В летописи Русской Церкви советского послевоенного периода заметным и активно обсуждаемым сегодня церковными историками эпизодом стала подготовка проведения в Москве Вселенского Собора Православных Церквей. Документальные источники подтверждают, что эта инициатива Московской патриархии была одобрена правительством на самом «верху» и поддерживалась лично Сталиным. Реализовать столь амбициозный замысел, как признают многие исследователи, в конце 40-х годов прошлого века были все шансы. Но что-то пошло не так.
Первый блин совсем не комом
Воплотить идею в жизнь предстояло Совету по делам Русской Православной Церкви (далее – Совет) под председательством Георгия Карпова. Подготовительная работа началась с того, что на Поместный Собор РПЦ, открывшийся 31 января 1945 года в храме Воскресения в Сокольниках, были приглашены представители Православных Церквей. На Собор в Москву прибыли: Александрийский Патриарх Христофор, Антиохийский Патриарх Александр III, Грузинский Католикос — Патриарх Каллистрат, представители Вселенского Патриарха — митрополит Фиатирский Герман, Иерусалимского — архиепископ Севастийский Афинагор; делегации Православных Церквей стран народной демократии.
Чтобы преодолеть предубеждение гостей в отношении СССР как государства-преследователя религии, Георгии Григорьевич заранее, в ноябре 1944 года, выступил перед архиепископами Русской Церкви с заявлением о том, что-то те позитивные изменения церковной политики, которые в последние годы демонстрировала советская власть, не представляют чего-то случайного и временного, а «носят характер одобрения властью той позиции, которую Церковь заняла в отношении государства в предвоенное десятилетие и в военные годы». Доверие гостей Поместного Собора было укреплено вручением Восточным Патриархам драгоценных подарков из фондов музеев Москвы и Загорска.
По итогам архиерейского собора Карпов доложил правительству: «Собор явился наглядным доказательством отсутствия преследования религии в СССР и имел также некоторое политическое значение».
Генеральная репетиция не состоялась
Успех мероприятия дал патриархии и руководству страны основания строить дальнейшие планы в этом направлении: возродить и воплотить идею созыва Всеправославного Собора в Москве. Эта идея обрела реальные черты в 1946 году: в качестве «генеральной репетиции» было решено созвать в Москве Вселенское Предсоборное Совещание – именно так оно называлось в государственных документах. Об этом в письме от 21 марта 1947 года Карпов сообщил в Совет министров лично Иосифу Сталину. В нем он предложил план проведения мероприятий, позволивших, по его мнению, «усилить влияние на восточные патриархаты, которые хотя и малочисленны, но считаются авторитетными в православном мире, с целью использования их в будущем на своей стороне при решении ряда важных церковных вопросов». Сталин план утвердил. На укрепление «дружбы» с восточными патриархами было выделено немало валюты. Так, Константинопольскому Патриарху Максиму Московская патриархия передала в подарок 50 000 долларов.
Но несмотря на одобрение этой инициативы главой СССР, Вселенское Предсоборное Совещание в Москве не состоялось. Историки называют разные причины, помешавшие его проведению: происки Ватикана, несовпадение целей у Русской Церкви и государства и другие.
Приглашения на совещание получили все восточные Патриархи. Но реакция некоторых оказалась неожиданной. В частности, уже 16 июня 1947 года Александрийский Патриарх Христофор прислал свой письменный отказ, изложив подробно его причины, главная из которых звучала так: в Москве собравшиеся не могли бы чувствовать себя свободными от всякого политического вмешательства и давления.
Архиепископ Кипрский Леонтий решил, что его приглашают уже на сам Всеправославный Собор, и в своем ответе отказался участвовать в нем, считая, что только Вселенская Патриархия Константинопольская имеет полномочия созыва Вселенских Соборов.
Невозможность созыва Вселенского Предсоборного Совещания осенью 1947 года вынуждала государство искать другие пути для сбора всех Предстоятелей Церкви в Москве.
Совместить приятное с полезным
В 1948 году исполнялось 500 лет автокефалии Русской Православной Церкви. Торжественное празднование этого события и должно было стать тем мероприятием, от которого Восточные Патриархи уклониться бы не смогли. А при их присутствии уже можно было говорить о первостепенном значении Русской Православной Церкви в союзе Православных Церквей. Совещание глав и представителей Поместных Православных Церквей, на котором, по государственному замыслу, и должны были утвердиться нужные внешнеполитические документы, было приурочено к празднествам.
Из секретной и сверхсекретной переписки Совета по делам РПЦ, ставшей доступной в рамках проекта «Церковь верных», мы можем видеть, с каким размахом готовилось торжество. Общими усилиями Московской патриархии и Совета были организованы прием, проживание, культурная программа для участников совещания. Пошло на пользу РПЦ то, что, желая показать гостям процветание православия в стране Советов, правительство передало Церкви некоторые здания и монастыри, привело в порядок храмы.
На утверждение в «верхи» председатель Совета представил секретный план проведения совещания. Первоначально оно было назначено на октябрь 1947 года, но состоялось с 8 по 18 июля 1948 года в храме Воскресения Христова в Сокольниках в Москве в рамках торжеств в честь 500-летия автокефалии…
«Совещание глав автокефальных православных церквей мира, созываемое по инициативе Русской православной церкви в г. Москве, имеет целью обсудить ряд внутрицерковных вопросов и принять по ним согласованные решения», – говорилось в документе. В повестку совещания были включены следующие вопросы: о защите православия от влияния католичества; об отношении Православной Церкви к экуменическому движению; – к англиканскому рукоположению; – к раскольникам; о церковном календаре; об отрекшихся от сана клириках. Основными из перечисленных считались два первых пункта повестки.
Из доклада Карпова в правительство:
«Обсуждение первого вопроса должно вылиться в демонстрацию единства мирового православия против Ватикана, осуждение антихристианской и антидемократической сущности папизма и организацию блока православных церквей, который бы привлек на борьбу с Ватиканом и другие христианские церкви мира и сектантские организации /…/.
Например, возможно, что некоторые церкви, как, например, Румынская, Болгарская или Антиохийская, выдвинут вопрос о необходимости созыва Вселенского православного Собора, что Русская церковь, со своей стороны, считает желательным….».
Идея возглавить православный мир не поддержана
Рабочие дни съезда – 9 и 10 июля – проходили в строгом соответствии намеченной программе (отношение к Ватикану, экуменистам, Англиканской церкви). Его участники дружно осудили Римско-католическую церковь за ее враждебные действия по отношению к православию, за упорное стремление к насаждению унии. Митрополит Ливанский Илия, представитель Антиохийской Церкви, выступая перед собратьями по вере, подчеркнул, что православие должно быть сильным и единым и что только благодаря Сталину обеспечено процветание Русской Православной Церкви и православия во всем мире.
Однако обсуждение самых злободневных тем повестки совещания состоялось в далеко не полном составе. Представитель Вселенского Патриарха Митрополит Герман сразу же отказался от участия в мероприятии, хотя и собирался пробыть в Москве до 19 июля. По его словам, на это он имел категорическое указание Патриарха Максима, оговоренное в мандате. Митрополит Хризостом, глава Греческой (Элладской) Церкви, прибыл с таким же указанием. Эти иерархи посетили торжества в честь 500-летия автокефалии РПЦ, побывали на культурных мероприятиях, но участия в обсуждении главных вопросов не приняли.
Не удивительно, что, несмотря на высокую оценку своих заслуг сразу несколькими главами Вселенских Церквей, Иосиф Виссарионович не был доволен результатами их встречи в Москве: никто из присутствующих не обмолвился о Совещании как о Вселенском Предсоборном, никто не заговорил о будущем Всеправославном Соборе в Москве.
Разные мотивы
Таким образом, в конце сороковых годов прошлого столетия Русской Православной Церкви не удалось стать во главе Православных Церквей мира. Однако некоторых результатов совместными усилиями РПЦ и СССР достичь удалось: Православные Церкви стран народной демократии сплотились под руководством Московской патриархии, были приняты намеченные постановления против политики Ватикана, американизации христианства среди Протестантских Церквей Европы, что, безусловно, явилось победой в условиях нарастания «холодной войны».
Почему же Москве так и не пришлось тогда стать Третьим Римом? Может быть, слишком по-разному светские и духовные лидеры понимали свои задачи на этом поле деятельности? В подготовленном проекте письма Патриарха Алексия к участникам совещания о реализации ими принятых решений содержатся слова: «благодать святого Духа, собравшая нас, по нашей совместной молитве ко Господу /…/. Мы не имеем никакого светского властительства, а только соединены союзом любви и усердия в общей Матери, в единстве веры…» (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 451. Л. 85–87).
Нетрудно предположить, как далеки эти тезисы от мотивов, побуждающих СССР вести активную внешнецерковную деятельность. Как известно, после окончания Второй мировой войны образующиеся в странах народной демократии автокефальные Православные Церкви оказывались так называемом соцлагере. В целях укрепления внешнеполитического влияния, СССР мог организовать некий «социалистической блок» Православных Церквей, разумеется, под эгидой РПЦ. Для этой цели Церковь, которая была для государство лишь одним из рычагом воздействия на зарубежных партнеров, можно было и поддержать.
Не даром, подводя итоги совещания, главный чиновник по вопросам Русской Православной Церкви Георгий Карпов предложит правительству, «не переоценивая роли и значения церкви», более широко использовать в государственных интересах ее заграничную деятельность, отводя тем самым Церкви роль послушного исполнителя в своей внешней политики.
Но Русская Православная Церковь, обескровленная гонениями, разоренная, всячески унижаемая властями, не смогла в полной мере ответить ожиданиям правительства. 12 марта 1949 года в докладе о внешних отношениях Русской Православной Церкви Карпов отмечает, что «Московская Патриархия не всегда оперативно, проводит предложения Совета» (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 451. Л. 267–268).
В условиях жестких ограничений ее деятельности, Церковь сохранила свое духовное начало, объединяющее народ в Боге. А это явно не входило в планы лидеров Советского государства.
Ряд историков считает, что разочарование Сталина в проекте создания в Москве Вселенского Православного Центра послужило началом охлаждения отношения вождя к Церкви. С этим трудно не согласиться, ведь именно с середины 1947 года началось оживление антирелигиозной пропаганды, приостановлено открытие храмов и монастырей. В руководстве партии и правительства усилили свое влияние противники Церкви. Возможности РПЦ на международной арене не устраивали государственный и партийный аппарат.
Автор: Евгения Карезина
