Автор - Гамирзан Давлетшин
В традиционных религиях монголов и древних тюрок много общего. Западноевропейские путешественники, дошедшие до центральных районов Монголии, обратили внимание на языческую религию монголов, их веру и местные обряды. В книге «История монгалов», написанной францисканским монахом Плано Карпини по следам его путешествия в 1245 году, говорится о поклонении монголов (татар) Единому богу — создателю всего видимого и невидимого. Он же сотворил, по их мнению, и людские наслаждения, и муки. Это поклонение вечному голубому небу. Бога неба монголы так же, как и тюрки, называли Тенгри.
Кроме того, как пишет Плано Карпини, монголы поклонялись Солнцу, Луне, Воде и Земле. Перед каждой едой они отдавали им часть пищи как жертвоприношение. В этом их религия схожа с религией древних гуннов. Они, как и древние гунны, кланялись восходящему солнцу.
Как видно из книги Марко Поло (1254-1324), монголы поклонялись многочисленным идолам. В определенные дни они пышно, с участием самого кагана, справляли праздник, сопровождая ритуалы обильными жертвоприношениями.
Бакшии (религиозные служители) убеждали людей в том, что если идолов не задабривать жертвоприношениями и не развлекать песнями, плясками, то они могут навлечь на людей многие беды. В каждом доме были идолы. Имя самого великого из них — бога неба — писали на отдельной доске, которая вешалась на самом почетном месте в жилище. Необходимо было, встав перед этой доской с поднятыми руками, трижды проскрипеть зубами (?). У бога неба они просили крепкого здоровья и большого ума.
Бога земли, т.е. всего, что рождала земля, звали Натигай (Начигай). Это имя напоминает встречающееся в татарской мифологии имя аджаган, его диалектный вариант наджаган. Видный этимолог Р.Г. Ахметьянов историческую основу этого слова сводит к общекипчакскому слову «сазаган» — аждаху, живущему на туче. «Аджаган» обозначает сверкающую вдали молнию (зарницу). Существует даже поверье, что рожь можно убирать, когда зарницы, сверкая, оближут все в поле. Монголы тоже просили у Натигана хорошей погоды, богатого урожая и рождения ребенка мужского пола.
Кроме того, монголы вырезали из войлока человеческие фигурки и вешали их с обеих сторон у входа в шатер. Часто они дополняли эти фигурки вырезанными из войлока сосками, что символизировало способность этих идолов обеспечивать молоком, скотом и оберегать стадо. Почитались также фигурки, вырезанные из шелка, которыми увешивались кибитки. Изготовленным таким образом идолам приносили жертвы: забивали скот, мясо съедали, а кости сжигали. Такие фигурки в надежде на их целительные силы вешались над постелью больного].
По сведениям Рубрука, монголы также из войлока вырезали фигурку души умершего и вешали ее на высокое место в шатре. В шатре был и идол — хранитель шатра, татарский вариант — «йорт иясе» (домовой). Ему в жертву приносили молоко животного, а также часть своей пищи. Сердце забитого животного на ночь оставляли возле идола. Такие же идолы изготавливались и для кагана, жертвоприношения которому были более обильными.
Онгоны и ильтаханы у татар
Эти обряды и идолы, которым поклонялись монголы, во многом отличны от верований татар. Они созвучны с культами сибирских народов — онгонами и ильтаханами.
Онгоны в шаманской мифологии монголов, тувы и алтайских народов обозначают духи умерших предков. Понятно, что очень трудно поклоняться тому, чего не видно, не слышно и нельзя осязать, поэтому идолы изготовлялись в качестве места для поселения духов. Идолы вырезались из разного материала: войлока, шерсти, различных тканей, дерева, металла. Конечно, изготовленные идолы были далеки от настоящих портретов умерших предков, но схожесть и не ставилась целью. Это весьма схематичные фигурки людей (куклы). Их также называли онгонами. Но все же они различались по половому признаку.
Кроме того, эти куклы делились на онгоны рода, семьи, а также различались по принадлежности к какому-либо роду занятий. Упомянутые выше идолы с сосками, о которых писал Плано Карпини, по его мнению, способствовали увеличению поголовья скота. А онгоны, подвешенные на крытые повозки,— это культ отдельной семьи. Первоначально онгоны были связаны с культом тотема предков и имели вид какого-либо животного. Постепенно их изображения стали принимать человеческий вид.
Описания Плано Карпини относятся к центральным районам Монгольской империи. Неизвестно, распространились ли подобные верования до Улуса Джучи, но подтверждения тому, что онгоны были распространены и в нашем регионе, все же есть. Точно такие же фигурки с человеческим силуэтом монголы (татары) Улуса Джучи вырезали из медных пластин (5-7 см.).
В Сарай ал-Джадиде их было найдено около 10, в Укеке — 5, еще несколько нашли в Волгоградской области и на территории других археологических памятников Улуса Джучи. Естественно, это только те, которые сохранились, потому что многие из них изготавливались из недолговечных материалов (войлока, ткани и т.д.). Медные онгоны золотоордынского периода были найдены на территории Болгарского городища под кирпичным надгробным памятником.
На онгонах изображение человека весьма схематично, хотя иногда ему старались придать какие-то черты лица путем тиснения металла. Итак, это — изображение духа или души покойного. Такие предметы культа были широко распространены среди монголов в XIII в. Вера в этих духов до сих пор сохранилась среди сибирских народов, особенно среди бурят. Это рисунки, прикрепленные на грудь онгона человека — ильтаханы.
Ильтаханы, в отличие от онгонов, изображали не дух человека вообще, а какой-то его вид в форме маленькой человеческой фигурки. Нередко ильтаханы отделялись от тела спящего человека и бродили незаметно среди других людей, подсматривая и подслушивая их. Иногда ильтаханы похищались злыми духами. Если он долго не возвращался, человек начинал болеть и ему даже могла грозить смерть.
В Поволжье ильтаханы были принесены монголо-татарами. В Улусе Джучи эти медные фигурки были своеобразными остатками шаманизма. Часто их находят на груди похороненного человека. «Жизнь» духа в этих изображениях была так же важна, как жизнь самого человека, поэтому ильтахан берегли и лелеяли, носили на шее или прикрепляли к груди.
Кроме того, представляют интерес различные приметы и суеверия монголо-татар. По свидетельству Плано Карпини, у них нельзя было проливать на землю молоко или какое-то другое питье, ронять или бросать на землю пищу. Нельзя было совать нож в огонь, работать топором около огня. Очевидно, это связано с поклонением огню, с тем, что огонь считался живым.
Огонь, кость, порог и молоко
Эти запреты очень схожи с татарскими народными обычаями, связанными с огнем и пищей. У монголов дух огня назывался «ут», это слово в современном татарском языке означает огонь.
Считалось грехом ловить птенцов и убивать их. Нельзя было бить лошадей уздой, ударять костью об кость и разбивать ее. Обычно целые кости забитого жертвенного животного женщины собирали и сжигали или закапывали. Разбивать кости забитых животных было запрещено и у сибирских тюрок. В Болгарском городище археологи наткнулись на следы такого обычая: они обнаружили специальное захоронение костей. Этот обычай связан с тем, что кость считалась сутью самого животного. Восприятие кости как некоей сущностной основы отражено и в общественно-социальных терминах: в татарском языке род называют «сөяк» («кость»), «ак сөяк» («белая кость») — аристократ, «кара сөяк» («черная кость») — представитель низшего слоя общества.
Запрещалось справлять нужду на территории орды. Человека, сознательно совершившего это, ждала смертная кара. Очищение от нечисти производилось посредством огня: все люди и животные пропускались между двух огней. (У татар и поныне бытует выражение, характеризующее критическую ситуацию: «ике ут арасында калу» — «оказаться меж двух огней»). Без этого вход в шатер был запрещен. Эта процедура была обязательна для чужаков. Как пишет Плано Карпини, прибывший в орду должен был «очиститься», пройдя меж двух огней.
«Очищению» огнем подвергались и грешники, и несчастные, и люди с плохими намерениями, потому что считалось, что их плохими качествами могли «заразиться» другие люди. Если кого-то из жителей орды сразила молния, то очищению огнем подвергались все вместе со своим скотом. Нетрудно заметить, что эти приметы и обычаи схожи с древнетюркскими и хазаро-болгарскими верованиями, связанными с огнем.
Существовала примета, запрещавшая стоять на пороге шатра. И в настоящее время татары не разрешают детям садиться на порог, потому что это плохая примета: ребенок не вырастет.
Любой входивший в шатер хана Берке вставал слева от хана и оставался там некоторое время. Только после того, как прибывшие послы зачитывали привезенное ими письмо и вручали его хану, т.е. становились «своими», они имели право перейти на правую сторону — столь почитавшуюся у монголов сторону восхода солнца.
В «Книге Марко Поло» есть специальная глава, посвященная религии монголов. В конце августа монголы приносили в жертву духам молоко белоснежной кобылицы, поливали им землю или брызгали в небо, чтобы обеспечить сохранность имущества великого хана. Существовали определенный день и специальный обряд освящения этих белых кобыл. Это происходило в мае девятого дня. Белый цвет вообще считался символом чистоты и святости. Молоко белой кобылицы обычно приносилось в жертву богу земли и природы Этугену (Отюкену?).
О душе
Марко Поло описал и отношение монголо-татар к душе, которую они считали бессмертной. По их представлениям, после смерти человека его душа переходит в другое тело. В зависимости от того, как человек прожил свою прежнюю жизнь, его душа вселяется в хорошее или плохое тело.
Таким образом, душа, рождаясь многократно, в каждый следующий раз удостаивается тела все более высокого ранга (например, от бедняка можно дойти даже до уровня правителя) или, наоборот, «получает» все более и более худшее тело (т.е. становится не просто нищим, грешником, а, например, может родиться собакой, змеей или даже вредным насекомым). В подобных верованиях нетрудно заметить влияние брахманизма, что, в свою очередь, свидетельствует о достаточно широком распространении среди монголов юго-восточных религий.
В погребальных обрядах монголо-татар и древних тюрок есть ряд сходств и различий. Характерной особенностью монгольского погребального обряда было то, что похороны представителя высших слоев происходили втайне. Могилу сравнивали с землей, чтобы ее не было видно, покрывали дерном или прогоняли над ней большой табун лошадей. Хоронили человека со всем его имуществом — одеждой, оружием, продуктами и т.д. Из шкуры забитого и съеденного коня делали чучело и укрепляли его на ветках высокого дерева. Считалось, что все это может понадобиться умершему на том свете. Разрушали не только повозку, на которой ездил умерший, но даже его шатер, а имя покойного запрещалось упоминать на протяжении трех поколений.
Хан Угедей (1187-1241) еще при жизни посадил в честь своей души дерево. Тех, кто прикасался к его веткам, жестоко наказывали. Плано Карпини рассказывает об этом как о весьма обыденном явлении. Нетрудно узреть в этом монгольский обычай вообще. Вера монголов в то, что на таких деревьях жили души, весьма напоминает культ дерева у гуннов и болгаро-хазар.
Плано Карпини пишет, что кладбища у монголов были двух типов: для ханов и представителей высших слоев общества и для погибших на поле брани (видимо, там же оставшихся).
В Улусе Джучи тоже было специальное место, где хоронили ханов, людей из высших слоев общества и их близких. Оно находилось южнее столицы государства на левом берегу реки Ахтуба, в местечке, прозванном археологами «городище Лапас». На карте итальянских географов братьев Пицигано, составленной в 1367 году, это место отмечено как «гробницы императоров в районе сарайской реки». Действительно, в этом районе находятся развалины четырех больших мавзолеев. Кладбища охранялись специальными смотрителями. Тех, кто пытался проникнуть на кладбище, ждало наказание. Обычай охранять кладбища и могилы (явление, широко распространенное у древних тюрко-монголов) существовал даже в Казанском ханстве.
Большое место в жизни монголов занимали гадания и предсказания. При этом обычно оперировали тем, что их окружало в повседневной жизни. Например, скотоводство, которым они занимались, давало знания в области анатомии животных. Поэтому различные предсказания делались по внутренним органам забитых животных. Гадания по лопаточной кости животного были широко распространены среди тюрко-монгольских племен с древнейших времен.
Кроме скотоводства, вторым по степени важности занятием у кочевников являлась охота. Поэтому неудивительно, что весьма популярным был способ гадания по полету птиц.
Про шаманизм и внимание к небесным телам
Монголы искренне верили в волшебство, колдовство, магию. Особенно это характерно для народов, у которых было развито шаманство.
Гадание или предсказание было поднято до официального уровня. По сведениям венецианского путешественника Марко Поло, в городе Ханбалыке во дворце великого хана Хубилая (1216-1294) жило около пяти тысяч астрологов и знахарей из христиан, мусульман и китайцев.
Они в своих предсказаниях опирались на отдельные знаки, часы и критические времена года, отмеченные на астролябиях. По ним и по положению луны каждый астролог предсказывал, каким будет год. По расположению планет и знаков зодиака предсказывались природные катаклизмы и погода. Также предсказывались особенности течения каждого месяца года: в каком возможны землетрясения, в каком — дожди, наводнения, болезни, войны. На каждый год составлялись календари в форме квадрата с указанием, когда и что произойдет. Такие календари даже продавались (в последние годы и в нашей жизни такие календари вошли в моду). Отправляясь в дальний путь или начиная какое-то большое дело, каждый консультировался у предсказателя, ясновидящего о характере расположения небесных светил. Основными ориентирами для предсказателя служили год, месяц, день и даже час рождения человека, обратившегося к нему.
Астролябии были найдены и в поволжских городах того периода. К ним мы еще вернемся. Здесь же представляет интерес тот факт, что астролябии активно использовались в предсказаниях: делались попытки привлечь к гаданиям знания по астрономии, чтобы придать им научный вид. Рубрук писал о некоторых духовных лицах, осведомленных в вопросах астрономии и умевших предсказывать затмение луны и солнца. В частности, такими способностями обладал один из самых авторитетных духовных лиц, живший неподалеку от основного жилища хана Менгу.
Во время астрономических явлений никому не разрешалось выходить на улицу. Все сидели в своих шатрах и готовили пищу для шаманов. А шаманы с помощью барабанов и других инструментов создавали большой шум. После того, как опасность исчезала, все радостно принимались за трапезу. Кстати, подобный обряд у современных татар существовал еще совсем недавно: при затмении солнца били в барабаны, стучали сковородками, стреляли из ружья.
Во дворце хана работали тибетские и кашмирские колдуны. С помощью колдовства они отгоняли от окрестностей дворца плохую погоду. И если даже повсеместно погода была плохая, вокруг дворца она считалась хорошей.
Манипуляции с погодой мы уже рассматривали в предыдущих главах, посвященных традициям и обрядам древних тюрок и хазаро-болгар. Вообще стремление управлять погодой — явление очень характерное для древних и средних веков.
В степях «до прихода татар обычно жили команы», занимающиеся кочевым скотоводством. Сходные условия жизни и особенно тесные связи с древних времен с монгольскими, татарскими племенами обусловили их духовную близость. О половцах, в частности, об их религии, верованиях, традициях и обычаях написано многими авторами.
"Вечные камни"
При упоминании о половецкой культуре в нашем воображении прежде всего встают каменные изваяния, расположенные на бескрайних просторах кипчакских степей (Дешт-и-Кипчак) и видные с самых дальних расстояний.
В середине XIII в. итальянский путешественник Виллем де Рубрук писал: «Команы насыпают большой холм над усопшим и воздвигают ему статую, обращенную лицом к востоку и держащую у себя в руке перед пупком чашу...». До прихода монголов каменные изваяния были самой характерной приметой половецких степей. В XII—XIII вв. большое их количество (только известных науке их более тысячи) находилось на правом берегу Нижнего Днепра, Северного Донца и Дона, в районах Северного Кавказа, на западе Предкавказья, в степях северо-восточного Приазовья. Кроме того, их можно встретить в Центральном Предкавказье и в Волго-Донских степях.
Изваяния, встречающиеся восточнее Волги, больше похожи на памятники Казахстана, Семиречья и Монголии, а также схожи с древнетюркскими бал- балами на Алтае. В последние годы женские каменные изваяния были обнаружены в Альметьевском и Ютазинском районах Татарстана (исследователь Марсель Ахметзянов). Можно предположить, что изваяния, которые сооружались когда-то на территории Казахстана и Семиречья, послужили для кипчаков образцом. В одном районе можно встретить от двух до двадцати кипчакских ритуальных камней. Они установлены в местах компактного проживания кипчаков или на наиболее оживленных путях кочевания, на перекрестках дорог.
Вспомним, что древние тюрки также устанавливали свои «вечные камни» на развилках дорог или на «остановках». Половецкие изваяния так же, как и древнетюркские камни, устанавливались лицевой стороной к востоку, и каждый проходивший и проезжавший мимо человек кланялся им и совершал жертвоприношение.
В качестве кладбищ кипчаки часто использовали старые курганы и устанавливали каменные изваяния на них.
Расцвет культуры половецких изваяний относится к XII в.— времени, когда кипчаки были наиболее могущественными. Их изваяния представляют собой образы мужчин и женщин. По этим статуям можно отчетливо представить, как в те времена одевались, какие носили украшения, какими были их орудия труда и боевые доспехи. В руках эти каменные изваяния держат на уровне пупка небольшую чашу. Подобная деталь встречается и на изваяниях древнетюркского и даже скифского периода. Смысл ее до сих пор до конца не установлен. Г.А.Федоров-Давыдов считал, что это посуда для предстоящей трапезы на том свете.
Головной убор женщин украшен рифленым узором, похожим на бараний рог (в реальной жизни он изготавливался из войлока). Это был знак принадлежности женщины к высшему слою общества. Значение рога в тюркской мифологии мы уже рассматривали выше: он был символом избранности. Кроме того, напомним, что баран считался жертвенным животным для бога Тенгри. В одежде, изображенной на женских статуях, нередко встречаются зеркала.
Кроме своего прямого назначения, они еще выполняли функции амулетов-оберегов. Считалось, что они отражают влияние злых духов, отпугивают их. Эти зеркальца, гребешки и пилки напоминают нам о приключениях героев татарских народных сказок, которым помогают такие же предметы: сказочное зеркало превращается в море, гребень становится дремучим лесом, пилка — горной грядой на пути преследующего их злого дива или ведьмы. У сказочного героя все это, как и у каменного изваяния, под рукой. Искусствовед Д.К.Валеева допускает, что найденные в Болгаре миниатюрные гребешки использовались как амулеты или обереги.
В действительности же зеркала, судя по материалам раскопок, изготавливались еще в Хазарском каганате по китайским и иранским образцам. По мнению С.А.Плетневой, они могут относиться к хазарской (следует добавить — и к болгарской) традиции. И все же грубоватого вида овальные серебряные зеркальца с ручкой называют половецкими. Обратные стороны зеркал украшены рисунками, орнаментом. Это концентрические круги, пяти-, шестигранники, крестики, многолепестковые цветки и др. Кроме того, на них нередко встречается изображение бегущих по окружности четырех животных, похожих на оленей. Возможно, они символизировали четыре времени года. Зеркала с такими рисунками были найдены в Болгаре и Сарае.
В этих городищах также были найдены зеркала с изображением двух чудовищ аждаха, двух рыб, плавающих на поверхности воды. Оба эти рисунка подчеркивают, что зеркало — сим¬вол воды. Встречаются рисунки со сценой охоты: по окружности зеркала собаки гонят зайцев, но, похоже, они никогда этих зайцев не догонят, поскольку у круга нет ни начала и ни конца.
Для каменных изваяний характерен натурализм. Естественность подчеркнута разным выражением их лиц: каждое изваяние индивидуально и, видимо, отражает черты покоящегося под ним человека. Кроме того, они покрашены какими-то органическими красками. Богатая одежда, украшения, гордый взгляд и физическое совершенство не вызывают сомнений в том, что эти памятники-изваяния поставлены в честь представителей высших слоев половецкого общества и отражают эстетические вкусы и идеологию этого слоя.
В большинстве своем каменные изваяния представляют идеал мужской и женской красоты: здоровые, крепкие, сильные тела, монументальность. Создание подобных скульптур, высеченных из камня с поразительным мастерством, могли позволить себе только состоятельные люди. Некоторые изваяния представляют фигуру стоящего человека, другие — человека, сидящего на корточках. По мнению ученых, положение фигуры отражает прижизненный статус покойного. Застывший в стойке «смирно», хорошо вооруженный — это человек высокого военного звания. В любом случае — это люди, принадлежащие к высшей власти, и их жены. Самая несовершенная часть этих изваяний — это их ноги, они очень короткие и уродливые. Все остальное настолько реально, что кажется: каменное изваяние вот-вот оживет и зашагает. Может, именно поэтому их наделили несовершенными ногами?!
Несмотря на то, что эти каменные изваяния были атрибутом патриархально-семейного культа, нетрудно заметить в них остатки матриархата, т.е. культа женщины. Часто изваяния представляют собой женщину с большим животом (т.е. беременную), с большими обвислыми грудями, с широкими бедрами, иногда с подчеркнуто выпуклыми гениталиями, на некоторых изваяниях есть даже изображение ребенка в утробе женщины. Иначе говоря, женские фигуры олицетворяли плодородие, жизненную силу. Даже мужская грудь иногда изображалась похожей на женскую. Видимо, дополняя образ мужчины этим недостающим качеством, кипчаки хотели сделать патриархальный культ более плодородным.
Среди изваяний встречаются и характерные для периода военной демократии образы женщин-воинов. Они полностью вооружены и имеют весьма гордый вид. Кипчакские женщины часто вынуждены были противостоять врагам, защищая свои шатры, детей, стариков в то время, когда их мужья были на войне. Такая жизнь вынуждала женщин перенимать кое-какие мужские черты характера. О тюркских амазонках пойдет речь в следующих главах.
В 1969 году во время раскопок на территории Болгарского городища среди развалин Большого восточного мавзолея недалеко от ханской усыпальницы было найдено каменное скульптурное изображение человеческой головы. Это голова взрослого, уже начинающего стареть мужчины с круглым мускулистым лицом, выпуклым лбом, густыми сросшимися бровями и пышными усами, нависшими над губой. Это, несомненно, лицо человека с сильным характером. Однако создается впечатление, что скульптор создавал свое творение с лица уже мертвого человека: глаза закрыты, губы неестественно плотно сжаты. Эта каменная голова напоминает кипчакские и сибирские изваяния, точнее, у них есть сходные черты.
Некоторые ученые считают, что оригиналом для скульптора послужила голова хана Тохтамыша. Однако есть и другое мнение, согласно которому это скульптурное изображение головы существовало еще до хана Тохтамыша. Археологи считают, что скульптура сделана не позже конца XIII — начала XIV вв. Почему-то она, то ли под влиянием ислама, то ли из других соображений, была выброшена в кучу средневекового строительного мусора.
Поневоле в памяти всплывают строки из популярного тюрко-татарского литературного памятника XIV-XV вв. «Кисекбаш китабы» («Книга об отсеченной голове») и поэмы Хусама Кятиба «Джумджума султан»:
Туловища нет, лишь удивительная голова.
Нет у него ни тела, ни ног, ни рук.
Только отсеченная голова.
Очень популярный сюжет («Рассказ о черепе») был включен и в произведение «Зухрат ар-рийад...» Сулеймана ибн Дауд ас-Саксини (XII в.). В отличие от других версий, он всецело пронизан духом ислама.
Выражения «ташсын», «сынташ» («каменное изваяние»), «тора таш» («истукан»), «таш баш» (букв, «каменная голова») до сих пор активно используются в татарском языке. В народной сказке «Белый волк» говорится о превращении людей в каменные изваяния. Камень вообще считался у древних тюрок священным материалом. Половцы из менее состоятельных слоев общества делали фигуры из дерева, а потому лишь немногие из них дошли до наших дней.
Как подчеркивает С.А.Плетнева, культ предков, одним из выражений которого и были величественные каменные изваяния, составлял основную часть языческой религии кипчаков. В период, когда родовая община, постепенно распадаясь, уступала место классовому обществу, культ семейно-родовых предков видоизменялся и превратился в своеобразный культ предка — вождя, хана, воина-богатыря. Очевидно, что это был прежде всего культ представителей высшего слоя феодального общества — ханов, предводителей войска. Г.А.Федоров-Давыдов считает эти изваяния двойниками погибших героических предков.
Обряд погребения у кипчаков был похож на обряд погребения многих тюркских, а иногда и нетюркских племен (например, угров). Они хоронили своих покойников вместе с тушей коня или с его чучелом, набитым соломой. «Коня» даже могли запрячь и оседлать. Покойника богато одевали и украшали. Мужчин вооружали. В могилу клали посуду с пищей, чтобы умерший мог поесть, пока не добрался до иного мира. Покойника располагали головой к востоку. Затем над могилой насыпали курган. Рубрук описал случай, когда возле только что скончавшегося человека на 16-ти высоких жердях развесили лошадиные шкуры — по четыре с каждой стороны.
Этот памятник так же, как и древне-тюркские (вспомним мемориальный комплекс, построенный в 733 году в честь Кюль-Тегина, болгаро-хазарские храмы), в плане представлял собой квадрат и был огорожен каменной или плетеной изгородью. Иногда, чтобы предупредить все возможные желания покойника, вдоль внутренней стороны изгороди выстраивали фигурки животных, хотя и выполненные не особенно качественно. В определенное время в этом кладбище-храме совершали обряд жертвоприношения в честь всех умерших. Жертвенными животными в большинстве случаев были лошадь, бык, баран, собака. Все они являются древнетюркскими тотемами. Встречаются могилы, в которых собака похоронена с соблюдением специального ритуала.
Культ Собаки
Представители высших слоев кипчакского общества, гордившиеся генеалогией, связанной с собакой, нарекали своих детей соответствующим образом. В качестве примера можно привести имена известных кипчакских ханов: Кобяк — кобель, Кончак — сука. В татарском языке последнее слово сохранилось в своем древнем варианте — «канчык» и в современной форме как «энчек». Древний вариант обычно используется в отношении нескромных, ведущих себя вызывающе женщин... Таким образом, в честь предков-вождей в жертву приносились те же животные, что и богу Тенгри. Так у них просили помощь в решении жизненных проблем.
Монгольские завоевания уничтожили кипчакское общество и, в первую очередь, его высший слой. Не стало вождей, в их честь перестали ставить изваяния. Да захватчики и не разрешали этого делать. Чтобы сломить дух народа, они разрушили стоявшие веками священные изваяния древних предков. Культ предков-вождей измельчал и снова превратился в прежний семейно-родовой культ, «спрятался» внутрь шатра. Вместо величественных каменных изваяний появились сделанные на скорую руку войлочные фигурки, похожие на маленьких человечков.
Как и у древних тюрок и хазаро-болгар, кипчакские ханы сохранили за собой статус патриархальных племенных вождей (аксакалов). Более того, они считались и верховными духовными лицами общества. По крайней мере, в XI веке дело обстояло именно так. Русские летописцы отмечают, что перед началом войны хан Боняк, вступив в контакт с духами, пытался решить исход войны в свою пользу. Уходя ночью за пределы орды, он говорил (выл) с волками. Волки предсказали и обеспечили ему будущую победу.
Попытки влиять на исход войны с помощью различных магических действий мы уже видели у древнетюркских и монгольских племен. Эти сюжеты вошли в ряд литературных произведений. Например, Фирдоуси в своей поэме «Шахнамэ» описывает случай, когда во время войны между тюрками и персами тюркские колдуны с помощью магии вызывали ураганный ветер, в результате которого персидское войско было засыпано стрелами. Только после того, как предводитель персидского войска Бахрам Чубин объяснил своим воинам, что это всего лишь козни тюркских колдунов, персы одержали верх.
Попытки добиться победы при помощи манипуляций с погодой предпринимались и позднее, в период завоеваний Чингисхана. Рашид ад-Дин описывает, как в 1201 г. найманские колдуны направили ураган на войско Чингисхана, но они ошиблись в расчетах и их стрелы летели не на врага, а в обратную сторону — в них самих, в результате чего найманы потерпели поражение.
Однако вернемся к хану Боняку. Такие люди, как он, сосредоточившие в своих руках и религиозную, и светскую власть, были, по мнению кипчаков, необычными. Они отличались от своих соплеменников уже с момента своего рождения. Боняк хан также обладал сверхъестественными свойствами. Русские летописцы называют его «шелудивым». Так обычно говорили о тех, кто родился «в рубашке». Мы уже упоминали выше о вере татар в «рубашку кутенка».
Возможно, эта вера передалась татарам, считавшим своим тотемом собаку или волка, еще от кипчакских племен. Таким родившимся в рубашке людям от рождения гарантировались счастье и благополучие, они уже рождались властителями и вождями. Эта «рубашка» еще долго держалась па голове ребенка в виде коросты (отсюда — «шелудивость»).
Татары также верили в «маску новорожденного» («бала йөзлеге»). Если ребенок родился в «маске», он будет счастливым в жизни. Эту «маску» бережно хранили, и когда повзрослевший человек куда-нибудь уезжал, например, в путешествие или на войну, ее делили пополам, одну половину оставляли дома, на другой писали письмо (молитву?) и отдавали отъезжающему. Считалось, что такой амулет поможет человеку вернуться живым и здоровым. В связи с этим вспоминаются найденные в угро-болгарских погребениях серебряные или тканевые маски, надетые на лицо покойника. Возможно, их надевали на лица тех, кто родился в маске, чтобы и на том свете он оставался избранным. Возможно, в основе сказочных сюжетов о «шелудивых» героях и «шелудивых» конях, когда им, внешне неказистым, удается выпутаться из невероятных ситуаций и достичь высокого социального положения, и лежит эта древняя вера в избранность рожденных в «рубашке» или «маске».
Кроме хана-жреца, у кипчаков были и профессиональные шаманы — камы. О кипчакских камах сохранилось очень мало сведений. Ислам почти полностью вытеснил из жизни татар сведения о них. Однако кое-что о них содержится в произведениях народного творчества. Например, известный татарский фольклорист и писатель Накый Исанбет увидел образ шамана в следующей загадке:
Изгородь Шапеш агая громыхает,
А серьги в ушах сверкают.
Выводы
Таким образом, монголы, центрально-азиатские татары, кипчаки имели собственную сложную и своеобразную систему суеверий и примет. В конечном счете, из них и состояла их языческая религия. В религии монголов и древних тюрок имеются отдельные совпадения и сходства. Особенно это сказывается в поклонении Небу. Однако религии монголо-татар и языческая религия кипчаков, болгар и их потомков — татар в основе значительно отличаются.
Выше мы рассмотрели мифологические воззрения предков татар. Естественно, каждый исторический период в зависимости от уровня изученности проблемы освещен с различной степенью полноты. Тем не менее мы сочли возможным сделать кое-какие выводы. Еще не совсем совершенные, хаотичные мифы гуннского периода после образования Тюркского каганата привели к образованию целостной мифологической системы с глубокой внутренней логикой. Из совокупности обычных мифов они развились в характерную только для тюрок религию с верой в Единого языческого бога — Бер (Единый) Тенгри. Условно эту религию можно назвать языческим монотеизмом — тенгрианством. Оно вполне отвечало духовным потребностям населения Тюркского каганата. Тенгрианство оказалось весьма долговечным. Только после принятия ислама Тенгри «передало» свои функции единому Аллаху. Причем само имя Тенгри не исчезло бесследно, а возвысилось до уровня имени Аллаха.
