Пока я разбиралась с бумагами, мой бывший решил забрать мою квартиру
Серые папки с документами лежали передо мной как молчаливые свидетели прошлой жизни. Я перебирала их неторопливо, изредка останавливаясь, чтобы протереть запотевшие очки. За окном шёл дождь, мягко барабаня по стеклу – звук, который раньше вызывал тоску, а теперь, после развода, стал символом уюта и покоя.
– Так-так, что тут у нас... Счета, квитанции, страховка... – бормотала я себе под нос, раскладывая бумаги по стопкам.
Свобода. Она пришла ко мне в пятьдесят восемь – непрошеная, но такая долгожданная. После тридцати лет брака с Виктором я наконец могла засыпать и просыпаться, когда хочу, не выслушивая недовольное ворчание мужа. Могла смотреть любимые сериалы, не переключая на футбол или новости. Даже мой старенький кот Василий, казалось, вздохнул с облегчением – больше никто не гонял его с дивана и не называл «бесполезным пожирателем корма».
Развод дался нелегко – не в эмоциональном плане, нет. Чувства давно остыли и превратились в привычку. Сложнее было с бумажной волокитой и разделом имущества. Виктор настаивал на продаже квартиры и делении денег поровну, хотя я получила её в наследство от родителей ещё до нашей свадьбы. В итоге он уступил – слишком много сил у него уходило на новую семью с молодой Светланой из бухгалтерии.
Я усмехнулась, вспоминая, как он собирал вещи. «Вот увидишь, без меня ты пропадёшь!» – бросил он напоследок. А я... я не пропала. Напротив, впервые за долгие годы почувствовала, что живу.
Моя рука замерла над очередной папкой. В ней лежали документы на квартиру, среди которых выписка из домовой книги, датированная прошлым годом. Я медленно надела очки и всмотрелась в строчки.
– Не может быть...
В графе «Зарегистрированные лица» значились два имени: моё и Виктора. Сердце пропустило удар. Как так? Мы же договорились! Он обещал выписаться сразу после развода. Я была уверена, что всё оформлено...
Звонок в дверь заставил меня вздрогнуть. На пороге стоял молодой человек в форме.
– Ирина Михайловна? – спросил он, протягивая конверт. – Вам повестка в суд.
Дрожащими руками я открыла конверт прямо у двери. По мере чтения к горлу подступал комок. Виктор Андреевич Соколов подал иск о признании права собственности на долю в квартире... требует выделить в натуре...
В глазах потемнело. Я привалилась к косяку двери.
– С вами всё в порядке? – участливо спросил курьер.
– Д-да... Спасибо.
Когда за ним закрылась дверь, я медленно сползла на пол, всё ещё сжимая в руках повестку. Василий подошёл и обеспокоенно потёрся о моё колено. Руки тряслись. Этого не может быть. Просто не может!
Я набрала номер дочери. Алёна ответила не сразу, по голосу слышно – была занята.
– Мам, я на совещании, что случилось?
– Твой отец... – голос дрогнул. – Он подал в суд. Хочет отобрать у меня квартиру.
– Ч-что? Подожди, это серьёзно? Не выдумывай, он бы не стал!
– В повестке чёрным по белому написано! – я почти кричала. – Он говорит, что имеет право на долю, хочет её продать... Алёна, он хочет меня на улицу выставить!
– Успокойся, мам. Никто тебя не выставит. Это какая-то ошибка. Я сейчас не могу говорить, перезвоню через час.
Отбой. Я осталась одна со своим страхом. Взгляд упал на фотографию родителей, стоящую на комоде. Мама в цветастом платье смеётся, отец обнимает её за плечи. Эта квартира – всё, что от них осталось. Последний кусочек моего детства, моих корней.
– Не отдам, – прошептала я, сжимая кулаки. – Ни за что не отдам.
Телефон снова ожил – сообщение от подруги Ольги: «Как дела, соседка? Заходи на чай!»
Я не ответила. Внутри нарастала паника. Что если он правда может отсудить часть квартиры? А если её придётся продать? Куда я пойду? На пенсию особо не разживёшься...
В дверь снова позвонили. На пороге стоял улыбающийся мужчина средних лет, с портфелем в руках.
– Здравствуйте! Меня зовут Сергей, я представляю агентство недвижимости «Новый дом». К нам обратился Виктор Андреевич Соколов с предложением о продаже доли в этой квартире. Я пришёл осмотреть помещение и...
Я захлопнула дверь прямо перед его носом, прислонилась к ней спиной и разрыдалась. Кажется, худшие опасения сбывались.
Виктор не просто угрожал – он уже нашёл покупателя на ещё не отсуженную долю. Страх сменился гневом. За тридцать лет я научилась уступать, но не сейчас. Не в этот раз.
Набравшись храбрости, я позвонила Виктору. Трубку он снял не сразу — вероятно, увидев мой номер, раздумывал, стоит ли отвечать.
— Что за цирк ты устроил? — без предисловий начала я, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо.
— А, Ира! — в его голосе слышалась наигранная радость. — Получила мой сюрприз?
— Это не сюрприз, а подлость! Мы же договорились, что квартира остаётся мне.
Виктор хмыкнул:
— Договорились? А на бумаге что? Я там прописан, значит, имею полное право. Ты же сама всегда говорила, что нужно быть доброй, делиться... Вот и поделись! Мне тоже жить где-то надо.
— У тебя есть где жить — со своей Светланой!
— Ну, знаешь, на двушку в новостройке нужны деньги. А моя доля в твоей квартире — это как раз первый взнос по ипотеке.
Я задохнулась от возмущения:
— Значит, ты хочешь лишить меня крыши над головой, чтобы купить квартиру любовнице?
— Бывшей жене, — поправил он со смешком. — И не драматизируй. Продашь квартиру, купишь что-нибудь поменьше. В твоём возрасте зачем такие метры? Только пыль вытирать.
Когда я положила трубку, руки тряслись от злости. Он всё продумал. Знал, что я не смогу выкупить его долю — пенсия небольшая, накоплений почти нет.
В суд я пошла без адвоката — не хватило денег. Думала, справедливость и так восторжествует. Какой наивной я была!
— Гражданка Соколова, — обратился ко мне судья, просматривая документы. — Вы подтверждаете, что ваш бывший супруг прописан в квартире?
— Да, но эта квартира досталась мне от родителей ещё до замужества!
— Однако я вижу здесь договор дарения, согласно которому в 2010 году вы передали половину квартиры супругу.
— Какой договор? — я растерянно посмотрела на бумагу, которую протянул мне секретарь. — Я ничего подобного не подписывала!
Виктор сидел с самодовольной улыбкой, пока его адвокат вещал о том, что дарение было совершено добровольно, нотариально заверено, а значит, я не имею права оспаривать его спустя 13 лет.
Выйдя из зала, я чувствовала себя раздавленной. По щекам текли слёзы бессилия.
— Мама! — Алёна ждала меня в коридоре. — Как прошло?
— Он подделал документы. Какой-то договор дарения...
Дочь обняла меня:
— Я же говорила — нужен адвокат. Поехали ко мне, разберёмся.
Вечером мы с Алёной изучали копию того самого договора, который предоставил Виктор.
— Смотри, — дочь указала на подпись. — Это не твоя роспись. Слишком ровная, без твоего характерного завитка.
— Да какая разница? Суд уже поверил, что это я подписала.
— Есть способы доказать подделку, мам. Попросим провести экспертизу.
— На это нужны деньги, Алёна! — я всплеснула руками. — Откуда они у меня?
— Я помогу. И ещё — нам нужен хороший адвокат.
Петров Михаил Сергеевич внушал доверие с первого взгляда — невысокий, крепкий мужчина лет пятидесяти с внимательным взглядом.
— Значит, договор дарения? — он изучал копию. — Когда якобы был заверен?
— В мае 2010-го.
— И где конкретно?
— У нотариуса Климовой, она возле торгового центра работала.
Адвокат оживился:
— Климова? Валентина Петровна?
— Да, кажется так.
— Это интересно, — он улыбнулся. — Я её хорошо знаю. Давайте проверим, действительно ли она заверяла этот документ.
В его глазах появился азарт охотника, почуявшего добычу. И впервые за долгие дни я почувствовала проблеск надежды.
Звонок в дверь застал меня врасплох. На пороге стояла Мария, соседка с нижнего этажа.
— Ирина, можно к тебе? Разговор есть.
Я впустила её, гадая, что могло привести эту обычно сдержанную женщину ко мне домой.
— Слушай, я случайно услышала разговор твоего бывшего, — начала она без предисловий, когда мы сели на кухне. — Он во дворе с каким-то мужиком стоял. Говорил, что скоро получит долю квартиры и продаст ему за полцены, чтобы насолить тебе.
— Что?
— Да-да! А этот мужик смеялся и говорил: «План отличный. Как только доля твоя — сразу подаю на принудительную продажу всей квартиры. А там уже скупим за бесценок».
Я похолодела. Теперь всё встало на свои места. Это не просто месть Виктора — это настоящая афера.
— Мария, ты не представляешь, как ты мне помогла, — я крепко сжала её руку. — Ты не могла бы повторить это в суде?
Соседка помедлила, но потом решительно кивнула:
— Конечно. Пора этому прохвосту показать, что не всё можно купить за деньги.
День суда наступил неожиданно быстро. Я проснулась затемно, а встала с постели ещё раньше — сон не шёл. Руки дрожали, когда я застёгивала пуговицы на блузке. Тревожное предчувствие не покидало меня с самого утра.
— Всё будет хорошо, мам, — Алёна приехала, чтобы поддержать меня. — Мы всё предусмотрели.
В коридоре суда Виктор стоял с самоуверенной улыбкой, рядом с ним — его адвокат и тот самый «покупатель». Завидев меня, он подмигнул, словно мы были соучастниками какой-то весёлой проделки.
— Ну что, Ирочка, готова к переезду? — с издёвкой спросил он.
Я молча прошла мимо, крепко сжимая руку дочери, чтобы не сорваться.
— Не реагируй, — шепнула Алёна. — Он специально пытается вывести тебя из себя.
В зале суда Петров выглядел необычайно воодушевлённым. Когда началось заседание, адвокат Виктора сразу перешёл в наступление, демонстрируя копии договора дарения и доказывая законное право своего клиента на долю квартиры.
— Бывшая супруга просто пытается лишить моего доверителя законной собственности. Прошу суд защитить его права! — патетично закончил он.
Судья — пожилая женщина с внимательным взглядом — повернулась к нам:
— Что скажет ответчик?
Петров встал, поправив галстук:
— Ваша честь, мы не только отрицаем факт дарения — мы утверждаем, что предоставленный истцом документ является фальшивкой.
По залу прокатился шёпот. Виктор побледнел.
— Это серьёзное обвинение, — нахмурилась судья. — У вас есть доказательства?
— Есть, ваша честь. Разрешите пригласить свидетеля?
Дверь в зал суда отворилась, и я невольно подалась вперёд. Женщина лет шестидесяти вошла неторопливо, с достоинством. Седые волосы собраны в аккуратный пучок, тёмно-синий костюм сидел безупречно. Лицо её показалось мне смутно знакомым — может, видела раньше в нотариальной конторе?
Петров взглянул на меня, ободряюще подмигнул и произнёс: — Прошу представить свидетеля защиты, Валентину Петровну Климову. Нотариус с тридцатилетним стажем работы. В 2010 году вела приём в нотариальной конторе №12, где, согласно документам истца, был якобы заверен тот самый договор дарения.
Я почувствовала, как Алёна сжала мою руку. Виктор выпрямился, и на его лице мелькнуло беспокойство — мимолётное, почти незаметное, но я за тридцать лет брака научилась читать эти знаки.
Судья сняла очки, потёрла переносицу и обратилась к свидетельнице: — Валентина Петровна, вам знаком этот документ? Вы подтверждаете, что заверяли его в мае 2010 года?
Нотариус неспешно извлекла из сумочки старомодные очки в золотистой оправе, водрузила их на нос и взяла бумагу двумя пальцами, словно что-то неприятное.
— Мне даже вглядываться не нужно, — отрезала она. — Подпись не моя. В жизни так закорючки не вывожу. Да и печать... — Она хмыкнула. — У меня тогда печать была особая, с двуглавым орлом по центру, я её в Петербурге заказывала по собственному эскизу.
Она опустила руку в объёмную сумку и, побродив там рукой, выудила папку в потёртой коже. — А главное даже не в этом, — её тон стал жёстче. — Я вообще не могла заверять никаких документов в мае 2010-го. Весь май я отдыхала за границей, в Греции! Вот, смотрите — авиабилеты, выписка из отеля «Афина Палас», даже фотографии есть, дата на них стоит.
Судья, нахмурившись, изучала протянутые доказательства. По залу прокатился взволнованный шепоток. Я обернулась — Виктор побледнел и что-то лихорадочно шептал своему адвокату, который смотрел прямо перед собой с каменным лицом.
— Ваша честь, это ещё не всё, — вмешался Петров, и в голосе его звучала плохо скрываемая радость охотника, загнавшего дичь. — Мы собрали исчерпывающие доказательства того, что гражданин Соколов фактически не проживал в квартире с момента расторжения брака. Более того, он ни разу не участвовал в оплате коммунальных услуг, капитальном ремонте дома или других расходах, связанных с содержанием жилья.
Он с видимым удовольствием положил перед судьёй увесистую папку документов. — Здесь выписки из управляющей компании, квитанции об оплате, произведённые исключительно моей доверительницей. А также свидетельства соседей, которые подтверждают, что Соколов В.А. не появлялся в квартире более трёх лет.
Я сидела, стискивая руки так, что побелели костяшки. Неужели всё может закончиться хорошо?
— И ещё кое-что, Ваша честь, — Петров сделал паузу, оглядывая зал. — Я прошу заслушать жизненно важного свидетеля — Марию Степановну Лебедеву, проживающую этажом ниже.
Когда Мария, нервно теребя воротник блузки, рассказала суду о подслушанном разговоре, с Виктором произошло что-то невообразимое. Его лицо исказила гримаса ярости, он вскочил, сбросив стул, и заорал: — Ложь! Всё это наглая ложь! Эта старая карга всё выдумала! Они сговорились против меня!
— Прекратите немедленно! — судья резко остолбенел молотком. — Если вы не возьмёте себя в руки, я вынужден буду удалить вас из зала и оштрафовать за неуважение к суду! После непродолжительного перерыва, во время которого меня буквально трясло от напряжения, судья обернулся фразой:
— Учитывая представленные доказательства, суд постановляет: в удовлетворении исковых требований Соколова Виктора Андреевича отказать. Договор дарения признать недействительным. Направить материалы в следственные органы для проверки факта подделки документов.
Я не сразу осознала, что победила. Сидела, вцепившись в руку дочери, пока Алёна не прошептала:
— Мама, ты слышишь? Мы выиграли!
Когда мы выходили из зала, Виктор преградил мне дорогу. От его самоуверенности не осталось и следа.
— Ира, может, договоримся? — теперь в его голосе звучала мольба. — Ну, хотя бы немного денег... Мне правда нужно.
Я посмотрела в его глаза — те самые, которые когда-то любила. Сейчас в них был только расчёт.
— Нет, Витя. Ты сам сделал свой выбор.
И я прошла мимо, чувствуя, как с каждым шагом становлюсь сильнее.
— Учитывая представленные доказательства, суд постановляет: в иске гражданину Соколову Виктору Андреевичу отказать полностью. Договор дарения признать недействительным. Документы по факту подделки передать в следственные органы.
Эти слова прозвучали как музыка. Я сидела, не веря своим ушам, пока Алёна не обняла меня и не прошептала:
— Мама, ты выиграла! Всё кончено!
Только тогда я позволила себе улыбнуться. Виктор стоял бледный, с искаженным лицом, не глядя на своего адвоката, который собирал бумаги с видом человека, знающего, что дело проиграно с самого начала.
Когда мы выходили из зала, Виктор поймал меня за локоть:
— Ира, погоди! Может, договоримся по-хорошему? — в его голосе появились просительные нотки.
Я посмотрела на мужчину, с которым прожила тридцать лет. Когда-то любимого, потом ставшего чужим, а теперь пытавшегося отнять последнее.
— О чём договариваться, Витя? Ты хотел лишить меня дома.
— Ну брось, — он опустил голову. — Я просто хотел получить компенсацию. Хотя бы немного денег... Мне правда нужно.
— На квартиру для Светы? — я покачала головой. — Нет, Витя. Ничего не будет. Ты сам всё выбрал.
Я развернулась и пошла к выходу, чувствуя, как с каждым шагом становлюсь сильнее, увереннее. Впервые за долгие годы я по-настоящему распрямила спину.
— Мама, я так тобой горжусь, — Алёна заехала ко мне вечером с тортом. — Ты не представляешь, как я переживала! Боялась, что папа тебя снова обведёт вокруг пальца, как раньше.
— Я и сама боялась, — призналась я, разливая чай. — Но знаешь, что самое главное? Не то, что я сохранила квартиру. А то, что наконец-то поняла: я могу постоять за себя. Могу бороться и побеждать.
Дочь внимательно посмотрела на меня:
— Что-то изменилось в тебе, мам. Ты как будто... моложе стала.
Я рассмеялась и тут же поймала своё отражение в оконном стекле. Действительно, что-то изменилось — взгляд стал яснее, осанка прямее. Это была уже не та запуганная женщина, которая боялась сказать лишнее слово мужу.
Через неделю позвонила Ольга:
— Ириш, ты как? Я слышала, с судом всё решилось в твою пользу? Соседи только об этом и говорят!
— Да, всё хорошо. Даже не верится, что кошмар закончился.
— Слушай, я тут путёвки взяла на море, в Крым. Одна не хочу тащиться. Может, махнём вместе? Просто песок, море и никаких забот!
Раньше я бы сказала: «Что ты, какое море? В моём возрасте...» Но что-то изменилось во мне после суда. Словно открылась дверь в новую жизнь.
— А знаешь, Оль, давай махнём! Когда ещё выбираться?
Вечером я снова разбирала бумаги, но уже по-другому — решительно выбрасывая ненужное прошлое. Старые квитанции, письма, фотографии с Виктором — всё отправлялось в мусорное ведро. Василий крутился рядом, изучая новый когтеточный комплекс — маленький подарок себе и ему.
Вместо старых штор я повесила лёгкие занавески, купила яркие подушки на диван и впервые за долгие годы переставила мебель так, как хотелось мне, а не как привык Виктор.
Телефон звякнул сообщением от Алёны: «Мама, как ты? Может, заеду завтра?»
Я улыбнулась и ответила: «Прекрасно! Завтра уезжаю в Крым с Ольгой. Вернусь через две недели. Привезу тебе магнитик. Целую!»
Потом подошла к зеркалу. На меня смотрела женщина, которая наконец-то стала хозяйкой своей судьбы. Я подмигнула ей и прошептала:
— Ну что, Ирина Михайловна, кажется, новая жизнь только начинается!