Под крышами Парижа я читал Рене Клера и смотрел Генри Миллера. Впрочем, можно делать и наоборот - читать Генри Миллера и смотреть Рене Клера, суть в другом: в этот самый момент в комнату влетела городская ворона. Она была странной... Может, потому и строчки получились странными.
Городская ворона
Городская ворона всегда права… Это не Рене Клер и не Генри Миллер. Эту фразу я придумал сам. Сегодня утром. Как только увидел Нини – здесь, под крышами Парижа, на фоне Эйфелевой башни. Городская ворона всегда права, городская ворона всегда права…
Права потому, что не думает. Ей нечем думать. В думалке нет человеческого разума. Всё, что она ни делает, – разумно. Разумно без разума. Всё, что без разума, – разумно. Городская ворона всегда права.
Я завидую ей. Меня приучили сначала думать, потом делать. Семь раз отмерь, один раз отрежь. Я думаю и сомневаюсь. Сомневаюсь и страдаю. Страдаю и хочу, чтобы меня поняли. Сопереживания и сочувствия никогда не хватает. Городскую ворону жалеть не нужно. Городская ворона всегда права.
Городская ворона хочет любви. И не беда, что не знает, что хочет. Она летит и берёт. Счастье в её когтистых лапах. Тот, кого она берёт, не понимает, в чём его счастье. Он несчастен, потому что думает и сомневается. Тот, кто думает, – тот несчастен. Городская ворона не сомневается. Городская ворона всегда права.
Городская ворона дружит с котом. Со старым бездомным котом. Кот взобрался на тополь, и они сидят рядком прямо у вороньего гнезда. Ворона не каркает, и кот не мурлычет. К чему лишние звуки, когда слушаешь эльфов и солнце приносит согласие? Я хочу быть котом и дружить с городской вороной.
Она влетает в окно, распахнутое навстречу солнцу, и обретает формы Нини. Я не успеваю подумать, не успеваю отмерить семь раз, как чувствую счастье. Оно трепещет и бьётся, во плоти и вне разума, и осознать его невозможно. Нини говорит «ни-ни», но потом сдаётся. Когда тебе двадцать и расцветает весна, нужно любить, не теряя мгновений. Городская ворона всегда права.
