В этой связи, казалось бы, сущий пустяк: сколько лет было Татьяне, когда она влюбилась в Онегина, перестаёт быть мелкой частной деталью. О возрасте юной Татьяны споры идут давно. В последнее время он приобрёл принципиальное значение. 17 лет выглядят предпочтительней для тех, кто на брачный возраст глядит с позиций сегодняшнего дня. С 13-ью годами чаще соглашаются те, кто учитывает реалии того времени. Не зря в начале главы «Как наше сердце своенравно!» я сослался на семейную историю Андрея Тимофеевича Болотова, невестой которого была 12-летняя девочка, в 13 лет ставшая его женой.
У Пушкина тема возраста Татьяны возникает во время её разговора с няней:
...Расскажи мне, няня,
Про ваши старые года:
Была ты влюблена тогда?»
— И, полно, Таня! В эти лета
Мы не слыхали про любовь;
А то бы согнала со света
Меня покойница свекровь. —
«Да как же ты венчалась, няня?»
— Так, видно, бог велел. Мой Ваня
Моложе был меня, мой свет,
А было мне тринадцать лет.
Один из современных сторонников варианта большего возраста Татьяны, А. В. Минкин, ссылается на пушкинское письмо П. В. Вяземскому от 29 ноября 1824 года, в котором поэт пишет про: «...Письмо женщины, к тому же 17-летней, к тому же влюблённой!» Журналист считает, что оно подводит итог спорам: «Вопрос исчерпан». «Татьяне 17 лет», — пишет он и призывает не обращать внимания на тех, кто доказывает, «что ей 13, а то и 9. Они просто путают Таню с няней, которую выдали замуж в 13 лет»:
«Ей было 13, ей! — няньке, а не Таньке. Таня спросила про «старые года». Старушка поняла и ответила ясно: «в эти лета», она же должна была своим ответом попасть в рифму и в размер».
Возражающий ему В. Козаровецкий уверен:
«Ссылаться на пушкинское письмо нельзя, потому что от этого письма до публикации третьей главы прошли годы, и Пушкин не единожды мог это место изменить; впрочем, есть и другая причина <…> Достоверно мы можем опираться только на канонический текст 3-го издания «Евгения Онегина», поэтому вернёмся к стихам. Таня спрашивает: «Была ты влюблена тогда?» Не про «старые года» спрашивает, а про любовь. А Минкин совершает аккуратную подмену: «Таня спросила про “старые года”». Да чёрта ли ей «старые года»! Её любовь интересует, любовь! Про любовь она спрашивает! И няня отвечает на этот вопрос: «И, полно, Таня! В эти лета Мы не слыхали про любовь...» То есть «в эти лета» — в возрасте Тани. А было ей тринадцать лет — что ж, в этом возрасте и впрямь можно было «не слыхать про любовь», но в семнадцать! «Не слыхать про любовь» в 17 лет невозможно и в монастыре!»
На мой взгляд, ответ и впрямь следует искать не в рифме и не в размере, а в смысле. Поэтому более продуктивным видится подход В. Козаровецкого. Он исходит из того, что вопрос, на который надо ответить, должен быть сформулирован иначе: а зачем Пушкин сделал Таню 13-летней? Какой в этом смысл?
Сегодня его легко найти, так как «тайна», которая в «сочинении Александра Пушкина» есть, разгадана. Она нельзя сказать, что проста, но укладывается всего в четыре слова, написанные философом и литературоведом Альфредом Николаевичем Барковым в книге «Прогулки с Евгением Онегиным»: Пушкин был прирождённым мистификатором*.
* С точки зрения А. Баркова, «Евгений Онегин» относится к классу художественных произведений, называемых мениппеями, в которых роль рассказчика принадлежит не автору, но отдаётся одному из персонажей, причём такому, который, «создавая» этот текст, пытается так или иначе автора опорочить: рассказчик в нём — антагонист Пушкина.
«Сочинение Александра Пушкина» о посредственном литераторе, «невольно исповедовавшегося» в своём дневнике, показало, что «произведение, которое тот пишет, ущербно в целом и смехотворно в частностях, что каждый шаг этого человека в жизни и его героя в романе заслуживает той или иной степени насмешки или издёвки, а сделав героиню романа 13-летней девочкой, Пушкин лишил Онегина-Катенина даже того флёра благородства, которым «автор-повествователь» попытался прикрыться через своего героя».
Конечно, Пушкин был мистификатором. И няня вспоминает себя именно 13-летнюю. Их разговор с Татьяной про любовь прописан в Главе третьей. Но ведь потом последовала следующая глава. Достаточно обратиться к Главе четвертой «Евгения Онегина», той, что начинается со знаменитых строк:
Чем меньше женщину мы любим,
Тем легче нравимся мы ей…
и спуститься чуть ниже, к VIII строфе, где, «получив посланье Тани», Онегин направляется в сад на встречу с ней:
Кому не скучно лицемерить,
Различно повторять одно,
Стараться важно в том уверить,
В чем все уверены давно,
Всё те же слышать возраженья,
Уничтожать предрассужденья,
Которых не было и нет
У девочки в тринадцать лет!
<…>
Так точно думал мой Евгений...
Точно обозначен возраст Лариной. Когда она отправляет Евгению письмо, ей 13 лет. И ещё, читая роман в любом возрасте, будь вы шестиклассником или уже взрослым, желательно читать внимательно. Во всяком случае позволю себе напомнить вам маленькую деталь известного эпизода, когда Онегин встречает Татьяну в Петербурге. Он её не узнаёт и даже восклицает: «Ужель та самая Татьяна? Та девочка…». Из этих слов хорошо видно, как герой воспринимал Татьяну в то время, когда отказал ей. Если ей тогда было бы 17, назвал бы он её девочкой? Конечно же нет! В 17 она уже воспринималась бы пусть не старой девой, но засидевшейся в девках.
Кстати, младшей сестре Татьяны, скорее всего они погодки, отроковице Ольге, на которой собирался жениться 17-летний Ленский, лет 12. Именно столько, напомню, сколько было Наташе Ростовой, когда она, влюблённая в офицера Друбецкого, поймала Бориса в укромном месте и поцеловала в губы. Заметьте, не в щёчку чмокнула и выбрала укромное место. Ещё один известный литературный персонаж, герой «Горя от ума» Чацкий влюбился в Софью, когда ей было 12—14 лет. Конечно, можно сказать, что всё это лица вымышленные. Но вполне реальный 23-летний поэт Жуковский влюбился в Машу Протасову, когда ей было 12.
Безусловно, я мог бы сослаться на мнение одного нашего современника, который сказал, что «окружающие мужчины смотрели на молодую дворянку как на женщину уже в том возрасте, в котором последующие поколения увидали бы в ней лишь ребёнка». Однако предпочту процитировать несколько строк из работы В. Г. Белинского («Сочинения Александра Пушкина. Статья девятая), как-никак он из поколения, которое было ближе к пушкинскому:
«Как вы подадите руку девушке, если она не смеет опереться на неё, не испросив позволения у своей маменьки? Как вы решитесь говорить с нею много и часто, если знаете, что за это сочтут вас влюблённым в неё или даже и огласят её женихом? Это значило бы скомпрометировать её и самому попасть в беду. Если вас сочтут влюблённым в неё, вам некуда будет деваться от лукавых и остроумных намёков и насмешек друзей ваших, от наивных и добродушных расспросов совершенно посторонних вам людей.
<…>
Русская девушка не женщина в европейском смысле этого слова, не человек: она не что другое, как невеста.
Едва исполнится ей двенадцать лет, и мать, упрекая её в лености, в неумении держаться и тому подобных недостатках, говорит ей: «Не стыдно ли вам, сударыня: ведь вы уж невеста!»
Удивительно ли после этого, что она не умеет, не может смотреть сама на себя, как на женственное существо, как на человека, и видит в себе только невесту? Удивительно ли, что с ранних лет до поздней молодости, иногда даже и до глубокой старости, все думы, все мечты, все стремления, все молитвы её сосредоточены на одной idеe fixe: на замужестве, — что выйти замуж — её единственное страстное желание, цель и смысл её существования, что вне этого она ничего не понимает, ни о чём не думает, ничего не желает и что на всякого неженатого мужчину она смотрит опять не как на человека, а только как на жениха?
<…>
С восьмнадцати лет она начинает уже чувствовать, что она — не дочь своих родителей, не любимое дитя их сердца, не радость и счастие своей семьи, не украшение своего родного крова, а тягостное бремя, готовый залежаться товар, лишняя мебель, которая того и гляди спадёт с цены и не сойдёт с рук».
Так что возраст Тани и Ольги самый что ни на есть обыкновенный для невест той эпохи. А если вспомнить, что отец девочек умер, и матери надо было срочно пристраивать обеих, то удивляться поведению девочек-невест не приходится.
Уважаемые читатели, голосуйте и подписывайтесь на мой канал, чтобы не рвать логику повествования. Не противьтесь желанию поставить лайк. Буду признателен за комментарии.
И читайте мои предыдущие эссе о жизни Пушкина (1—146) — самые первые, с 1 по 28, собраны в подборке «Как наше сердце своенравно!», продолжение читайте во второй подборке «Проклятая штука счастье!»(эссе с 29 по 47)
Нажав на выделенные ниже названия, можно прочитать пропущенное:
Эссе 117. Почему Пушкина взбесило присвоение придворного звания — камер-юнкер?
Эссе 118. «…Зависеть от царя, зависеть от народа — Не всё ли нам равно?»
Эссе 119. Ажиотаж вокруг поэта, возвращённого царём из Михайловского, схлынул довольно быстро