил: «Давай». Далее я доложил капитану, что действующий наряд совместно с заступающим и незанятыми на аэродромных работах занимаются наведением порядка в расположении. Капитан смешно кивнул. Я улыбнулся. А подполковник спросил: «ГДЕ?». Мой «план» вступал в завершающую стадию. Далее, был диалог:
Он (подполковник): — Я спросил ГДЕ?
Я: — Я Вас не понимаю, Вы, о чём?
Он: — Ах ты … (он хотел ругнуться, но сдержался, так как тут был капитан и теперь постоянно туда-сюда ходящие солдаты, специально создающие бурную деятельность).
Я: — Да что Вы от меня хотите, товарищ подполковник, поясните!
Он: — Я… тебе, то есть Вам, товарищ сержант, передал на сохранность вещмешок. Так?
Я: — Совершенно верно, Вы мне передали вещмешок на сохранение и просили, чтоб он был в целости и сохранности, так? Так! Вот я и вернул Вам ВАШ мешок в целости и сохранности. Правильно?
Он: — Да ты совсем что ли оборзел? Ты чего не понимаешь кто перед тобой! Да кого ты из себя корчишь?
Я: — Я сержант ВВС СССР, приписан техником ко второй эскадрильи. А вы офицер, в звании подполковник, простите должность Вашу не знаю. (Тут я обратился к капитану) Я правильно говорю, товарищ капитан? (Капитан попытался, что-то сказать, но у него не получилось, он утвердительно кивнул, снял фуражку и начал протирать её платком.)
Я: — Вот и товарищ капитан со мной согласен и не понимает в чём, собственно, дело.
Он: — Так, ни слова больше! Заткнулись оба! Я говорю о том, что из мешка, который я тут оставлял исчезли конфискованные тут вещи! ГДЕ ОНИ?!!! А? Отвечать!
Я: — А-а-а-а, теперь понятно, простите, так бы сразу и сказали, а то я уже заволновался, что с вещмешком что-то не так. Значит с вещмешком всё в порядке? Значит Вас интересует содержимое этого вещмешка. Это мы мигом исправим. (Я наклонился ко столу и начал выдвигать ящики, «внимательно» в них вглядываясь… Потом, приговаривая «Щас-щас, это мы мигом...» начал пролистывать и потряхивать дежурные журналы. Ожидая, что он спросит: «Чего делаешь?»...)
Он: — Ты чего делаешь?
Я: — Как чего, ищу, эту, как её, ну эту…, а — ОПИСЬ содержимого вещмешка. (И обращаясь к капитану спросил: «А Вы не видели?». Он замотал головой и снова снял фуражку для платка). — ДНЕВАЛЬНЫЙ!!! (я так неожиданно и громко крикнул, что они оба вздрогнули. Подбежал дневальный, я и у него спросил, что не видел ли он, или может кто ещё ОПИСЬ содержимого того вещмешка. Он отрицательно помотал головой и ушел на свой пост).
Он: — КАКАЯ В ***** опись! Ты чего мне мозги компостируешь? ***** не было никакой описи!!!
Я: — Вот и я про то… Вы сдали мне один вещмешок, правильно? Правильно! И забрали один вещмешок, правильно? Правильно! Не старый, порванный или грязный, а именно тот, который сдали, в целости и сохранности. А про содержимое, извините, Вы мне ничего не говорили. ДНЕВАЛЬНЫЙ!!! (я снова неожиданно и громко крикнул, что они снова оба вздрогнули. Подбежал дневальный… Я снова обратился к дневальному, он снова утвердительно кивнул и ушёл на пост) Вот и дневальный подтверждает мои слова. Вот если бы Вы совместно с вещмешком и содержимое сдавали, тогда бы я по описи и принял. Чего и сколько.
Он: — Ах, вот ты ***** куда завернул, ты ***** ОПИСЬ тебе *****… Да я***** тебя***** Да ты***** У меня***** Ну***** сержант… я тебя ПОСАЖУ! БУДЕШЬ НА ГУБЕ ДО ДЕМБЕЛЯ СИДЕТЬ! Жди ***** ты такая, за тобой придут! (Он развернулся и пошёл к выходу из комнаты.)
Я: — Это за что, интересно? ЗА ТО ЧЕГО НЕ БЫЛО? А?… А я тогда на Вас в «Красную Звезду» (газета такая) напишу!!!
Он замер… Развернулся и глядя мне в глаза, раздувая ноздри, произнёс совсем не по-отечески твёрдым голосом: — Ваша фамилия, товарищ сержант!
Я ответил, понимая, что на слух мою фамилию сразу не уловить и не понять (ну да, не Сидоров я). Я повторил её ещё раз медленно, по слогам и предложил записать, чтоб не было ошибки. Напомнил ему, что тогда в журнале фиксировали, когда меня вызывали. Он сказал: «Не надо, запомню» и резко развернулся, распахнул дверь… — Товарищ подполковник, а как Ваша фамилия? — спросил я…
Он не ответил… Распахивая дверь комнаты дежурной части, он чуть не налетел на солдатскую массовку, которые усердно ходили с частями разобранных кроватей по коридору…
Подполковник прошел мимо окна дежурной части даже не взглянув на нас с капитаном. Мне казалось, что как шарахнет дверью... но, нет, не шарахнул. Всё чинно, благородно…
Я посмотрел на своего капитана, который стоял и всё ещё протирал фуражку. Пот уже стекал с его виска. Его глаза выражали сложную гамму чувств. Пожав плечами я на выдохе произнес: «Ну вот, как-то так…». Капитан вдруг заговорил, торопливо, поспешно вздыхая: — Ты знаешь кто ЭТО такой, а?… Да он тебя в порошок, да он тебя в такую глушь зашлёт, что мама не горюй… Он же действительно посадит тебя дурака… Это же особисты…
Чуть позже, после распоряжений по наведению порядка в казарме и попыток рассеять беспокойство у солдат, направился в дежурку к капитану, чтоб развеять его волнения.
Я рассказал капитану, про политинформацию, про «беседу по-отечески», про точность в словах, про парнишку, с кем мы в одной команде по призыву ехали в поезде и он, чтоб меня развлечь и других конечно, рассказывал, как он стажёром работал в ОБХСС. Я тогда был в очень подавленном состоянии из-за окна нашего купе (ВОКЗАЛ). Лежал на полке и слушал как он, под надзором наставника сдавал изъятое имущество очередного расхитителя социалистической собственности на хранение, и как его там принимали… И, что так, и возник план, раз он мне сдал на хранение мешок, а не содержимое… И, что на всякий пожарный случай, мне надо было вывести этого подполковника из себя настолько, чтоб вышло чуть больше, чем «оранье матом», а солдаты, которые ходили туда-сюда, были своего рода очевидцами происходящего… Но, подполковник оказался очень выдержанным… И, теперь, если, произойдёт то, что он наговорил, значит подтвердит, то, что они не выполняют свои обязанности, что творится в гарнизоне настоящий бардак, раз он и его сотоварищи находят так называемые запрещённые предметы, которых быть не должно… И главное — кому захочется связываться с каким-то сержантом, писать всякие бумаги и заморачиваться, ведь у них карьера…
…Ни в этот, ни в другие дни за мной, как обещался подполковник, никто не пришел… Но, я с ним ещё «встречался», парочку раз… («Диверсант»; «Выборы»)…
…То, сдвинутое им стекло еле-еле задвинули обратно…
