Она встала из кресла, и ведомая тем же неприятным чувством пошла из комнаты. Иван ринулся следом, удержал за руку:
– Не сердитесь! Вы, правда, – необыкновенный человек! Кто кроме вас пригласил бы чужого на пир и взял брошенного котёнка? У меня вот здесь, – он ударил себя в середину грудины, – болит за вас! Чест слово! Вся эта красота-вкуснота – ваши руки! А реально вас будто нет в квартире! Даже Мишкина бабочка есть, а вас нет. Вы – как Домовёнок из сказки бабы Лины. Наводит порядок, мир стережёт, а никто его не видит…– сказал тише. Лиза высвободила руку из сильной ладони. Не поднимая глаз, вытянувшись, как струна, напряжено слушала гостя. Он торопливо, горячо продолжал:
– Вы – как добрый дух этой квартиры! Но надо не только мужу манты готовить, но для себя тоже! И жить! Не оглядываясь на других. Да пофиг, что думает свекровь! Вы в школе, наверно, были очень послушной ученицей. Слушали всех. Родителей, учителей. Даже профессию выбрала подружка! А потом делали только то, что муж велел!
– Хватит, Ваня! Перебор! Понял? – крикнула грубо, шагнула назад и захлопнула дверь перед лицом гостя, за секунду до этого заметив, как метнулось на пол с дивана белое облачко. …С горящими щеками, часто дыша, вошла в спальню. Села на кровать. Потом вскочила и распахнула дверцы шифоньера.
Там всё было заполнено вещами мужа. На вешалках-плечиках висели рубашки, льняной летний костюм, дальше шли пустые плечики. «Ага, – вспомнила Лиза, – с длинными рукавами рубахи забрал к матери». Но, тем не менее, отдел шифоньера со штангой был заполнен плотно. Брюки, джинсы, пуловеры, свитера, костюмы для работы и те, в которые уже не влезало располневшее тело. Не раз хотела отнести в пункт приёма для нуждающихся ставшее ненужным, но муж всякий раз рычал так, что сразу оставляла разговоры на эту тему. Только раз в год уговаривала поднять на антресоли пару старых вещей, и, удостоверившись, что Палпалыч забыл о них, выносила в мусорку. И если бы не эти «манёвры», шифоньер превратился в скопище хлама и перестал вмещать новые приобретения. А муж каждый год вносил что-то новое в свой гардероб.
Справа висели махровый халат, ветровки, демисезонная новая и старая куртки, и у самой стены Лизина порыжевшая мутоновая шуба, выбросить которую не хватало духа. Нижние ящики не выдвигала. Там обычно лежали тридцать пар сложенных квадратом согласно подсказкам Мари Кондо*, носков. Сколько муж забрал с собой, смотреть не хотелось. В другом ящике держал старые стопки журналов об автомобилях и рыболовству.
Стоя перед шифоньером, вдруг вспомнила зеркальный, под самый потолок шкаф-купе подруги и улыбнулась.
Всё его гигантское чрево было забито вещами Тамары, а Геночке была отведена одна полка и четыре вешалки.
Потом, задумчиво, как сомнамбула, переместилась в комнату Кати. Здесь, в небольшом шкафу, хранила свои вещи и те, что дочь не забрала с собой. Открыв створки отдела со штангой, скользнув взглядом по Катиным вещам, стала рассматривать свои. Два летних платья, кардиган, блузка, юбка, брюки, пара костюмов для работы из плотного трикотажа, вечерний, с вышивкой наряд, сослуживший службу на семейном торжестве, и больше не надеванный ни разу. Два домашних халата, давно замененные туниками с бриджами, которые прятались на полке за другой дверцей шкафа. Там же обитали две водолазки, два свитерка, бельё. …Потом подошла к туалетному столику. Открыла две шкатулки. Большая была набита бижутерией. Бусы, браслеты и другая, как выражалась, дребедень, а на дне маленькой, украшенной палехской росписью, тускло блестела золотая цепочка с крохотным кулоном с фианитами – жалким подобием бриллиантов и колечко с розовым гранатитом. Подарок мамы на окончание учебы.
Гость, озадаченный её реакцией на слова и долгим, как ему показалось отсутствием, решил отыскать хозяйку. Не обнаружив на кухне и в спальной, заглянул в небольшую, с одним окном комнату, где вдоль стены, вплотную стояли в одной цветовой гамме, имитирующей древесину белёного дуба, шкаф для одежды, компьютерный стол, пенал с открытыми полками для книг. У другой стены – тумбочка, диван, столик с зеркалом. На стенах висели картинки в рамочках, подоконник был уставлен цветами. Всё это окинул взглядом за секунду и подался вперед в изумлении, увидев, как упираясь руками на столик, Лиза качается и сгибается толи от беззвучного смеха, толи рыдания. Он схватил её за плечи, пытаясь повернуть лицом к себе:
– Что случилось? Вам плохо?
Вывернулась, отпрыгнула, запрокинула голову и звенящим голосом начала говорить:
– Нет! Мне хорошо. В этой квартире с мужскими кремами! С кучей спиннингов на балконе. По цене моей старой шубы! А ты когда-нибудь видел супружескую спальню, где всё забито …только вещами мужа? Пойдём! Покажу!
С силой, поразившей парня, потащила за руку в комнату и начала сбрасывать с полок футболки, шорты, термобельё, спортивные брюки... Выбрасывала и выкрикивала: «Вот! Вот! Смотри! Вот так же он заставил выкинуть мою любимую кошку из дома! И меня с пушистиком выбросит! Он же хозяин здесь! Но сначала его журналы! Это столетнее хламье на помойку! – резко выдвинула нижний ящик, и тут Иван схватил за руку, притянул к себе и крепко обнял.
Некоторое время она вырывалась и билась в кольце сильных рук, потом сцепила ладошки, прижалась лицом к широкой груди и не заплакала даже, а заскулила, как больная собачонка. Одной рукой он прижимал ее к своему телу, другой гладил по голове и хрипло шептал слова утешения.
Слышала она их, понимала ли, трудно с уверенностью сказать, ведь если человек в таком состоянии, то воспринимает действительность в искаженном виде. Но с каждым новой фразой плач становился всё громче, и, наконец, перешёл в отчаянное рыдание.
Тут до сознания дошли слова, сказанные вслух: «Если ты не перестанешь рыдать, я тебя …поцелую!» Она сразу отпрянула и начала быстро тыльной стороной ладони утирать слезы.
– Совсем нервы ни к черту, – прохрипела. – Извини.
– Это ты меня извини! – он перешёл на «ты», никто не заметил этого. Потом она умывалась в ванной. Вышла тихая, успокоенная. Прошла на кухню. Он стоял в дверях, с грустной нежностью смотрел, как вынимает манты из мантоварки.
– Подойти, помоги, – обронила негромко, Иван сразу оказался рядом. Потом тут же на кухне, за небольшим столом сидели, пряча глаза, и ждали, когда остынут. Ели. Он снова хвалил её кулинарное искусство. Лиза с достоинством, неожиданным для себя, принимала похвалу.
– А мама тебя тоже вкусно кормила?– спросила, тепло улыбаясь.
– Да как всех. Помню, варила семилитровую кастрюлю и полушутя приговаривала: «Почему мне Бог не дал девчонок? Их прокормить было бы легче». Да, было время, мы с братом каждый час бегали на кухню хавчик искать.
– Росли. Вам много еды надо было. Брат такой же вырос? Как ты?
– Здоровее. Гиревик**. А батя почти два метра ростом. На заводе. Фрезеровщик.
– Ясно. Маме вашей не до деликатесов было. Прокормить бы мужиков. Понимаю.
– Потом, когда у отца стала печень болеть, жирное и всякое такое не готовила, но мы с братом из дома уже отчалили.
– Он тоже айтишник?
– Ага. Тестировщик. ***Начальник отдела.
– А мама кто?
– Работник культуры.
– Ясно. Добавки надо?
– Ну,…ещё один мант!
– Нет! Дам пару! Чтоб никогда нигде один не оставался!
Макали в сметану ароматные, истекающие соком картофельно-мясной начинки манты. Ели руками. Без ножей и вилок. Ели с удовольствием. Лиза впервые за весь вечер почувствовала, как сильно проголодалась, ведь нормально так и не поела. Больше ковырялась в тарелке. Истерика, за которую было стыдно, отняла много энергии, и организм потребовал своё для восстановления сил.
– Спасибо, тебе Лиза, – Ваня пристально посмотрел в глаза, и она не стала отводить взгляда. Более того, поймала себя на мысли, что откровенно любуется широкими плечами, обтянутыми чёрным трикотажем, шикарной шевелюрой до плеч, тёмными бровями вразлёт, сияющими карими глазами с длинными ресницами, достаточно тонким носом, красиво очерченными малиновыми губами.
– Повезет детям, если унаследуют его фигуру и внешность, – подумала она. – Вот только… если уши достанутся девочке, – вспомнила и тут же успокоила себя тем, что можно сделать отопластику****.
Наконец, они отвели взгляды друг от друга. Ваня поднялся из-за стола: «Давайте вымою тарелки».
– Нет. Это дело хозяйки.
– Тогда, я наверно, пойду. Если можно. ...Ты же очень устала.
– Иди, Ваня.
– А котенок? Ты сказала, муж выбросил вашу кошку. Я так понял.
– Машку я отдала напарнице. Муж, чувствую, не скоро вернётся. А малыша не брошу. Тебе в общагу взять не разрешат. Я что-нибудь придумаю!
– Так и знал! Ты – человек! – они прошли в прихожую. Парень стал натягивать куртку.
– А где шапка?
– Я так и ехал в трамвае. У Настюхи, наверное, в подъезде осталась. Я же так психанул.
– Зима же. Хоть капюшон натяни!
– Точно. Я про него забыл!
– Ну, ладно. Пошёл.
– С Новым годом, Ваня.
– С Новым годом! Больше так не запаривайся, Лиззи! Думай о себе!
– Буду!… А как ты меня назвал?
– Лиззи!
Она рассмеялась таким нежным счастливым смехом, что Ваня задержался в дверях. Стоял, улыбался, слушал, смотрел, словно хотел запомнить и уютную прихожую с цветком в кашпо, и счастливую хозяйку в коралловом платье и розовых домашних тапочках. …И белого котёнка, который тихонько вышел из зала и смотрел на людей бусинками умных, чуть сонных глаз…
Татьяна Синькова. 4. 03.22.
*******
*Мариэ Кондо – японская писательница, специалистка по наведению порядка в доме, консультант и автор четырёх книг по организации домашнего быта.
** Гиревик – тяжелоатлет, занимающийся гимнастическими упражнениями с гирями.
***Тестировщик – это IT-специалист, который ищет ошибки и слабые места в программах и приложениях.
****Отопластика – пластическая операция по исправлению ушных раковин и избавлению от лопоухости.