С трепетом нажимаю треугольничек в центре экрана, готовясь услышать одну из самых известных оперных арий, безусловный символ всех крепких сопрано, гордо носивших - заслуженно и не очень - звание Примадонны. Каватина Нормы, величайшее произведение, созданное когда-либо для сопрано, шедевр бельканто. Каллас, Кабалье - великие интерпретаторы завораживающей мелодии, наполненной трагическим смыслом, их исполнение помнят даже те, кто бесконечно далёк от искусства громкого пения под гремящий оркестр, когда тоскующий неискушенный слушатель, украдкой бросающий взгляд на часы, с ужасом видит, что прошло не два часа, как ему показалось, а всего 15 минут первого действия.
Сквозь шипение и потрескивание слышу высокий женский голосок, подвижный, лёгкий, слишком, пожалуй, лёгкий для партии Нормы. Голос выводит мелодию, не погружаясь в смысл арии. Лёгкие высокие ноты, не слишком красивый средний регистр, который не завораживает, а скорее замораживает, неплохие низы, которых явно не достаточно для драматического эффекта в этой арии. Впечатление странное, потому что каватину поёт колоратурное сопрано. Такие лёгкие высокие голоса, свободно парящие в верхнем регистре, которым иногда удаётся в крайних верхних нотах звучать красиво, не переходя на крик, называют «пищалки». На безрыбье директора театров иногда назначают пищалок на драматические роли, и тогда лёгкая колоратура, умеющая лучше всего брать верхние ноты, поёт Розину и Виолетту, хоть Россини и Верди написали эти партии совсем для других, более массивных и низких голосов. Но пищалки никогда не пели Норму, это оперное святотатство, разве что в концертах для неподготовленной аудитории.
Пищалка на записи смело взялась петь Норму. Ну допустим, мало ли красивых мелодий, которые пытаются воспроизвести, не имея на это ни морального, ни вокального права, потерпим, но тут начинается невообразимое - певица начинает расцвечивать мелодию фиоритурами, как будто поёт беззаботных Розину или Адину. Это настолько неуместно, что ввергает в ступор и звучит как пародия на величайшую мелодию из всего огромного оперного наследия.
Певица уверенно гнёт свою линию, как бы пришивая на драгоценную ткань арии дешёвые кружева с ситцевого платья. Она изо всех сил старается, обесценивая музыку каватины, как будто на виду у всех сладострастно самоудовлетворяет себя, игнорируя замысел композитора и оперные традиции.
Удивительно самонадеянная колоратура, дерзко «рванувшая» каватину Нормы, и есть та самая великая Аделина Патти.
Ею восхищались великие, о ней писали великие, для неё писали великие. Критики безудержно восхваляли её, публика брала штурмом театры, интенданты готовы были сутки напролёт как мальчишки стоять под дверью замка примадонны в ожидании флага на главной башне, означавшего, что великая Патти всё-таки сказала им «да». Это означало для публики драку за билеты, а для дирекции набитую деньгами кассу.
Но я никак не могла смонтировать ничем для меня не примечательный голос Патти и её легендарную славу. Ну хорошо, уговаривала я себя, в момент записи Патти чуть за шестьдесят, но это не возраст для колоратурного сопрано. Да и в почтенном для певицы возрасте она, опытная и знающая либретто, могла бы понять неуместность самодеятельного украшательства каватины.
Мне вспомнился анекдот о Россини и Патти, встретившихся на концерте в великосветском парижском салоне. Мадам Патти исполняла для гостей арию Розины из «Севильского цирюльника». Обалдевший от безудержных скачков по нотам композитор наигранно восхитился и спросил:
«А кто же автор музыки?»
Россини не любил Патти. Мусоргский высмеял Патти, написав пародию - «Раёк». Чайковский писал о Патти, что её исполнение - нечеловеческое, но Петр Ильич в момент знакомства с искусством Патти был совсем молод и неопытен. Лев Толстой в «Карениной» отправляет героев слушать Патти, но ведь оперный театр для писателя лишь модное место, куда стекается легковесный свет. Сам Толстой Патти не слушал. Суровый Верди подарил Патти фото с дарственной надписью - моей настоящей Джильде. Джильда в Риголетто - почти девочка, неопытная влюбленная птичка, запертая отцом вдали от похотливых придворных и негодяя - герцога. Миниатюрная Патти, радостно порхающая по сцене и выводящая прелестные рулады тоненьким голоском, ну чем не идеальная Джильда? Но согласиться с историками оперы, называющими Патти главной певицей в жизни Верди не могу, вспоминая громадное влияние на Верди двух настоящих вокальных громадин его времени - Стреппони и Штольц, воплотивших на сцене главное открытие Верди- драматизм в опере.
Патти пыталась петь и Аиду, и Леонору, но представляю, как это было досадно и убого, всё равно, как если бы изящный тенор вроде Хуана Диего Флореса решил исполнить партию Риголетто. Чего только не бывает на свете, скажете вы, и Доминго запел баритоном, но даже ему не под силу спеть короля Филиппа, хотя я уже ничему не удивляюсь.
Так чем же Патти заслужила всемирную славу, которую цепко удерживала почти сорок лет?
Адела Мария Хуана - чем больше имен, тем больше святых охраняют ребенка- Патти родилась в феврале 1843 году в Мадриде в семье профессиональных оперных певцов. Как раз в эти дни мы могли бы отметить её юбилей. Отец, Сальваторе Патти, был отличным тенором, мать, Катерина Барилла - известным сопрано. Мать лишилась голоса после родов четвёртого ребёнка, Адели. По легенде роды произошли чуть ли не на сцене, Катерина пела спою коронную партию - Норму.
Четверо детей и всего один кормилец, и семья приняла решение отправиться в Америку. Семилетняя Адела обнаружила вокальный дар и вскоре стала кормилицей семьи. Миниатюрная девочка с чистеньким гибким голоском давала сотни концертов, пренебрегая отдыхом и образованием. Плохая выучка Патти режет слух в её записях и не мудрено, ведь она никогда не занималась с настоящим педагогом.
Аделина удачно дебютировала в партии Лючии де Ламермур и начала стремительную оперную карьеру. Лючия - это партия, будто написанная для Патти - многочисленные высокие ноты, рулады, импровизации - Патти в них как рыба в воде.
Патти была детищем своей эпохи и её неотъемлемой частью. В Америке началась эпоха накопления капитала, бешено богатые, но не слишком образованные нувориши быстро привыкли к роскоши, которую обязательно следовало выставлять напоказ.
В опере тоже начался поволоченный век. Прежние скромные театры уходили в прошлое, невиданная роскошь новых нью-йоркских гостиных была перенесена и в новые роскошные театры. Спектакли игрались в пышных декорациях из дорогих материалов, а значит, из-за кулис на сцену должны были выходить роскошно одетые женщины в сверкающих бриллиантах. Патти как никто иной вписалась в эту эпоху, на вокальном безрыбье тех лет при достаточно низких требованиях не слишком просвещённой, но очень богатой публики, певица быстро заняла первую позицию на сцене. Театры содержались более чем щедро, спонсоры строили искусство под себя - привыкшие к роскоши слушатели использовали ложи как салоны, развлекавшие разодетую в пух и прах публику получали невиданные доселе гонорары. Патти выходила на сцену в самых дорогих костюмах, увешанная драгоценностями, её прически могли поразить любое воображение. Пара высоких нот, и примадонна готова.
Удивительно, но Патти была напрочь лишена способности воспринимать критику, а самокритика у неё вообще отсутствовала. С удовольствием воспринимая похвальбы от бульварных изданий, она жестко обрывала связи с серьёзными критиками, тщетно пытавшимися своими робкими профессиональными советами улучшить её исполнение. К счастью, нетерпимость Патти к критике развязала руки некоторым обиженным ею профессионалам, и они оставили бесценные объективные оценки творчества Патти - голос хорош в верхнем регистре, но низкие и особенно средние ноты словно обдают слушателя ледяным холодом, стаккато удаётся, но легато не впечатляет.
Один из главных недостатков Патти по их мнению - отсутствие актёрского таланта. Опера - искусство синтетическое, партию нужно не только спеть, но и сыграть, у Патти преимущество всегда было отдано пению - она считала, что игра, движение, чувства мешают пению, её героини были статичны и статуарны - главное, арии в изящной позе, а не действие. Казалось, на сцене её интересовало лишь одно - сама Патти. Певица получала удовлетворение от своего пения, которое она считала безупречным. Почему я пришла к такому выводу? Я изучила распорядок дня Патти - на репетиции она тратила не более 20 минут, выручала прекрасная память, реплики за неё партнерам подавал её ассистент, всё свободное время Патти посвящала длительным прогулкам по примеру императрицы Австрийской.
Патти покорила Америку, заработала состояние и решительно отправилась в Европу. Как любого нувориша низкого происхождения кроме блеска золота её влекло аристократическое общество, желание стать частью эстеблишмента.
Просвещённая Европа приняла Патти как звезду - огромные гонорары, роскошные апартаменты, бесценные меха, драгоценности… Она умело поддерживала имидж примадонны- каждое появление на сцене сопровождалось вбросом цветов - с верхних ярусов театра на подмостки лился цветочный дождь стоимостью в крепкий домик в предместье.
Комнаты певицы заставлены цветами и клетками с птицами, примадонна щебетала с попугаями на четырех языках.
Патти была принята всеми королевскими домами, её пропуск в высший свет - замужество с маркизом де Ко, в котором сводней выступила сама императрица Франции Евгения. Патти поучила долгожданный допуск в высший свет и титул, а маркиз - призрачные надежды на немалое состояние Патти.
Брак с аристократом ничуть не изменил характера Патти, она как и раньше изводила капризами окружение и была кошмаром для интендантов. Её художественный вкус ничуть не улучшился, она не любила читать и не испытывала тяги к живописи. Патти была жадна как простолюдинка, её скаредность стала героиней анекдотов. Так однажды хозяин блестящего салона, где Патти давала концерт, в знак восхищения расплатился с певицей перстнем с уникальным бриллиантом. Патти тут же отправила к аристократу посыльного с запиской - верно вы, сударь, забыли о моем гонораре? Трудно представить, что почувствовал аристократ, получив записку, написанную скорее жадной прачкой, нежели оперной дивой - миллионершей. Он отослал посыльного с извинениями за свою оплошность - бесценный перстень якобы послан примадонне вместо другой дамы по ошибке. К банковским билетам прилагалось простенькое колечко.
Брак по расчёту тяготил супругов, к тому же Патти влюбилась. Преемником аристократа стал никудышный тенор и плохой актёр Эрнест Николини. Красавец смог увлечь озабоченную прежде лишь самой собой Аделину. Страсть на сцене шагнула за рампу, и Патти, ловко использовав неосторожную критику со стороны супруга - аристократа (дорогой, как я сегодня пела? Дорогая, бывало и получше!), заявила о желании получить развод. Расставание с маркизом обошлись Патти в четверть миллиона, но страсть к тенору была дороже денег. Пара поселилась в шикарном замке «Скала ночи» с огромным зимним садом, полным щебечущих птиц.
Брак как ни странно продержался до смерти Эрнеста, Патти искренне переживала потерю.
Третий брак Патти поверг общество в шок, и всем окончательно стало не до её вокальных успехов. Следующим избранником Патти стал шведский аристократ, в силу материальных затруднений работавший массажистом и тренером, Рольф Седерстрем. На сцене публика видела шикарную женщину, а после спектакля из театра выходила дама с редкими рыжеватыми волосами, полноватая, с опущенными уголками рта - Патти было уже 52. Рольфу было 26, он выглядел как опереточный герой в провинциальном театре и был полностью во вкусе госпожи Патти.
Словом, бурная личная жизнь певицы вполне соответствовала легенде о Патти, полной и любви, и расчета.
Действительно, зачем было замечать вокальные проколы Патти, если богатой праздной аудитории гораздо интереснее и понятнее обсуждать стареющую Патти и её молодого супруга на фото в бульварных листках.
Но Патти не допускала и малейшего намека на критику, она всегда была полностью довольна собой. Получив свои записи и признав себя великолепной, она сделала невиданный для неё жест расточительности - послала в звукозаписывающую компанию свой автограф совершенно бесплатно.
С капризами и дурным нравом у Патти тоже все было на уровне. Однажды в Америке она должна была петь Виолетту в Травиате за громадный даже по современным меркам гонорар. Когда посыльный от Патти явился в театр за гонораром, выяснилось, что в кассе пока не хватает нескольких сотен долларов до полной суммы. Патти надела костюм, нанесла грим, но осталась босой. Когда ей принесли половину недостающей части денег, она надела одну туфельку и демонстративно села дожидаться полного расчета. Когда принесли последнюю сотню долларов, Патти в обеих туфельках отправилась на сцену, мило улыбаясь персоналу и партнерам.
Надо сказать, что Виолетта в её исполнении критиков не впечатлила- во-первых, партия не вполне подходила ей по голосу, а во-вторых, вечно счастливая, избегавшая малейшего негатива Патти, великолепная в ролях легковесных весёлых красавиц, совсем не годилась на роль страдающей женщины с трудной судьбой. Кроме того, Патти не смогла передать тонкой прелести парижского полусвета, и по сравнению с великолепной Виолеттой - Дезире Арто- казалась кем угодно - веселыми Адиной, Нориной, Розиной, но только не дорогой содержанкой, неожиданно для самой себя воспылавшей от чистой любви. Что бы сказал страстный поклонник Патти Станиславский?
Патти была хороша именно в ролях беззаботных красавиц без проблем в жизни, но когда она бралась за Аиду, Леонору или Виолетту, серьёзные критики отмечали, что с актерским талантом у Патти беда, если не сказать катастрофа, уж слишком она ценила своё спокойствие и не позволяла актерской игре наносить ущерб её пению - полностью сосредоточившись на вокале, она получала удовольствие от самой себя и своего пения, в котором не находила ни малейшего изъяна. И не позволяла никому эти изъяны находить.
Свою долгую карьеру Патти закончила в конце 19 века, но иногда принимала приглашения выступить в важных концертах. Сообразив, что грядущая прибыль будет огромной, она дала согласие на запись своего голоса и выпуск первых граммофонных пластинок. Сегодня здесь поёт Патти! Такие объявления вывешивали торговцы на витринах своих магазинов и продавали обалдевшей публике пластинки по 20 крон за штуку. Скорее всего, прослушав голос Патти в записи за такие деньги, никто не посмел бы показать себя невеждой. Практичная Патти рискнула, и выиграла вечность, как и Карузо, который увёл у Патти славу самого известного певца мира.
Итак, Патти положено было любить, ею положено было восхищаться, ей положено было прощать унижения. Возможно, именно её неповторимый характер вдохновил Гастона Леру создать образ оперного чудовища, нет, не Призрака, а капризной Карлотты. Кстати, именно так звали старшую сестру Аделины, обладательницу слабенького и не слишком красивого сопрано, но кто это заметит, если она родственница самой «безукоризненной» Патти?
Молодой супруг честно прожил с Патти до окончания её земного пути. Супруги приобрели замок в Уэльсе, Аделина обожала Англию, которая была столь добра к ней и всегда баловала громким успехом.
Патти навсегда - кричали крестьяне, наблюдавшие редкие выезды примадонны из замка. Патти осталась верна себе и после ухода на покой - в замке появился театр на 200 мест, на роскошном занавесе красовалась сама хозяйка, великолепная Патти, летящая в облаках в образе Семирамиды в роскошной колеснице.
Патти ушла в бессмертие в 1919 году, пережив многих своих соперниц по сцене. Её сказочно богатый молодой супруг почему-то похоронил Аделину в Париже и вскоре женился на ровеснице. Огромные деньги бездетной Патти достались отпрыскам её третьего мужа.
Блестящая легенда о Патти жива до сих пор. Думаю, Аделина - настоящая звезда «по принуждению», её положено было любить по определению, не рассуждая об истинных данных певицы. Она заставила мир ходить строем - шаг в сторону, и ты будешь уничтожен или самой певицей, как иные критики, или обществом, слепо единодушно обожавшим Патти без всяких условий.
Но помните Малибран? А Каллас? Как их называли современники? Prima Donna assoluta, примадонна в совершенстве. Именно так, как никто и никогда не называл Аделину Патти.
Ссылки по тексту:
