Продолжение воспоминаний барона Василия Романовича Каульбарса
Есть происшествия, который никогда не изглаживаются из человеческой памяти, которые до глубокой старости сохраняются настолько свежими, как будто они случились вчера. Таким именно был для меня день 14 декабря 1825 года. Сегодня, несмотря на то, что стою на семьдесят втором году жизни, ни один эпизод этого дня не улетучился еще из моей памяти.
С 1 января 1825 года я вел непрерывный ежедневный дневник по сегодняшний день. В нем я записал, 15-го декабря, все то, что видел, слышал и лично делал в знаменательный день 14-го декабря. В настоящих моих мемуарах, я строго придерживался всего, что мною было занесено в свое время в дневник. Поэтому, считаю себя вправе, указывать на множество ошибок и неправильностей в описаниях этого происшествия и по мере возможности исправлять их.
На Исаакиевской площади, кроме Конной гвардии, на всю ночь было оставлено несколько полков. Перед каждым мостом было поставлено по два орудия. Полки расположились биваком и зажгли костры. Со всех сторон был виден свет этих бивачных огней, освещавших всю эту ночь город С.-Петербург.
Государь (Николай Павлович) прислал из дворца чай и ужин в больших корзинах. Успокоившаяся публика, разгуливавшая между частями войск, старалась всеми силами доставлять все, что только могли пожелать. Кавалерия всю ночь рассылала патрули (поэскадронно).
Ротмистр фон Эссен, с 6-м эскадроном, привел с Андреевского рынка на Васильевском острове, 50 человек со знаменем лейб-гвардии Московского полка, расположившихся на ночлег под аркадами. Эти люди сдались без всякого сопротивления и были водворены в манеже 1-го кадетского корпуса.
Сюда же сдал еще несколько отдельных людей, взятых им на острове, юнкер нашего полка князь Суворов (Александр Аркадьевич); эскортировал он их один, держа палаш наголо. В этот же вечер провели мимо нас на гауптвахту Зимнего дворца нескольких заговорщиков.
Теперь только мы узнали, в чем именно было дело и какая была цель этого бунта. Он совсем не касался императора Константина Павловича, последний служил только приманкой, коей подняли на гадкое дело и принесли в жертву много сотен бедных, несчастных солдат. Многие слышали, как заговорщики кричали "ура, конституция". Рассказывали, что на вопрос солдата, кто это такая, отвечали, что "это жена императора Константина".
Так кончился этот достопамятный день.
Было ужасной низостью со стороны заговорщиков завлечь обманом несчастных солдат в свое грязное предприятие, убеждая их, что "они исполняют свой долг, оставаясь верными присяге". Поражаешься их тупоумию и недальновидности. Солдаты в скором времени должны же были узнать всю правду; и должны же были заговорщики ожидать страшной мести от загубленных ими жертв.
Все это восстание зиждилось на совершенно неясных идеях и было построено на сплошном обмане, на который поддалось много очень хороших людей.
Всю ночь мы простояли на одном месте. 15 декабря, в час дня, император Николай объезжал в парадной форме полки и благодарил их "за верность и преданность", после чего распустил их по казармам. Впредь до разрешения, однако же, было запрещено отлучаться из казарм и конюшен.
Вечером, у нашего штабс-ротмистра Ознобишина собралось несколько человек офицеров, а с ними пришел и юнкер князь Суворов. Обсуждали, конечно, события предшествующего дня. Вдруг неожиданно вошел флигель-адъютант с фельдъегерем и тут же арестовал князя Суворова, которого сейчас же отвел на гауптвахту Зримого дворца. Утром следующего дня он был приведен на допрос к самому Государю, где вполне выяснилась его невиновность, и он был немедленно освобожден.
Государь заметил ему при этом: "я от Суворова этого и не ожидал", и тут же произвел его в корнеты. Светлейший князь Италийский граф Суворов-Рымникский, внук знаменитого фельдмаршала, воспитывался в Швейцарии в местечке Фелленберг и прямо оттуда поступил юнкером в наш полк.
В это время он очень плохо говорил по-русски. У одного из заговорщиков было найдено письмо, в котором писалось, что "в виду воспитания Суворова в Швейцарии, вероятно, можно будет рассчитывать и на его участие в союзе". К счастью, он мог доказать Государю лживость этого заявления и свою преданность ему и был освобожден и награжден.
Попеременно с Кавалергардским полком мы ещё несколько ночей высылали патрули, пока пришедшие из окрестностей лёгкие гвардейские кавалерийские полки не заменили нас. Тем не менее, несмотря на приход других частей, еще в продолжение месяца, наш полк и кавалергарды, попеременно высылали один эскадрон в экзерциргауз около Зимнего дворца.
Чтобы не беспокоить Императрицу-мать (Мария Федоровна), этот эскадрон приходил с наступлением сумерек, всю ночь высылал патрули, ездившие вокруг Зимнего дворца, и еще до рассвета тихо уходил домой.
За 14 декабря 1825 года наш полковой командир генерал-адъютант Орлов был возведен в графское достоинство, старший полковник князь Николай Голицын произведён в генералы, дивизионные командиры, а также барон Велио (Осип Осипович) сделаны флигель-адъютантами, эскадронные командиры получили св. Владимира 4 степени. Всем бывшим на площади 14 декабря дарован один год старшинства на выслугу Георгиевского креста за 25 лет; в числе последних был и я.
Так как 2-м эскадроном я командовал за поранением, Велио только временно, то на следующий же день сдал его полковнику Цынскому (Лев Михайлович), бывшему до сих пор командиром нашего резервного эскадрона. Во всех частях, участвовавших 14 декабря на площади, батальонные и ротные командиры получили те же награды.
Что же касается процесса, казни и наказании заговорщиков, то, как не относящихся ко мне, я их описывать не буду. Кроме того, все это известно.
21 декабря, в числе всех гвардейских офицеров, я присутствовал на торжественных похоронах графа Милорадовича (Михаил Андреевич). Государь и великий князь Михаил Павлович шли за его гробом. В наряде были Кавалергардский полк и гвардейская конная позиционная батарея.
15 января 1826 года наш полк представился императору Николаю I впервые на параде в Михайловском манеже. Прошли повзводно шагом, рысью и галопом. Государь остался нами доволен. 19 января с большой торжественностью был перенесен конно-гвардейский мундир покойного императора Александра I в полковую церковь и положен в стеклянное хранилище.
Я ехал перед тремя полковыми штандартами полка и отвез их после церемонии обратно в Мраморный дворец шефа, великого князя Константина Павловича.
20 января все гвардейские офицеры представлялись эрц-герцогу Фердинанду д'Эсте, который был послан императором австрийским (Франц II) для принесения поздравлений императору Николаю I по случаю его восшествия на престол. 28 января я произведен на вакансию в ротмистры. 31-го, при представлении Государю, я благодарил его за производство в чин, причем Государь Император милостиво заметил: "Поздравляю, и ты, и брат твои молодцы, славные офицеры".
12 февраля. Эрц-герцогу Фердинанду показали езду унтер-офицерской смены в нашем полковом манеже. Ездили отлично. Вечером этого же дня Высочайшим повелением "были отменены узкие темно-зеленые панталоны с кожаными нашивками до колен и было приказано при виц-мундире носить удобные серо-синие рейтузы с двумя широкими красными лампасами". Это было большим облегчением и очень экономично. Белый парадный мундир с кожаными лосинами и высокие ботфорты, а также красный бальный мундир, остались без изменения.
Для принесения поздравления Государю из Англии был прислан герцог Веллингтон и всем гвардейским офицерам было приказано ему представиться.
27 февраля. Для встречи тела в Бозе почившего императора Александра I все государственные регалии были высланы с большою торжественностью в Чесму.
4 марта. Герольды в своих средневековых костюмах, сопровождаемые взводами кавалерии, ездили по городу и извещали народ "о прибытии тела Государя 6 числа и погребении почившего императора 13 марта".
6 марта состоялось торжественное перевезение тела покойного Монарха, причем исполнялось все положенное по церемониалу. Траурное шествие растянулось на несколько верст. От Московской заставы до Казанского собора, по обеим сторонам улиц, шпалерами стояли гвардейские полки в глубоком трауре. Наш полк помещался на Сенной площади. Тело было привезено в Казанский собор и поставлено тут на катафалк, убранный с большой роскошью.
На другой день я был в наряде при гробе. По церемониалу, у гроба императора стояли все время 6 ротмистров или капитанов, 4 по углам, 2 в середине, лицом к покойному, держа в одной руке каску, в другой обнаженный палаш, по траурному положению, под левой рукой, остриём назад.
Мое место пришлось по правую сторону, в середине, и я должен был наблюдать, чтобы все являвшиеся для поклонения поднимались бы с правой и спускались с моей, левой стороны, обходя меня. От этого круговорота в продолжение двух часов, у меня сильно закружилась голова.
Мы стояли по два часа и, отдохнув четыре часа, вновь становились на дежурство у гроба. Для всех дежуривших, был отведен зал Филармонического общества в доме Энгельгардта у Казанского моста, где от Двора им всем отпускался обед и ужин.
В 9 часов утра следующего дня нас сменили капитаны гвардейской пехоты. Впоследствии (в Москве, 31 мая) я получил большую серебряную медаль, вычеканенную в память погребения Государя Императора Александра I.
13-го был торжественный вынос тела императора Александра I из Казанского в Петропавловский собор крепости. Гвардейске полки опять стояли шпалерами по сторонам улиц, наш полк на Марсовом поле. Церемониал перенесения тела был тот же, что при перевезении. При опускании гроба в могилу вся пехота и артиллерия открыли огонь залпами, что длилось около четверти часа и произвело на всех присутствовавших глубокое впечатление.
20 марта. В фехтовальном зале полка состоялся обед, данный всеми офицерами полка поправившемуся полковнику барону Велио. Он был сделан флигель-адъютантом и плац-майором в Царском Селе.
25 марта. Государь Николай I присутствовал на полковом празднике. В манеже был парад в пешем строю, после которого Государь обошел казармы и конюшни. Обед во дворце, к которому всегда приглашались офицеры, в этом году, по случаю траура, был отменен. Теперь усиленно начали готовиться к коронации Государя в Москве.
От каждого гвардейского пехотного полка был назначен 1-ый батальон, от гвардейского кавалерийского полка 1-ый дивизион (2 эскадрона). Как пехота, так и кавалерия составили сводные полки. Кавалергарды, мы и гвардейские кирасиры составили сводный кирасирский полк под командой нашего командира, графа Орлова. Среди назначенных в Москву офицеров, находился и я (во 2-м эскадроне). Нашим дивизионом командовал Владимир Апраксин, а за него перед лейб-эскадроном был Пьер Мятлев. 2-м эскадроном командовал полковник Цынский.
13 апреля выступили в Москву. В первый день дошли до деревни Кузьмино (под Царским Селом). Тут Пьер Мятлев подал рапорт о болезни и уехал в Петербург. Как старший за ним офицер я принял командование лейб-эскадроном.
25 апреля пришли в Новгород. В четыре часа дня все офицеры собрались в Софийский собор на молебствие, отслуженное в присутствии Императрицы-матери по случаю проезда ее через Новгород. Утром следующего дня многие из наших офицеров, в том числе и я, поехали по озеру Ильмень в Юрьевский монастырь, где обедали у настоятеля архимандрита Фотия, благословившего всех нас, при отъезде маленькими образками. Мы долго и внимательно осматривали драгоценности, хранимые в этом монастыре.
4 мая были в Валдае, 8 в Коломне. Здесь нас застала печальная весть, что императрица Елизавета Алексеевна скончалась в маленьком городке Белеве.
После скучного и довольно затруднительного марша, 29 мая мы вошли, наконец, в Москву. Перед самым въездом к нам присоединился и выздоровевший Пьер Мятлев, таким образом, счастливо отделавшийся от полуторамесячного прескучного похода. Я встал опять перед моим 4-м взводом 2-го эскадрона.
На заставе встретил нас генерал-губернатор князь Голицын (Дмитрий Владимирович), и повел нас через город. На плацу перед Кремлем он пропустил нас мимо себя церемониальным маршем. После этого мы перешли Москву-реку и остановились на Донской площади, где для людей и лошадей были выстроены бараки и конюшни. Офицеры были размещены по близ лежавшим частным квартирам.
Я должен сознаться, что ни один город не произвел на меня такого грандиозного впечатления, как Москва и в особенности Кремль. Мне была отведена квартира на Лужницкой улице в доме купца Мухина. Мой брат Карл также прибыл в Москву с конно-пионерным эскадроном, и поместился в Покровских казармах. Мы часто посещали с ним проживавшего в Москве нашего старого друга, полковника Фитингофа и его жену, рождённую фон Мореншильд.
31-го, как я уже упомянул выше, мне была доставлена большая серебряная медаль в память погребения императора Александра I.
Моя квартира была очень красива, и при ней был хороший сад, из которого меня угощали великолепными сливами. Тем не менее, я в ней оставаться не мог, так как все окна квартиры смотрели на юг, и в комнатах стояла нестерпимая жара; особенно страдал я от нее ночью. Поэтому я переехал на Кузнецкий мост к купцу Толоконникову (на дворе у него был самый большой в Москве завод восковых свечей). Мне отвели несколько очень элегантных комнат.
Не имея возможности описать все то, что я видел в Москве, все гулянья, ученья, маневры, празднества, я ограничусь здесь только перечнем тех, на которых я лично участвовал:
3 июня народное гулянье в Марьиной роще; 6 июня народное гулянье в дворцовом саду; 13 июня крестины в Чудовом монастыре великой княжны Елизаветы Михайловны; 19 июня учение нашего полка перед великим князем Михаилом Павловичем, командиром сводного гвардейского корпуса.
Это учение мне особенно памятно, так как великий князь два раза вызывал меня к себе и благодарил за правильное направление моего взвода и отличное построение им фронта карьером, причем сказал: "у Каульбарса взвод ходит всегда, как в ящике".
21 июня в Петербурге было погребение скончавшейся императрицы Елизаветы Алексеевны.
27 июня, после развода, кавалергард Бетанкур (Альфонс Августинович) и я выполнили довольно опасное предприятие, а именно: мы влезли на самый высокий шпиц креста на Иване Великом по устроенным для иллюминации лесам. На самой вершине мы выцарапали наши фамилии посредством пряжки моих рейтуз. Слезать вниз было труднее, однако все обошлось благополучно.
11 июля я посетил имение графа Шереметева Останкино, где провел целый день. 22 июля, в день тезоименитства Императрицы-матери, было поздравление в загородном дворце. 24-го мой брат и я посетили шведского посланника графа Стедингка и обедали у него (впоследствии мы часто посещали его дом, где всегда были приняты самым радушным образом. Граф был друг детства нашего покойного деда в Швеции).
25 июля. Торжественный въезд Государя, Императрицы (Александра Федоровна) и Императрицы-матери в Москву. Последняя, ожидая приезда сына, жила в одном из имений графа Шереметева. Государь и Императрица, тоже уже несколько дней тому назад, прибыли инкогнито в Петровский дворец.
Конная гвардия, как старейший русский кавалерийский полк, по церемониалу имеет всегда свое место на коронациях и всех процессиях. Поэтому и на этот раз наш дивизион участвовал в процессии. Мы выстроились у Петровского дворца и вместе с процессией двинулись вперед.
Место Государя было как раз за командуемым мною 4-м взводом 2-го эскадрона. Государь пропустил мимо себя начало кортежа и лишь когда прошел наш дивизион, поехал со всею свитой на указанном ему церемониалом месте - за 2-м эскадроном нашего полка.
Дул сильный ветер, погода была неприятная, пасмурная. По всей дороге от Петровского дворца до Кремля полки стояли шпалерами по левой, подветренной ее стороне. Правая была предоставлена зрителям. Последние, в числе нескольких сот тысяч человек, не стояли спокойно на местах, a перебегали с места на место, чтобы лучше видеть, и толкали друг друга.
При этом подымали ужасную черную пыль, которую сильный ветер относил прямо на Государя и на процессию. Мы были покрыты таким толстым слоем пыли, что трудно было узнать масть лошадей и цвет мундиров.
Лица всех, не исключая и Государя, были совершенно черные, из них только выделялись белки глаз. Государь останавливался у каждой церкви, где был встречаем духовенством и окропляем святой водой. Можно себе представить, какой вид имело его лицо, когда вода смешивалась с пылью!
Это крупное неудобство можно было предотвратить, поставив кавалерию с другой стороны, а публику с подветренной. Конечно, никто об этом и не подумал. Таким образом, дошли мы до Кремля, где Государь остался, но уже на другой день переехал с Императрицей в дом графини Орловой. Этот дом был расположен на окраине города в чудном саду и представлял собою более тихое и здоровое место жительства, чем Кремль. Здесь караулы исключительно нес только один Кирасирский полк.
Офицерское же дежурство несли ротмистры всей гвардейской кавалерии. Несколько раз очередь доходила и до меня. По приезде Императорской семьи начались празднества за празднествами.
19-го, 20-го и 21-го оба наших эскадрона разъезжали по городу с герольдами для объявления по церемониалу о предстоящем 22-го августа короновании. Езда с утра до вечера с герольдами по улицам очень утомила людей и лошадей, тем более, что мы только что возвратились с двухдневного маневра.
Наконец, настал и день 22-го августа. Вся церемония коронации столько раз описана и всем известна, что я опишу только то, что лично меня касалось.
При входных дверях церкви стояли часовыми два кавалергардских ротмистра, а при выходных - два ротмистра конной гвардии; один из них я. Я имел возможность следить за ходом церемонии. По случаю коронации город был великолепно иллюминован, в особенности Кремль, который множеством освещённых башен и башенок производил феерическое впечатление.
Иван Великий был похож на гигантское пальмовое дерево. Иллюминация продолжалась три дня.
26-го августа состоялось принесение поздравлений Их Величествам; 27-го августа принесение поздравлений Императрице-матери и вечером bal paré в Грановитой палате; 28-го бал у сардинского посланника графа де Бриньоле-Сале; 1-го сентября маскарад в Большом театре в присутствии Императорской фамилии; 3-го сентября большой парад всем войскам (60000 чел.).
В этот же день московское купечество дало блестящий обед на 800 кувертов Императорской семье и всем офицерам. Обед был сервирован в экзерциргаузе, как самом просторном помещении в Москве.
Манеж был разделён на три части; первая была убрана тропическими растениями, образовавшими беседки, бесконечным числом столиков, обставленных всевозможными водками и закусками.
Вторая часть, освящённая многими тысячами восковых свечей представляла столовую. В третьей части помещались кухни, буфеты и т. д. Все было великолепно и блестяще убрано и устроено. Говорят, этот обед обошелся около 80 тысяч рублей ассигнациями. К сожалению, к концу обеда жара была нестерпимая.
6 сентября дворянство Московской губернии давало Императорской семье великолепный бал в своем чудном зале; 8-го сентября коронационный бал у герцога Рагузского, на котором до 6 часов утра подавалось три ужина, один за другим; 9-го спектакль-гала в Большом театре; 10-го коронационный бал у герцога Девонширского; 12-го сентября коронационный бал у князя Юсупова. Ужин сервирован в театре.
13-го сентября спектакль-гала для всех офицеров и 4000 солдат; 16-го сентября народное гулянье на Девичьем поле; 21-го сентября император Николай I подарил прусскому королю несколько лошадей. В числе офицеров, назначенных для передачи их, был и мой брат Карл.
В довершение всех коронационных празднеств, 22-го числа был большой фейерверк, во время которого, в каждом антракте был пускаем букет из 10 тысяч ракет сразу. В конце фейерверка был пущен букет из 64 тысяч ракет.
Было много приглашенных, и 8 гвардейских ротмистров были назначены для того, чтобы проводить дам, по цвету их пригласительного билета, на назначенные им места. В этот наряд попал и я. Мы страшно устали. Несколько часов подряд приходилось подниматься и спускаться по великолепно освещённой парадной лестнице кадетского корпуса, с балкона которого Императорская семья и все приглашённые дамы любовались фейерверком.
Возвращавшуюся домой публику ожидал еще сюрприз. Государь, не предупреждая никого, приказал еще раз осветить Кремль еще грандиознее, чем в предыдущие вечера. Нельзя было оторвать глаз от этого зрелища.
Я не в состоянии описать всех обедов, вечеров и балов в частных домах, но не могу не вспомнить дома вдовствовавшей генеральши Кологривовой, в котором брат и я были приняты, как родные.
Как все имеет свой конец, так и для нас наступила пора покинуть гостеприимную Москву, 9-го (октября) 1826 года мы выступили. 4 месяца и 40 дней прошли, как сон. Наш дивизионный командир Владимир Апраксин получил отпуск и остался в Москве, а командир 2-го эскадрона полковник Цынский принял командование над дивизионом. Я вел вместо него 2-й эскадрон.
Обратный путь был крайне затруднителен, постоянные дожди, иногда снег, бури и холод сильно утомляли людей и лошадей. Пользуясь остановкой на несколько дней в Новгороде, я съездил в военные поселения и посетил там своих старых друзей Егора Петровича фон Швенгельма и генерала Карла Антоновича Криденера.
17-го ноября, во время солнечного затмения, мы вступили в Петербург. Великий князь Михаил Павловича, встретил полк у Московской заставы. Это лето, благодаря пребыванию в Москве на коронации, принадлежит к интереснейшему периоду моей жизни.
Другие публикации:
- Пишу вам среди ужасающего бедствия, так как мы в Зимнем дворце как на корабле (Из писем императрицы Елизаветы Алексеевны к матери (Амалия Гессен-Дармштадтская))
- Церемониал выноса тела императрицы Елизаветы Алексеевны в Белёве (Копия с рескрипта императора Николая I кн. П. М. Волконскому, 9 мая 1826 года)
- Мы встречали тело императрицы Елизаветы Алексеевны в Чесме (некоторые обстоятельства смерти ее императорского величества Елизаветы Алексеевны)