Утром, покинув покои султана, Хюррем первым делом направилась к дочери.
Михримах, увидев мать, вскочила и подошла к ней. Сердце девушки взволнованно подпрыгивало в груди, и ей понадобилось всё её самообладание, чтобы скрыть сильный душевный трепет.
Счастливая улыбка на лице Хюррем-султан воодушевила дочь, и она, не удержавшись, бросилась матери на шею.
- Матушка, Ваш благословенный взгляд говорит мне, что всё хорошо. Вы с отцом как прежде вместе, - ликовала она.
- Да, Михримах, наша любовь с повелителем стала ещё сильней, - торжествующе произнесла Хюррем и, немного отстранившись от дочери, пригладила ей волосы и сказала:
- Девочка моя, отец соскучился и ждёт тебя в своих покоях, поторопись, не стоит заставлять его ждать.
- Матушка, я мигом, - вскочила Михримах, поклонилась матери и суетливо забегала по комнате в поисках вуали и украшений.
- Эвда-хатун, помоги госпоже собраться,- велела Хюррем служанке и, улыбаясь, вышла из комнаты.
Спустя четверть часа Михримах уже стояла возле дверей султанских покоев, ожидая позволения войти.
Отец с дочерью долго не выпускали друг друга из уютных родных объятий, словно встретились после долгой разлуки. Удобно усевшись на широком султанском диване, они спешили наговориться всласть.
Когда стало понятно, что беседа подходит к концу, пытливые глаза Михримах скользнули по добродушному лицу повелителя, и она решилась задать вопрос, готовый слететь с её языка ещё полчаса назад.
- Отец, позвольте поговорить с Вами о весьма важном деле.
- Я слушаю, говори, моя славная дочь, - улыбаясь, сказал султан.
- Мой вопрос покажется Вам странным, однако, думаю, пришло время его задать. Я нахожусь в таком возрасте, когда девушек принято выдавать замуж. Простите, отец, вы уже думали об этом?
Султан с удивлением поднял брови и внимательно посмотрел на дочь.
- Михримах, почему ты задала такой вопрос? Уж не появился ли тот, кто завладел твоим сердечком? Если так, я живо велю отрубить ему голову, - грозно сказал султан и шутливо сдвинул брови.
Михримах рассмеялась. Отец напомнил ей далёкое безмятежное время, когда сажал её на колени и рассказывал вместо сказок повествования о проведённых сражениях, то хмурясь, то веселясь. Тогда она, маленькая, с замиранием сердца слушала его истории и представляла себя отважным воином на поле боя.
- Нет, отец, моё сердце пока свободно, - честно призналась она, - однако есть человек, к которому я испытываю огромное уважение и считаю его достойным стать моим мужем. Я хочу поторопиться, пока кто-нибудь меня не опередил, - понизив голос, доверительно сказала она отцу.
Султан Сулейман рассмеялся, умиляясь непосредственности дочери.
- И кто же этот славный человек, позволь узнать? – перестав смеяться, поинтересовался он.
- Это Рустем-паша, отец, - ответила Михримах.
С тех пор, как она случайно услышала признания Рустема-паши о большой любви к ней, её мысли часто кружили вокруг этого умного и элегантного человека, преданного османскому государству и династии. К тому же матушка была целиком и полностью на его стороне.
А с какой естественной сдержанностью выказывал он Михримах своё поклонение! Такое поведение мужчины очень нравилось молодой султанше.
Когда сомнений в выборе супруга не осталось, девушка решилась на разговор с отцом.
Веселье султана сменилось восторгом. Сбылось то, о чём он помышлял последние несколько месяцев.
- Ну что ж, Михримах, я одобряю твой выбор. Рустем-паша действительно достойный человек, мне он тоже по нраву, и я с радостью назову его своим зятем, - с царственным видом заключил падишах.
Щёки Михримах вспыхнули румянцем, и она, осознав, что сейчас решилась её дальнейшая судьба, в сильном волнении ответила:
-Спасибо, отец!
- Я отправлю Рустему-паше письмо и велю ему после Рамадана явиться во дворец, чтобы обсудить этот вопрос и назначить дату помолвки. А ты ступай к матери, можете готовить праздничные наряды. И про кафтан для меня не забудьте, - довольно рассмеялся султан.
- Конечно, повелитель, матушка придумает Вам самый модный и красивый кафтан, она мастерица в этом деле, - ответила с улыбкой Михримах, поклонилась отцу и выпорхнула из его покоев.
…Багровый шар мартовского солнца скатился за горизонт. На минарет главной мечети поднялся муэдзин (человек, совершающий азан) и, повернувшись лицом в сторону Каабы, прокричал азан (призыв к молитве), собирая всех правоверных мусульман на молитву.
По лунному календарю начинался новый день, первый день священного месяца Рамадан.
Суета во дворце прекратилась, звуки затихли, движения стали размеренными, громкие голоса умолкли. Топкапы замер, встречая священный месяц Рамадан, месяц обязательного поста и демонстрации силы своей веры.
Михримах с трепетным благоговением внимала словам шейх-уль-ислам Эбуссууда Эфенди, читавшего проповедь.
“Посланник Аллаха (мир ему) сказал: «С наступлением месяца Рамадан открываются врата Рая, врата Ада закрываются, и шайтаны заковываются в цепи». В такой ситуации шайтан не способен воздействовать на души верующих, вводя их в грех. За каждое благое дело в месяц Рамадан человек получает до 700 наград от Аллаха. Поэтому истинные мусульмане с благоговением ожидают наступление священного Рамадана, чтобы очиститься от грехов, пройти испытания и совершить множество добрых дел.”
В молитвах, непрестанном чтении Корана, строгом соблюдении поста, раздаче садака (добровольная раздача милостыни) и закят (обязательная раздача милостыни), подходила к концу первая половина священного месяца.
Хюррем-султан в один из вечеров посвятила дочь в свои социальные проекты. Особое внимание она уделила одноимённому благотворительному фонду Хасеки Хюррем Султан, не так давно открытому ею.
Активно привлекая Михримах к вопросам управления фондом, мать явно рассчитывала на то, что в дальнейшем, после её смерти, дочь станет преемницей в вопросах благотворительности. Забегая вперед, отметим, что Хюррем-султан не прогадала в своих надеждах и в доверии к дочери.
Михримах слушала и гордилась своей мамой. Но когда она поехала с ней, чтобы помочь страждущим, поняла, какого труда стоит заниматься благотворительностью.
В один из дней Хюррем-султан велела загрузить повозку снедью, одеждой и сундуком с монетами. В угощение обычно входили плов, баранина и «зерде» (сладкое желеобразное блюдо из риса, приправленное шафраном). Калфа гарема оповестила, что карета готова, и Михримах с матерью в сопровождении служанок вышли и уселись в отдельный экипаж.
Гружёная повозка моталась по неровностям улиц и стонала колёсами под тяжестью груза. Карета с госпожами ехала следом. Несколько стражей скакали впереди всех, несколько позади, конным топотом разгоняя зевак.
Спустя какое-то время кучер остановился возле внушительного здания, и слуги распахнули дверцы перед османскими султаншами, помогая им спуститься из кареты на землю. Помещение оказалось благотворительной столовой, которая входила в имущество вакфа Хюррем-султан.
Карету тут же окружили люди, в основном, женщины и дети. Со всех сторон слышались приветствия Хюррем-султан, на что та, улыбаясь, кивала головой. Многие женщины и дети тянули к ней руки с записками.
Михримах испуганно озиралась по сторонам. Она никогда не видела такого скопления людей и сильно робела. Хюррем-султан то и дело оглядывалась на дочь и ободряюще похлопывала её по плечу. Вскоре началось самое трудное. Слуги открыли сундуки с одеждами, с монетами и чаны с пищей.
Хюррем-султан, показывая пример дочери, стала накладывать в тарелки еду и раздавать всем желающим. Михримах она велела раздавать одежду из сундуков. Служанки раздавали монеты. Со всех сторон тянулись руки, им не было конца и края. Михримах не успевала наклоняться к ларям. Спустя некоторое время её спина занемела и стала ныть.
Девушка с надеждой посматривала на мать, ожидая, когда же она прикажет остановиться и отправляться домой, но Хюррем-султан держалась стойко, активно работая руками и ловко маневрируя между казанами с пищей. Служанки энергично помогали госпожам, многочисленная стража бдительно следила за процессом.
Наконец, еда была роздана, сундуки опустели, служанки собрали все прошения и записки, и госпожи направились к своему экипажу. Вслед им летели слова благодарности накормленных, снабжённых одеждой и золотыми монетами людей, выкрикивающих пожелания здоровья и счастья. Народ просил Аллаха благословить Хюррем-султан и Михримах-султан.
Несмотря на неимоверную усталость, Михримах испытывала огромное моральное удовлетворение, слыша добрые слова людей в свой адрес. Это был её первый и бесценный практический опыт в области социальной политики империи.
Сразу после захода солнца обитатели дворца собрались на ифтар (разговение, вечерний приём пищи), разговлялись финиками и водой, или просто водой, ибо пророк Мухаммад сказал: “Когда кто-нибудь из вас будет разговляться финиками, пусть разговляется финиками, а если не найдёт фиников, пусть разговляется водой. Ибо поистине она очищает. О, Аллах, ради твоего довольства мною я постился и уверовал в тебя, положился на тебя и совершил разговение, используя дары твои. Прости мне прошедшие и последующие прегрешения, о, Всепрощающий!”
Помолились, молча приняли пищу и разошлись по своим покоям, готовясь подняться на рассвете с призывом муэдзина на утренний намаз.
Но не азан разбудил их на рассвете, а страшная весть: после разговения, ночью, в покоях повелителя был казнён великий визирь османской империи Ибрагим-паша, приглашённый султаном на ифтар.
Подробностей и причин казни никто не знал. Султан Сулейман приказал не упоминать имя Ибрагима-паши и вычеркнуть его из всех государственных бумаг.
Хюррем-султан и Михримах хотели поехать к Хатидже-султан, но боялись подходить за разрешением к султану, ибо он заперся в своих покоях и никого не впускал.
- Матушка, как же Хатидже-султан переживёт такое горе? Она не может даже совершить поминальный намаз и помолиться на могиле паши. Никто не знает, где его похоронили.
Михримах выглядела расстроенной, обычный нежный румянец покинул её щёки. Хюррем стало жаль дочь.
- Я понимаю твои чувства, доченька. Да не будут услышаны мои слова, - прошептала Хюррем-султан и оглянулась, - пусть покоится с миром Ибрагим-паша. Он верно служил османскому государству и принёс ему много пользы. Однако повелителю видней, кого карать, а кого миловать. Хатидже-султан очень жаль. Шах-султан вчера была у неё и заехала в Топкапы. Она расстроена, говорит, Хатидже совсем плоха, её состояние вызывает беспокойство. Попробую завтра попасть к повелителю и попросить разрешения навестить её.
- Матушка, пожалуйста, попросите, Хатидже-султан сейчас так нужна поддержка, - глаза Михримах покраснели и на ресничках заблестели слёзы.
- Не плачь, родная, иншалла, повелитель смилостивится, и мы завтра же поедем с тобой к Хатидже-султан.
На следующий день с помощью Аллаха Хюррем удалось добиться разрешения султана, и они с Михримах отправились во дворец Ибрагима-паши, чтобы утешить вдову.
У самого входа их встретила испуганная служанка. Хюррем удалось разговорить её, и она доверила им то, что видела и слышала, но не смела доверить никому. Девушка дрожащими губами поведала:
- Хюррем-султан, с Хатидже-султан сегодня опять приключился припадок, она истерически смеялась, пронзительно вскрикивала, это продолжалось долго. Когда припадок закончился, она заперлась и вот уже несколько часов сидит, ничего не ест, не отвечает на вопросы, но я слышала, как она разговаривает сама с собой.
- Что же, - спросила Хюррем, когда девушка запнулась, - что же она говорит?
-Я не смею сказать…- колеблясь, ответила девушка и отвернулась.
Хюррем-султан и Михримах проследовали на второй этаж, где находилась спальня султанши, желая узнать, в чём дело. И действительно сквозь запертую дверь доносились грубые слова в адрес повелителя и одновременно ласкательные и интимные, которыми в минуты любви Ибрагим-паша называл свою супругу. Хатидже обменивалась словами ласки со своим умершим мужем.
Хюррем-султан и Михримах не удалось попасть к ней.
- Хатун, а где лекари? Почему они не помогают госпоже? – спросила Хюррем-султан.
- Лекари есть, только им тоже не попасть в комнату, - ответила служанка.
- Если через четверть часа госпожа будет в таком же состоянии, вели стражникам ломать дверь, и пусть султаншей серьёзно займутся лекари, - велела Хюррем-султан и объявила Михримах, что они уезжают.
Дочь в подавленном состоянии пошла вслед за матерью.
Через день Михримах получила позволение повелителя и вновь поехала к Хатидже-султан, но одна.
К её удивлению госпожа хорошо выглядела и даже казалась весёлой.
- Михримах, девочка моя, как же я рада тебя видеть, ты такая красивая, - говорила она в неестественном возбуждении, - идём со мной, я хочу тебе кое-что показать, - потянула она племянницу за руку, и та послушно пошла следом.
- Хатидже-султан, а где Ваши детки? – спросила Михримах.
-Кто? А, детки…они с нянями. Или с учителем, - рассеянно ответила Хатидже.
Когда они вошли в её спальню, Хатидже открыла внутренний шкаф и стала доставать многочисленные шкатулки. Их было так много, что они не помещались на столике, пришлось расставлять на диване.
Хатидже, радостно улыбаясь, раскрывала их и рассказывала историю появления каждой драгоценности.
- Вот это колье подарил мне Ибрагим в тридцатый день моего рождения. А вот эту чудную брошь привёз из Египта…- говорила и говорила она. – Михримах, а знаешь, выбери себе, что хочешь, я сделаю тебе подарок, пусть останется у тебя память обо мне. Ты всегда была так добра ко мне и понимала меня, как никто. И Ибрагима-пашу ты уважала, я видела, - сказала султанша, и глаза её стали грустными и налились слезами.
- Госпожа, Хатидже-султан, о какой памяти Вы говорите? Мы же не собираемся расставаться с Вами? – занервничала Михримах.
Хатидже утёрла выбежавшую слезу и улыбнулась.
- Ну что ты, моя красавица, мы не расстанемся. Однако понимаешь, Ибрагим сегодня сказал, что ждёт меня, - задумчиво сказала Хатидже, глядя в сторону.
У Михримах пробежал мороз по коже. Глаза широко распахнулись, дыхание участилось, руки непроизвольно вцепились в полу кафтана. Хатидже перевела на неё взгляд и спохватилась.
- Михримах, я напугала тебя? Не бойся, мне сегодня Ибрагим-паша приснился, вот я и сказала, - как можно беззаботнее произнесла Хатидже. – Ну иди же, выбирай себе подарок, - настаивала она, и Михримах подошла к шкатулкам.
-Госпожа, если позволите, я возьму вот этот чудный браслет, - наугад указала она на первую попавшуюся шкатулку.
- О, это хороший выбор, откуда же он у меня? Когда же Ибрагим-паша подарил его мне? - стала вспоминать султанша и, вспомнив, равнодушно сказала:
- А-а, это матушкин подарок, правда, не помню, когда она мне его подарила.
- Михримах, ты знаешь, мне так тяжело. Мне сказали, что время лечит. Однако нет, с каждым днём, с каждым часом мне всё невыносимее жить без моего Ибрагима. Ни чтение Корана, ни лекарства, ничто не приносит моей душе успокоение, - пронзительно и искренне сказала Хатидже, сделавшись очень серьёзной.
- Госпожа моя, Хатидже-султан, что же мне сделать, чтобы Вам стало легче? Я понимаю, что не в силах облегчить Ваши страдания. Держитесь, пожалуйста, - взмолилась Михримах, взяв за руки Хатидже.
- Прощай, моя девочка, я попробую, - ответила ей султанша и пошла проводить её до двери.
С тяжёлым сердцем Михримах рассталась с Хатидже-султан. В груди девушки появилось нечто, обдающее её неприятным холодом при воспоминании о Хатидже-султан.
