Кто-то скажет: так ли уж нужно понимать каждое слово художественного текста? Он ведь не химическая формула, где важен каждый элемент. Роман большой, мол, незнание каких-нибудь ста или двухсот слов из него, нисколько не помешает понять, про что он. И в подтверждение такой читатель продемонстрирует, что запросто может пересказать содержание романа коротко и простыми словами. Например:
«По делам, связанным с наследством, главный герой романа Евгений Онегин приезжает в деревню. Там у него возникают приятельские отношения с Владимиром Ленским. Кроме них в сюжете присутствуют две уездные барышни сестры-соседки, одной из которых, Ольге, симпатизирует Владимир, а другая признаётся в любви Евгению. Но тот взаимностью ей не отвечает. И хотя молодые люди не соперники, дело оборачивается их дуэлью, больше смахивающей на убийство Владимира. После чего Евгений уезжает из этих мест. А в финале, события которого происходят годы спустя, случается новая встреча Евгения с Татьяной, той сестрой-соседкой, которая в юности написала ему любовное письмо. И теперь Онегин объясняется Татьяне в любви, хотя она уже замужем. И опять у них ничего не получается».
Прямо-таки настоящий синопсис*, знакомый почти всем современным писателям, имеющим отношение с издательствами.
* Синопсис — краткое изложение сути произведения: кто, где, когда, основной конфликт. Значительная часть сюжета и персонажей при этом вообще не упоминается, все детали и второстепенные сюжетные ходы отсеиваются.
Понимаю, что огорчу тех школьников, кто привык читать не полные тексты произведений, а краткое их изложение (подобного рода «учебных пособий» нынче пруд пруди). Вот только если мы не понимаем, кого, почему и в каком качестве упоминает автор романа, будь то древние, или его современники, не понимаем многих слов и выражений, какие он использует в своём письме, не читали тех же книг, какие он указывает, то не увидим, не поймём намёков, игры слов, смысла, не отличим, где он говорит всерьёз, где шутит, а где издевается... Понимание художественного произведения приходит лишь при ощущении деталей. В подтверждение этой мысли сошлюсь на авторитет Владимира Набокова. Переводчик и величайший комментатор «Евгения Онегина» утверждал и настаивал, что понимание пушкинского шедевра невозможно без понимания мелочей:
«…если детали не будут как следует усвоены и закреплены в память, то человек будет способен лишь беспрепятственно путешествовать из одной области невежества в другую.
Читатель, не постигший своим сознанием мельчайшие подробности текста, не в праве претендовать на понимание “Евгения Онегина”».
Поэтому желающие расписаться в собственном невежестве могут ограничиться кратким изложением произведения. Оно, между прочим, позволяет сжать текст «Евгения Онегина» вообще до нескольких коротких фраз, пересчитать которые хватит пальцев одной руки. Самое краткое, кажется, принадлежит А. В. Минкину: «Она полюбила, он отверг. Потом он полюбил, она отвергла. В промежутке бессмысленная случайная дуэль». Ещё короче комментарий-заключение Александра Викторовича к своему изложению сюжета: «Больше ничего».
Положим, сюжет романа в стихах и впрямь не может похвастать многолинейностью изображённых событий в жизни персонажей и их действий, протекающих в пространстве и времени. Следует ли признать это недостатком — полагаю, тема особого разговора, выходящая за рамки предложенного здесь повествования. Но одно всё же добавлю: этот «недостаток» сильно микшируют многочисленные и разнообразные так называемые внесюжетные элементы — пролог в виде посвящения и вступление, помещённое в конец предпоследней (!) главы (чтобы читатель обратил на него внимание, Пушкин выделил курсивом эти шесть строк*), завершающие строфы XLIX, L, LI Главы восьмой, которые выглядят как некое исполнение последнего желания перед тем, как махнуть рукой и оборвать длящийся на протяжении нескольких лет текст, завершив его финальными шестью строками:
Блажен, кто праздник жизни рано
Оставил, не допив до дна
Бокала полного вина,
Кто не дочёл её романа
И вдруг умел расстаться с ним,
Как я с Онегиным моим.
Строками, напоминающими предсмертную записку, в которой главным будет слово «вдруг». После чего, решительно поставив жирную точку, останется написать: «Конец». И, конечно, лирические, философские, публицистические отступления, жанровые сценки, вставные «новеллы» — те же «отрывки из путешествия Онегина», и многоуровневый, замысловатый и хитрый, характер того, кого принято называть «автором».
* Сомневающиеся могут познакомиться с ним здесь:
О ты, эпическая муза!
И верный посох мне вручив,
Не дай блуждать мне вкось и вкривь.
Довольно. С плеч долой обуза!
Я классицизму отдал честь:
Хоть поздно, а вступленье есть.
Тут, наверное, нужно задержаться… чтобы взглянуть на титульный лист* издания «Евгения Онегина» 1825 года. Замечу, что увидевшая в нём свет Глава первая, ничем не отличалась содержанием титула сравнительно с изданиями последующих глав, например, Главы седьмой в 1830 году и Главы восьмой (последней) в 1832 году. Спрóсите: при чём здесь титульный лист книги, когда речь идёт о сюжете?
* Титульный лист — одна из первых страниц книги, предваряющая текст произведения. На титульном листе размещаются: имя автора, название книги, место издания, название издательства, год издания, иногда на него дополнительно выносят имена лиц, принимавших участие в издании.
Немного истории: несколько слов о том, как хронологически протекала работа над романом. Первые главы «Евгения Онегина» писались довольно быстро, но общая работа над романом заняла у Пушкина почти восемь лет. Глава первая начата в Кишиневе 9 мая 1823 года и закончена в Одессе в конце октября того же года. Предисловие к роману «Разговор книгопродавца с поэтом» написано в Михайловском в сентябре 1824 года.
Глава вторая закончена в Одессе 8 декабря 1823 года. Глава третья начата в Одессе в начале февраля 1824 года и закончена в Михайловском 2 октября того же года. Глава четвёртая начата в конце 1824 года и закончена к январю 1826-го, так как писалась с перерывами. В Михайловском. Там же писалась и Глава пятая в течение 1825 и 1826 годов, тоже с перерывами.
Глава шестая вчерне была закончена в Михайловском 10 августа 1826 года. Глава седьмая начата в Михайловском в августе или сентябре 1827 года, писалась в Москве, Петербурге с перерывами и закончена в Малинниках 4 ноября 1828 года.
«Путешествие Онегина», первоначально бывшее Главой восьмой, начато в Москве в сентябре 1829 года, частично писалось в Павловском в октябре 1829 года и закончено в Болдине в том же месяце 1830 года.
Глава восьмая (первоначально девятая) писалась в Болдине, окончена 25 сентября 1830 года. Там же была написана Глава десятая (о декабристах) и там же 19 октября того же года сожжена автором. Уцелело лишь несколько зашифрованных строф, дающих некоторое представление о замысле поэта. Самой поздней вставкой в роман стало «Письмо Онегина», написанное в Царском селе 5 октября 1831 года.
В печати Глава первая появилась в 1825 году. Её рукопись из Михайловского в Петербург отвёз брат Пушкина Лёвушка. Однако из хлопот по изданию ему отводились только курьерские: привезти-отвезти — вышел из доверия. Все материальные заботы: о печати, о продаже книг — Пушкин поручает теперь П. А. Плетнёву. Начиная с этой книги, он — главный издатель Пушкина.
Пётр Александрович в то время служил учителем словесности, как тогда говорилось, числился по департаменту народного просвещения. Потому почти все изданные им книги Пушкина печатались исключительно в типографии, принадлежавшей этому ведомству. Позже, с 1832 года, Плетнёв стал профессором Петербургского университета, а ещё позже, с 1840-го по 1861-й — его ректором.
Плетнёв был не чужд литературной деятельности, но сознавал своё скромное место в русской литературе. Пушкину он помогал во всём, и главное: спокойно, деловито, искренне и бескорыстно. Позже он сам писал об этом:
«Я был для него всем: и родственником, и другом, и издателем, и кассиром. Пушкин, находившись по большей части вне Петербурга, то в Новороссийском краю, то в своей деревне, беспрестанно должен был писать ко мне, потому что у него не было других доходов, кроме тех денег, которые собирал я от издания и продажи его сочинений. Привычка относиться во всём ко мне, опыты прямодушия моего и, может быть, несколько счастливых замечаний, которые мне удалось передать ему на его сочинения, до такой степени сблизили его со мною, что он предварительно советовался с моим приговором каждый раз, когда он в новом сочинении своём о чём-нибудь думал надвое. Присылая оригинал свой ко мне для печатания, он прилагал при нём несколько поправок или перемен на сомнительные места, представляя мне выбрать для печати то, что я найду лучше».
Уважаемые читатели, голосуйте и подписывайтесь на мой канал, чтобы не рвать логику повествования. Не противьтесь желанию поставить лайк. Буду признателен за комментарии.
И читайте мои предыдущие эссе о жизни Пушкина (1—139) — самые первые, с 1 по 28, собраны в подборке «Как наше сердце своенравно!», продолжение читайте во второй подборке «Проклятая штука счастье!»(эссе с 29 по 47)
Нажав на выделенные ниже названия, можно прочитать пропущенное:
Эссе 93. «Простая русская деревенская б а б а»
Эссе 94. Поварихой при Александре Сергеевиче в годы его заточения была няня
Эссе 95. Жизнь поэта ведь не из одних только стихов складывается