Любовь Игоревна стояла у окна и смотрела на разбушевавшуюся метель. 8 марта, а природа взбунтовалась! Вон как кружит! Вон как снеговодит! Крупные хлопья сыпались с земли наискосок, следуя надменным указаниям зимнего ветра. Какая тут мимоза! Какие тюльпаны! Вон что зима делает.
Склонившись над подоконником, Любовь Игоревна попыталась рассмотреть редких прохожих, хоть в такую непогодицу сделать это с высоты седьмого этажа было трудно. Однако кое-где острое зрение женщины нет-нет да и выхватывало яркие пятна цветов средь круговерти белой пелены. Видно, не перевелись ещё мужчины — сумели раздобыть цветов, а теперь спешат к своим любимым.
Любимым! Слова этого Любовь Игоревна не любила. Как и собственного имени. И угораздило родителей назвать ее Любовью. Любви-то у Любови Игоревны отродясь не было.
Нет… Все-таки была одна, давнишняя. Лет сорок уж минуло, а она все помнит. И вот уже лет сорок не любит она ни своего имени, ни этого ужасного праздника! Тоже мне — Женский день!
***
Люба, последний раз крутанувшись перед зеркалом, радостно улыбнулась своему отражению. Ярко-желтое платье с юбкой-солнцеклеш очень ей шло. Всю ночь она промучилась с бигуди, которые не давали ей спать: то здесь кольнёт, то там надавит. Однако мучения того стоили. Красиво уложенные локоны теперь аккуратно обрамляли ее миловидное личико. Лёша очень любил ее кудряшки, но не подозревал, каких трудов они ей стоили. Популярную химию Люба не признавала: не хотела жечь волос.
Метнувшись к окну, Люба склонилась над подоконником и всмотрелась в дорожки, по которым спешили люди. В основном мужчины: с неизменными тюльпанами, а кто-то ещё и с тортиками. Радостное мартовское солнце припекало, заставляя снег изливаться слезой, потеть, истаивать.
Любе захотелось распахнуть окно и вдохнуть весеннего, ещё чуть-чуть морозного воздуха. На душе пели птицы. С Лешей они не виделись больше трёх недель: он готовился к защите диссертации, а потому был по уши погружён в работу и не хотел, а вернее не мог отвлекаться. Но сегодня, в Женский день, обещал быть у неё в четыре часа как штык.
Как Леша входил в подъезд, Люба пропустила: от окна она ринулась на кухню, вынимать из духовки запечённую курочку. Только она разместила аппетитную птицу на красивом блюде, как в дверь позвонили.
«Лешка! — соловьем запело Любино сердце. — И как всегда без опозданий».
Она распахнула дверь с радостной улыбкой, которая чуть померкла, когда на пороге Люба увидела не Лешу, а какую-то тётку.
— Ты, что ли, Любовь? — грубо спросила женщина.
— Я, — растерянно ответила Люба. — А вы кто?
— А то ты не догадываешься! — скривилась незнакомка.
— Простите, но нет. Вы, может, дверью ошиблись, — предположила Люба.
— А что, у вас в подъезде много Любовей-разлучниц живет? — ехидно спросила она.
— В каком смысле? — совсем растерялась Люба.
— В таком! Жена я Алексея! — процедила женщина и добавила: — Разрешишь пройти или так и будем на виду у всех соседей разговаривать?
Люба распахнула дверь и, ничегошеньки не понимая, прошла вслед за женщиной в кухню, где был красиво накрыт праздничный стол.
Незнакомка, назвавшаяся женой Леши, придирчиво осмотрела стол и сказала:
— В салате слишком много майонеза, он через полчаса поплывет, а курица подгорела.
Она бесцеремонно уселась на один из стульев и осмотрела с ног до головы Любу, которая так и ждала, что сейчас и в ее адрес будет отвешен «комплимент», как в адрес несчастной курицы.
— И долго это будет продолжаться? — спросила незваная гостья.
— Простите, но я ровным счетом ничего не понимаю, — покачала головой Люба. — Вы что и правда жена Леши?
— Неужто ты не знала, что он женат? — недоверчиво спросила женщина.
— Не знала…
— Вот уже год как он к тебе бегает. Я все ждала, что ему надоест. Не ты первая, как говорится, а кобелеватого мужика только могила исправит. Неужели за год ты ни разу не заподозрила неладного?
Люба снова мотнула головой и отвела взгляд. Вообще-то, она и правда ни сном ни духом. У них с Лешей все так внезапно и романтично началось-завертелось-закружилось. Они случайно познакомились на выставке. Тогда к ним в город привозили полотна французских импрессионистов, и чтобы попасть на выставку, нужно было отстоять приличную очередь. Люба и отстояла. И в этой самой очереди познакомилась с красивым и интеллигентным Лешей. Потом они вошли внутрь зала, и Лёша рассказывал Любе о Моне и Мане, о мазках и смешении цветов, а она слушала его, открыв рот.
После выставки он пригласил ее в кафе. Оказалось, что Леша — искусствовед, учится в докторантуре и подаёт большие надежды.
В тот вечер он проводил Любу до дома. Февральская пурга закружила, замела. Закружила Любу и внезапно вспыхнувшая любовь. Они с Алексеем встречались регулярно — понедельник, вторник, четверг. В остальные дни он был сильно занят в университете, где читал лекции по культурологии, и писал диссертацию.
Он водил Любу на выставки, в музеи и театры. Иногда они ходили в ресторан, но чаще ужинали дома, потому что Леша очень любил, как готовит Люба. А она старалась, каждый раз искала новые необычные рецепты, чтобы его удивить. Он никогда не оставался на ночь, хоть Люба и жила одна.
— Он говорил, что это неприлично… — промямлила она, совсем покраснев.
— Но под юбку-то он тебе руки совал и неприличным это не считал, — констатировала жена Леши. — Ведь не будешь же ты утверждать, что у вас были исключительно платонические отношения.
Люба этого утверждать не могла и не хотела.
— А по понедельникам, вторникам и четвергам я уже год как вожу нашего сына в лечебный профилакторий. У него проблемы с опорно-двигательным аппаратом, — пояснила жена Леши. — А он, значит, эти вечера к тебе похаживал, пока я до полночи с сыном занималась.
— Я правда ничего не знала, — подняла на женщину несчастные глаза Люба.
— Верю, — кивнула та. — Но вот что, девонька. Это нужно заканчивать. Алексей охоч до женских прелестей, и я обычно закрываю на это глаза, но ваша история слишком затянулась. Пора кончать. Поняла?
Люба вскинулась и уже открыла было рот, чтобы возразить, но женщина перебила ее:
— Знаю-знаю, что у тебя на уме. Мол, ты вон какая раскрасавица, а я разжиревшая кошелка, которая приперлась к тебе чуть ли не в домашнем халате. Ну уж какая есть, — усмехнулась она. — Второго жду, токсикоз замучил. Тут не до красоты.
Люба опешила.
— Как второго?
— А вот так? Думаешь, ты одна ему постель согреваешь? — женщина поднялась. — Не думай, что он меня бросит. Ему ещё диссертацию защищать у моего отца-профессора. Так что, какая бы кошелка я ни была, а на своём месте сижу крепко. А ты, мил человек, оставь-ка Алексея по-хорошему. А не послушаешь, будет по-плохому.
И Люба оставила. В тот же день оставила. Леша пришел к ней, лишь на несколько минут разминувшись с женой. Отрицать своего обмана не стал, но попытался объяснить Любе, что с женой у него чисто деловые отношения. Люба не поверила. Да и как тут поверишь, когда жена его беременна вторым? Это, что ли, деловыми отношениями называется?
Через пару недель после злосчастного восьмого марта Люба поняла, что тоже беременна. Правда, Алексей об этом так никогда и не узнал. Дочь она подняла сама, хоть и трудно было, и больно, и порой нестерпимо обидно. Это сейчас никого не удивишь безотцовщиной, а в те годы это было стыдно. Но ничего. Ляля выросла хорошей женщиной. У Любови Игоревны уже и двое внуков есть.
Вон в дверь звонят! Пришли. В этом было ее женское счастье. Счастье, овитое разочарованием любви. Нет, настоящей любви у Любови Игоревны никогда не было. И восьмое марта она последние сорок лет не любила. Женский день для неё всегда теперь ассоциировался с «поплывшим» салатом, остывшей подгорелой курицей и обманутыми ожиданиями.
_____
Автор рассказа — Татьяна Ма
______
Дорогие читатели! Если вы любите читать женские романы о любви, измене, предательстве, торжестве счастья и со счастливым концом, приглашаю вас присоединиться к чтению нового романа "Тест на отцовство".
