Книга Мастера Историй

Квартира наполнилась ароматами выпечки и специй. Я включила любимую пластинку – старый добрый Пахмутова, негромко, для настроения. Сегодняшний вечер должен был стать особенным – первый семейный ужин после долгого перерыва. Марина, моя старшая сестра, и племянница Ирочка обещали быть к шести. Я волновалась, словно девчонка перед свиданием. С тех пор как два года назад вышла на пенсию, а потом схоронила Сергея, моя жизнь потекла совсем по другому руслу. Тишина в квартире сначала давила, потом стала привычной, а теперь даже приятной...

Я стою у окна и смотрю на мелкий дождь, который барабанит по карнизу. Капли сливаются в потоки и стекают вниз, как слёзы по моему лицу. Три дня... Всего три дня прошло с тех пор, как не стало Андрея. Тридцать пять лет вместе — и вдруг пустота. Словно кто-то вырвал часть меня и унёс с собой. Квартира кажется непривычно тихой. Нет его шагов, нет скрипа кресла, когда он садится смотреть телевизор, нет звяканья ложечки о чашку, когда он размешивает сахар в чае. Только тишина и эхо моих собственных шагов...

Тишина квартиры давила невыносимо. Каждая вещь, каждый угол кричал о прошлой жизни, которой больше не существует. Ирина сидела на краешке дивана, того самого, где они когда-то смотрели семейные фильмы, мечтали, строили планы. Теперь диван казался чужим, незнакомым, как и всё вокруг. Телефон Михаила — забытый, брошено-небрежно на журнальном столике — манил и пугал одновременно. Она знала, что не должна. Внутренний голос кричал: «Не смотри!» Но годы молчания, десятилетия подавленных сомнений требовали ответа...

Тусклый свет настольной лампы мягко разливался по старинному комоду, заставленному семейными фотографиями. Анна Петровна Смирнова, сидя в своей уютной комнате размером чуть больше десяти квадратных метров, методично складывала белоснежные носочки полуторагодовалого внука Максимки. Каждое движение — точное и бережное, как у опытной мастерицы, привыкшей за долгие годы к домашним хлопотам. За тонкой перегородкой слышались приглушённые голоса сына Дмитрия и невестки Леры. Анна невольно прислушивалась, но старалась не выдавать своего внимания...

Тяжелые складки скатерти, чуть смятой посередине большого семейного стола, казались зримым отражением многолетнего семейного напряжения. Каждая складка — как история умолчания, как летопись невысказанных обид. Виктор сидел прямо, с военной выправкой, сжимая вилку с такой силой, что костяшки пальцев побелели, а желваки на скулах ходили желваками. Его взгляд — острый, колючий — буравил Марину насквозь. Марина разливала компот — движения медленные, почти церемониальные. Она словно выполняла сложный ритуал, где каждое прикосновение — это попытка сохранить хрупкое семейное перемирие...

Галина Петровна вздрогнула и отложила спицы. За окном моросил дождь, стекая унылыми дорожками по стеклу, а в квартире отчётливо прозвучал смех — звонкий, молодой, чужой. Такой смех, который ещё не знает, что в этих стенах не принято громко смеяться после десяти вечера. Соседка снизу, Тамара Степановна, всегда стучала по батарее, если слышала хоть малейший шум. — Мам, ты где? — голос сына разнёсся по коридору. — В гостиной, — отозвалась Галина Петровна, машинально поправляя причёску. Они вошли вместе — Алексей и его молодая жена Марина...

Пока я разбиралась с бумагами, мой бывший решил забрать мою квартиру Серые папки с документами лежали передо мной как молчаливые свидетели прошлой жизни. Я перебирала их неторопливо, изредка останавливаясь, чтобы протереть запотевшие очки. За окном шёл дождь, мягко барабаня по стеклу – звук, который раньше вызывал тоску, а теперь, после развода, стал символом уюта и покоя. – Так-так, что тут у нас... Счета, квитанции, страховка... – бормотала я себе под нос, раскладывая бумаги по стопкам. Свобода...

В последнее время я стала замечать, как предательски краснею, когда он проходит мимо моего рабочего стола. Сергей... Даже его имя вызывает внутреннюю дрожь. Высокий, с едва заметной проседью на висках, он всегда излучает какое-то особенное тепло. Его голос, глубокий и мягкий, заставляет меня забывать о том, что я собиралась сказать. Всё началось три месяца назад, когда его перевели в наш отдел. Помню тот день – я как раз пыталась разобраться с очередным отчётом, который никак не сходился. От напряжения уже болела голова, когда он просто подошёл и присел рядом...

Звонок Марины застал Елену врасплох. Подруга говорила быстро, взволнованно, её голос звенел от едва сдерживаемого восторга: – Лена, представляешь! Горящая путёвка в Грецию, две недели, просто смешные деньги! Поехали со мной, а? Когда ты в последний раз хоть куда-то выбиралась? Елена прикрыла глаза, прижимая телефон к уху. За окном шелестел майский дождь, размывая очертания старых тополей во дворе. Эти деревья они с Сашей посадили в год рождения Игорька... – Марин, я даже не знаю... – она запнулась, глядя на фотографию мужа на стене...

– Анечка, ты же понимаешь, что я только о твоём счастье беспокоюсь, – мама деликатно промокнула салфеткой уголки губ, глядя на меня с той особой материнской тревогой, которую я научилась распознавать ещё в подростковом возрасте. Я медленно положила вилку. Воскресный семейный ужин, как всегда, плавно перетекал в сеанс психотерапии. Только вот пациентом почему-то всегда оказывалась я. – Посмотри на свою сестру, – мама кивнула в сторону Катерины, которая в этот момент как раз поправляла причёску своей трёхлетней дочери...

Чёрная лента на двери покачивалась от сквозняка, напоминая о том, что случилось. Я смотрела на неё, не в силах заставить себя войти в дом. Сорок дней прошло, а я всё ещё не могла поверить, что мамы больше нет. В голове крутились обрывки воспоминаний: вот она хлопочет на кухне, помешивая свой фирменный борщ, вот развешивает бельё во дворе, напевая любимую "Рябинушку"... Тяжёлая дверь скрипнула – я вздрогнула. На пороге появилась Ольга, моя младшая сестра. Раньше она никогда не приходила без звонка...

В тот вечер Татьяна колдовала над пирогами – собиралась порадовать мужа его любимой выпечкой с капустой. За окном февральский ветер гонял поземку, а в квартире было тепло и уютно. Именно в такие моменты она особенно ценила их с Николаем размеренную жизнь, построенную за тридцать лет совместного быта. Телефонный звонок разорвал привычную тишину. Татьяна вздрогнула, вытерла руки о фартук и потянулась к трубке. На экране высветилось "Ванечка". – Мам... – голос сына звучал непривычно глухо. – Можешь говорить? Сердце ёкнуло – материнское чутьё никогда не подводит...