Письмо представляло собой по сути небольшую записку, написанную на обратной стороне черновой распечатки какого-то заявления. Почерк у Олега всегда был ужасающий, а уж здесь-то Мария разбирала его только благодаря немалому опыту, нажитому в ходе обмена конспектами.
«Маш, я влип. По самые уши, и вряд ли выпутаюсь. Наверное, мы с тобой больше никогда не увидимся и не поговорим. Поэтому пользуюсь возможностью сказать тебе пару по-настоящему важных вещей. Во-первых, прости за то, что никогда не ценил тебя по достоинству. Сейчас начинаю, да уже поздно. Дурень я был и есть, за что и поплачусь. Во-вторых, поверь: хотя Мила и оказалась редкостной стервой, я ее не убивал. Я знаю, ты тот единственный человек, который не усомнится в моих словах. И последнее: желаю тебе счастья! Ты этого стоишь, как никто другой.»
Подписи не было – в самом деле, а зачем? У Олега не было никаких оснований сомневаться в том, что адресат письма и так поймет, от кого оно.
Мария аккуратно сложила записку и посмотрела на адвоката Артемова. Совершенно спокойно посмотрела.
– Анатолий Викторович, вы читали это письмо?
Тот покачал головой, но притом заметил:
– Но я примерно знаю, о чем оно. Олег Петрович хотел лично заверить вас, что он не убийца. Он сказал, что для него очень важно, чтобы именно вы не считали его таковым.
– А вы как полагаете? Или вы не имеете права сообщать мне такие вещи?
Артемов немного поерзал в кресле, откинулся на спинку и внимательно изучил свою визави через толстые стекла очков. Адвокат был немолодым уже человеком, худощавым, с выраженной лысиной и немного кривым ртом.
– Вообще-то, конечно, я не должен обсуждать дело с посторонними, а вы формально Олегу Петровичу никто. Но я думаю, он не стал бы возражать. Итак, Мария Васильевна, с моей точки зрения дело обстоит так. Олег Петрович невиновен, но буквально все улики указывают именно на него. И улики эти не подделаны и не подтасованы, ибо он и сам не отрицает их. Вот такой парадокс.
– Но откуда тогда ваша уверенность?
– А ваша? – прищурился адвокат.
– Я хорошо знаю Олега.
– А я хорошо разбираюсь в людях вообще и в нарушителях законов в частности. Тридцать лет в профессии, знаете ли...
– И как вы с профессиональной точки зрения объясните положение? Как такое может получиться, что улики на невиновного указывают, а других вариантов как бы и вовсе нет?
Мария Свешникова явилась на назначенную встречу к адвокату минута в минуту. Причем это было попадание, так сказать, с корабля на бал. От Энска до областного центра (назовем его, ммм… Желтогорск) езды было три часа на автобусе, и она выехала ни свет ни заря, потратив на поспешные сборы остаток вчерашнего дня.
Хотя нет, не только на сборы, но и на подготовку себе «посадочной площадки». Мария категорически не желала останавливаться в Желтогорске у своих родителей!
Почему? Да очень просто! Она достаточно хорошо знала свою родню, чтобы понимать: они не позволят ей спокойно делать то, ради чего она приехала. Просто не поймут ее целей.
С точки зрения матери и отца дружбы между мужчиной и женщиной не может существовать вовсе, а старую студенческую любовь ей следовало забыть немедленно после получения диплома. Мать ее изначально не одобряла, по ее мнению, дочери следовало думать о карьере и самостоятельности, а любовь выдумана, причем исключительно для того, чтобы мешать самореализации женщин. А отцу было просто плевать.
Следовательно, интерес дочери к судьбе Олега Литвинова для родителей был бы тратой времени, глупостью или каким-нибудь модным психологическим «диагнозом», но не серьезным решением. И эта точка зрения постоянно и обстоятельно доводилась бы до сведения неразумной. А как прикажете заниматься важными делами в условиях постоянного выедания мозгов?
Мария же ехала не в гости и даже не письма получать. Она ехала спасти Олега Литвинова. Неважно как – на месте разберется. Любой ценой. Даже если он виновен. Спасти.
Плевать на психическое благополучие, на самооценку, на перспективы и все созависимости, вместе взятые! На здравый смысл и чувство собственного достоинства тоже! Не будем врать хотя бы самой себе: она все еще любит Олега Литвинова, который никогда не любил ее. Не любил, но стал для нее образцом истинного мужского благородства и порядочности. Вот такой расклад.
А теперь он попал в настоящую беду! И от кого же ему ждать помощи, если не от нее?
С таким планом кампании Мария была весьма ограничена в возможностях. Но все же не лишена их. Подумав, она позвонила Жанне.
Жанна тоже была ее однокурсницей и к тому же подружкой. В свое время она была более-менее в курсе истории безответной любви подруги к гитаристу Олежке. А еще Жанна была дочерью довольно влиятельных и соответственно небедных родителей. И ныне располагала собственной квартирой, а этим очень не каждый может похвастаться.
Недолгие телефонные переговоры дали удовлетворительный результат. Жанна охотно согласилась принять подругу у себя в гостях на неопределенный срок при условии, что у них все-таки будет достаточно времени для обстоятельных приятных разговоров обо всем и ни о чем. На практике это означало, что Жанна рассчитывает на изложение ей всех подробностей спасательной операции. Что ж, цена за ее помощь адекватная.
Но к Жанне Марии предстояло явиться ближе к вечеру, а начала она свой день с адвоката. В конце концов, это он к ней обратился! И только от него она могла разузнать об обстоятельствах дела. Невозможно кого-то спасать, если толком не знаешь, от чего!
Конечно, по идее адвокату не полагалось ей ничего рассказывать. Его наняли, наверное, родители Олега, а она тут сбоку припека. Но почему-то Мария изначально была уверена, что узнает от адвоката все детали. Раз уж Олег рискнул попросить его передать ей письмо, значит, адвокат не будет считать ее вообще посторонней. Пусть и вопреки формальностям.
***
– Мое мнение, Мария Васильевна, таково: свидетели по делу бессознательно исключили из своих показаний какую-то деталь, с их точки зрения слишком банальную либо однозначно не имеющую отношения к делу. Но если выяснить эту банальщину, она в корне изменит картину событий. Беда в том, что невозможно даже предположить, что именно нужно выяснять. И в том, что речь не идет о сознательной лжи – люди уже реально могли позабыть эту деталь, ибо сочли ее слишком неважной!
– Это вроде того рассказа Честертона, где преступником-невидимкой предстал почтальон, на которого из-за его статуса никто не обращал внимания? И в данном случае невидимку не углядели бабушки у подъезда?
Адвокат удивленно приподнял брови – вероятно, удивился начитанности собеседницы в части детективной литературы. Но затем кивнул:
– Да, примерно так. Это не обязательно бабушки, но я тоже поставил бы на них. Уборщица подъезд мыла. Электрик или водопроводчик возились... Но люди, когда их расспрашивают, причем не только в связи с преступлением, «фильтруют» информацию, самостоятельно решая, что имеет отношение к делу, а что нет. А уточнить показания я, пожалуй, только на суде и смогу. Опять же, люди, ставшие свидетелями, потом склонны пугаться любых сколько-нибудь официальных расспросов. Психология... При этом, вероятно, есть любовник, но неясно, кто он, и как могли свидетели его не заметить... И еще, Мария Васильевна, на работу к нашей покойнице в последние дни ее жизни следователь зачастил, там у них какие-то проблемы с учетом и оборотом наркопрепаратов.
Мария Свешникова ненадолго задумалась. Она приехала в Желтогорск с целью, но без плана. Легко сказать «мне надо спасти Олега», но как прикажете делать это практически? Не подкоп же в СИЗО сооружать!
Но теперь у нее появились кое-какие идеи! Можно попробовать – как историк, она по определению обладает необходимой для дела разговорчивостью и некоторыми актерскими способностями. А чем не обладает – официальным статусом. И это плюс!
– Анатолий Викторович, скажите: будет ли нарушением закона, если посторонний человек начнет расспрашивать свидетелей о том, что они видели?
Адвокат пожал плечами:
– Может быть, может не быть. Смотря по тому, какая цель будет у этого спрашивающего, как он воспользуется полученной информацией, как будет действовать в отношении свидетеля... Много «если»...
– А если кто-то, ну, случайный человек, узнает что-то важное для следствия, он же должен об этом сообщить?
– В принципе да. Мария Васильевна, что вы такое задумали?
Свешникова встала и улыбнулась:
– А вот не скажу! Ничего важного для следствия я пока не знаю, а о мыслях своих никому отчет давать не должна! Спасибо вам за письмо, и уж пожалуйста, не откажите сообщить, если вдруг что-то важное выяснится! Вот по этому номеру пока, я некоторое время в Желтогорске еще пробуду! До свидания, и удачи вам в этом деле, Анатолий Викторович!
***
– Жанка, ты у нас дама продвинутая, колись: какая у вас тут желтая пресса имеется?
Жанна вытаращилась на подругу круглыми глазами:
– Машка, ты на почве любви к Литвинову совсем помешалась, что ли? Какая желтая пресса?
– Обычная. Переполненная грязными слухами и сплетнями. «СПИД-инфо» областного масштаба. Мне нужно удостоверение сотрудника такого издания. Естественно, можно поддельное. У тебя на работе принтер есть? Должен быть!
– Если поддельное, так я тебе и от собственно «СПИД-инфо» наклепать могу, ибо принтер есть. И вообще, я сомневаюсь, что у них у сотрудников какие-то бумажки имеются. Тебе-то это зачем?
– Надо! И неважно, есть у настоящих сотрудников бумажки или нет, мне надо!
Жанна схватилась за голову, но больше напоказ. Происходящее ее развлекало – эта Машка вечно как удумает чего!
Принтер у Жанны был на работе; сговорились, что потребное «удостоверение» она принесет вечером. День же Мария потратила на рассуждения и долгую прогулку, в ходе которой она побывала у дома, где жили Литвиновы, и возле корпуса кардиологического отделения областной больницы, где работала покойная Мила.
Также в ходе этих шатаний она подробно изучила несколько уличных книжных раскладок и приобрела пять одинаковых свеженьких дешевых книжек авторства некой Юлии Шиловой. Куплены они были главным образом ради душераздирающих уголовно-любовных картинок на обложке. На раскладках еще много подобного было, но эти оказались особенно красноречивы, и к тому же дополнялись женским именем автора, но не дополнялись его фото на обороте! Честно говоря, Свешникова понятия не имела, кто такая эта Юлия Шилова, и правда ли она женского пола, но это было и неважно.
На раскладках записных книжек Мария не заметила, но зато здоровущий блокнот в картонной обложке нашелся в ларьке, торгующим всем понемногу, от конфет до барьерных контрацептивов. Ручка на пружинке обнаружилась здесь же и стоила совсем недорого. Не покупать же ей, с ее скромной зарплатой, диктофон!
Дома в ожидании задержавшейся на работе подруги Мария терпеливо листала блокнот взад-вперед для придания ему убедительной затертости, и покрыла примерно треть страниц закорючками, долженствующими изображать стенографические записи. Стенографию она когда-то даже изучала, но это было давно.
Вечером она с удовлетворением рассматривала огромный, красочный бэджик, на котором она под собственным именем значилась «специальным корреспондентом «СПИД-инфо». Предусмотрительная Жанна даже где-то добыла ленточку с прищепкой, чтобы этот шедевр на шею вешать, и в ламинат его запаяла!
– Жанка, ты гений! Великолепно! – искренне одобрила Мария усилия подруги.
– Хотелось бы только понять, ради чего я стараюсь! – буркнула Жанна в ответ. Но «расколоть» Марию, когда она не желала разговаривать, было не так просто:
– Жанка, ты прекрасно знаешь: нельзя рассказывать о серьезных задумках заранее, сглазить можно! Честно-пречестно, вот сделаю, что придумала, и все тебе расскажу подробно! Что, зачем, как, с каким результатом!
Жанна только рукой махнула – а что еще ей оставалось делать?
Автор: Мария Гончарова
