— Привет, Малинка, — голос Светлова звучит теперь по-другому, совсем не так, как до этого, в коридоре. Неуверенно, более проникновенно, что ли… Но все равно Машка вздрагивает и пугается чуть-чуть.
И смотрит в отражение оконного стекла на здоровенную фигуру в камуфляже, намертво закупорившую выход из кабинета.
Машка почему-то настолько теряется и волнуется, что пару секунд всерьез раздумывает над идеей десантироваться отсюда при помощи окна.
Но Светлов не делает больше никаких движений, просто стоит, просто смотрит…
И Машка, собрав все мужество, поворачивается, успевая надеть на лицо выражение удивления и легкого интереса.
— Привет, Саш, — она не пытается притворяться, что не узнала его, это уж как-то совсем по-детски выглядело бы. — Как узнал?
— По запаху, — усмехается он, странно очень, одновременно хищно и печально, — малиной пахнешь.
Где он умудрился унюхать малину, учитывая смешение на медицинской форме больничных запахов и полноценного восьмимартовского рабочего дня, остается загадкой. И Машка не собирается ее разгадывать. Пожимает плечами, малина, так малина…
— Как дела у тебя, Саш? — спокойно интересуется она, стремясь сохранить вежливо-нейтральный тон.
Они просто бывшие одноклассники… И один раз любовники. Это не обязывает ее кидаться ему на шею и вообще вести себя… как-либо по-другому.
— Неплохо, — задумчиво скользит он взглядом по ее фигуре, от рабочих тапочек до шапочки, и Машке невольно хочется поправить одежду, потому что внезапно ощущает себя… Ну, слегка неодетой, скажем так. Может, пуговицы где расстегнуты? — А ты? Давно в городе?
— Уже год, — отвечает Машка, не задавая глупых вопросов о том, откуда он знает, что ее не было в городе. Судя по форме, возможности найти нужного человека у него есть… Но вот зачем искал, интересно? — А ты?
Она интересуется наугад, просто зеркаля его. И неожиданно угадывает.
— Я три месяца назад приехал, — Сашка, наконец, отлипает от косяка, шагает внутрь помещения и закрывает за собой дверь.
Машка в легкой панике смотрит на единственный путь отступления, неожиданно ощущая себя очень шатко и неуверенно.
Не то, чтоб она боялась Сашку, чего его бояться, но вот как-то все… Странно… И как вести себя, непонятно. Не готова она сейчас к этому всему! Просто не готова! После полного рабочего дня, да еще и дежурство продолжается же, запросто в любой момент тут может стать горячо… И общаться со своим внезапно вылезшим прошлым… Блин, чертово Восьмое! Хоть в анабиоз впадай в этот день, чтоб минимизировать проблемы!
— Откуда? — машинально задает она вопрос, наблюдая, как Сашка приближается, и нервничая по этому поводу. Зачем он идет? Что хочет?
— Из командировки, — коротко отвечает он, чуть притормаживает в шаге от нее, словно решает, надо ли ближе или нет. И, в итоге, сокращает расстояние…
Машка невольно задирает подбородок, чтоб смотреть ему в лицо.
Сашка высокий, просто очень высокий, не меньше метра девяноста, а то и двух, и плечи широченные, едва в проем двери поместился… И сейчас он закрывает ее полностью, весь мир собой заслоняет.
Стоит и смотрит, и ноздри чуть подрагивают. Словно реально принюхивается, чувствует запах… малины?
Машка понимает, что надо что-то говорить, наверно… Но слова не идут. И взгляда оторвать от его лица невозможно. Он так близко, что видно каждую морщинку у глаз, странные, светлые они, эти морщины, словно щурился много на солнце… В командировке был… Где много солнца даже три месяца назад, зимой… И небритость, небольшая, но конец дня, а он, наверно, брился утром… И губы обветренные, жесткие даже на вид. И хочется провести по ним пальцем, проверить, насколько они твердые…
— Малинка, — шепчет он, так тихо получается, интимно даже, что сразу в голове флешбеки их единственной ночи, когда так же шептал, уговаривал, ласкал…
Машка с легкой оторопью ощущает, как внутри все поднимается, словно тело само по себе откликается на немой призыв… Это странно, незнакомо даже. И не было никогда такого… Верней, было… В их с Сашкой двадцать…
— Малинка… — хриплый голос царапает по сердцу, и Машка закусывает губу, сдерживаясь и лихорадочно пытаясь придумать, что сказать, что сделать… Чтоб побороть в себе очень даже неприличное желание подтянуться положить руки на эти широченные плечи и попробовать на вкус твердые губы. Попробовать сделать их мягче…
А затем Сашка поднимает руку и стягивает с ее головы шапочку. Машка на миг зажмуривается, потому что пальцы, твердые, шершавые, мимоходом, легко касаются щеки… И это воспринимается лаской. Острой, на грани возможного.
Сашка что-то еще делает с ее головой , и через мгновение Машка ощущает, как освобождаются волосы из пучка, рассыпаются по плечам… И как Сашкины пальцы неожиданно нежно для таких жестких, царапучих, зарываются в ее уставшую за день работы гриву, мягко массируют кожу головы. И это так божественно, что она не может больше сдерживаться, тихо стонет, податливо склоняясь так, чтоб Сашке было удобней.
И не сопротивляется, когда он тянет ее ближе к себе. В его руках неожиданно хорошо. Это как долго бродить где-то, в чужом краю, а затем вернуться домой… И запустить босые ступни в пушистый ковер у кровати…
— Малинка… — шепчет он, обжигая горячим дыханием губы, и это безмолвное требование, приказ, которому Машка подчиняется. Раскрывает рот и с восторгом ощущает, как он прикасается. Нежно-нежно, осторожно, словно пробуя.
И губы у него твердые, да… Такие настойчивые… Пожалуй, настойчивей, чем она запомнила… И в то же время — более умелые… Научился за эти годы…
Мысль эта не вызывает негатива, в конце концов, Машка тоже не монашкой жила… Но все прошлое сейчас почему-то воспринимается далеким-далеким и совершенно ненужным… Словно сон был. А настоящее, реальное — вот оно. Сейчас.
Сашка усиливает напор, целует все грубее, жестче, его большие ладони обхватывают ее за талию, чуть приподнимают, чтоб удобней было целовать, Машка ощущает, что ноги не касаются пола, что она просто висит в его руках, и это почему-то вызывает дикий восторг, руки сами тянутся обнять его за шею, легко царапая короткими ногтями по затылку, Сашка сдержанно рычит ей в губы, но не прекращает целовать, наоборот, только распаляется все сильнее.
И это просто упоительное ощущение, Машка теряет полностью связь с реальностью, и нет в мире больше ничего, кроме этого большого, грубого мужчины, опять, в который раз, сделавшего проклятый праздник Восьмого марта незабываемым…
— Мария Дмитриевна, там опять… Ой… — Леночка залетает в кабинет, тормозит на полном ходу, — простите…
И выбегает за дверь.
А Сашка, прекратив целовать Машку, но не прекратив держать на весу, только усмехается и зарывается носом в ее волосы:
— Черт… Малинка… Офигеть…
Машка не отвечает, хотя с его определением ситуации полностью согласна. И даже, может, и грубее можно сказать… Но не нужно.
Она держится за его шею, вися послушной тряпочкой в тяжелых, властных руках, и ощущает себя невероятно счастливой и защищенной.
И не хочется его отпускать. Он ведь… Он может выйти сейчас за порог и не вернуться… И окажется, что его и не было, а все, что произошло, просто ее сон, результат временного помрачения рассудка…
И Сашка, похоже, чувствует то же самое, потому что отпускать ее вообще не торопится, сжимает, водит носом по шее, покрывая чувствительную кожу мелкими, царапучими поцелуями… И это так морозно-сладко, что Машка только ежится счастливо…
— Мария Дмитриевна, — пищит из-за двери деликатная Леночка, — там вы срочно нужны…
Машка выдыхает, смотрит на Сашку:
— Мне надо идти.
— Когда заканчиваешь? — хрипло интересуется он, не торопясь отпускать.
— Утром, в восемь.
— Хорошо… Я тебя встречу.
Это сказано таким командным, безапелляционным тоном, что от любого другого и в любой другой ситуации Машка бы обязательно взбрыкнула. Но сейчас она только выдыхает и кивает.
— Номер телефона твой.
Сашка отпускает ее, напоследок скользнув губами по шее. Машка вздрагивает, скрывая прыгающие по коже мурашки, тянется за телефоном, смотрит вопросительно, и Сашка диктует ей цифры.
Машка делает дозвон, смотрит, как он принимает, сохраняет. И опять смотрит на нее. Темным, горячим взглядом.
— Даже не надейся, что в третий раз у тебя это получится, — коротко и с легкой угрозой говорит он.
— Что? — удивленно поднимает она брови, слегка кокетничая, потому что всем все понятно, естественно.
— Исчезнуть…
Он не выдерживает, опять тянется к Машке, подхватывает ее, и она с готовностью позволяет ему поцеловать себя. Коротко, невероятно жадно и с обещанием.
— Мария Дмитриевна… — голос Леночки извиняющийся, но очень настойчивый.
— Иду!
Машка спешно собирает волосы в гульку, пристраивает шапочку и маску, пряча натертые, зацелованные губы, и, бросив взгляд на невозмутимого Сашку, идет к двери.
Там Леночка, смущенно переминающаяся с ноги на ногу, с облегчением выдыхает и , поглядывая на молча стоящего за спиной Машки здоровенного мужчину, принимается быстро тараторить про очередного пациента.
Машка кивает, изо всех сил делая вид, что все штатно, нормально, и то, что она целовалась на рабочем месте с посторонним военным, вообще в рамках.
Она выходит в коридор, Сашка тяжело топает за ней.
У кабинета первичного приема опять очередь, и Машка вздыхает. Восьмое, оно такое Восьмое… Хороший праздник…
Она поворачивается к Сашке, слегка смущенно, не зная, как себя вести, что говорить. Поцеловать? Кивнуть? Сказать “до свидания”?
Сашка решает эту проблему, улыбнувшись и кивнув на прощание:
— До утра, Малинка.
Разворачивается и уходит, а Машка с полминуты смотрит вслед, на его широкую, ровную спину, и мысли у нее… Сумбурные и странные.
Но из кабинета доносятся голоса, и Машка, встряхнувшись, идет работать. До конца смены еще далеко.
Если выдастся свободная минутка, она обязательно подумает о непонятных происках судьбы, постоянно сталкивающей ее с Светловым именно Восьмого марта. Что-то же это должно обозначать?
Утром она сдает смену Макару, судя по похмельному лицу и выхлопу, удачно отметившему праздник с семьей.
Улучив момент, когда они остаются наедине, Макар дарит ей коробочку с украшением.
Машка удивленно смотрит на любовника:
— Ты чего это? Жене не подошло, что ли?
И, по недовольно сжавшимся на миг губам, понимает, что прямо в точку попала.
Отдает ему коробочку:
— Спасибо, не ношу браслеты.
— Ну, Манюнь… — он тянется к ней губами, — злишься? Ну не мог я вчера никак…
Машка уворачивается, насмешливо поднимая бровь в удивлении:
— Да с чего ты взял, что я злюсь?
— Не злишься? — обрадованно и с облегчением говорит Макар, — давай тогда кабинет закроем… На пять минут… Я тебя по-другому поздравлю…
— Ого, — Машка идет к двери, стягивая по пути халат и шапочку, — целых пять минут…
— Можно и десять, — обиженно бубнит Макар, топая следом.
Машка открывает дверь, поворачивается к нему:
— Пока, Макар.
— Я наберу вечером, — говорит он, но Машка только головой качает:
— Не стоит, Макар. Тебя дома жена ждет.
— Ну, Маш… — он выходит следом за ней из кабинета, — ну ты чего?
— Ничего, прощай, Макар, — отвечает Машка, заходит в ординаторскую, быстро накидывает пальто и переобувается.
Макар все это время стоит в дверях и смотрит на нее.
— У тебя кто-то появился? — проницательно спрашивает он, и Машка пожимает плечами.
— Возможно…
— Маш, — Макар идет к ней, пытается обнять, — ну не дури… Я понимаю, ты расстроилась, но что я могу сделать? Я же говорил, что , как только младший пойдет в первый класс…
— Боже, Макар, ну хватит уже, — не выдерживает МАшка, — я у тебя никаких обещаний не выпрашиваю, успокойся. Просто ухожу.
— Кто-то все же появился, — кивает Макар, — и давно?
Машка поднимает брови, удивляясь прозвучавшей в его вопросе ноте ревности, качает головой и выходит из кабинета.
Макар идет за ней, что-то спрашивая, уговаривая, и Машку эта ситуация до странности поражает. Что это с ним? Нет, не то,чтоб они договаривались о совместном будущем… У Машки никогда даже мысли не мелькало, увести Макара из семьи, зачем ей это? Она и в отношения, верней, недо-отношения эти влипла по чистой случайности. И продолжала их, потому что удобно… А теперь как-то все пошло кажется, глупо…
Сашка Светлов, гад, появился в жизни и… Все…
Машка ускоряет шаг, в голове шарашит искрами мысль, что сейчас она выйдет за порог… А там нет Светлова… И… Что она будет делать? Будет звонить? Узнавать?
Наверно, нет…
В конце концов, это будет классная месть с его стороны… Она два раза его кинула же…
Она выходит на крыльцо, не слыша уже слов Макара, которые он кидает ей вслед, ощущает себя бабочкой, вырвавшейся из кокона, потому что на улице — ослепительный весенний день, солнце льет буквально с неба лучи, заставляя на мгновение зажмуриться.
Еще холодно, лежит снег, но совершенно по-весеннему пахнет влажный воздух, и орут птицы, словно с ума сойдя от солнца и предвкушения тепла.
Машка невольно улыбается, подставляя лицо лучам и влаге. Весна. Она выжила. Именно так это ощущается, новой жизнью, совсем другой, не похожей на прежнюю…
Светлов появился вовремя. Даже если он больше никогда не придет, не позвонит…
— Малинка!
Машка не успевает додумать немного грустную, но наполненную чем-то удивительно светлым, мысль, открывает глаза и видит Сашку, невероятно легко для своей комплекции забегающего по ступенькам крыльца к ней навстречу.
В руках его букет весенних тюльпанов, свежий и изящный.
— Пришел? — выдыхает она, словно не веря своим глазам.
— Я и не уходил, — пожимает Сашка плечами, — я, конечно, тот еще тупарь, но все же третий раз лажать, даже для меня перебор… Больше я с тебя глаз не спущу, Малинка. Попала ты. На. — И протягивает букетик, немного забавно смотрящийся в его грубой лапе.
Машка, которой таких слов не говорили никогда, понимает, что почему-то их ждала… Так странно. Она его по-прежнему мало знает, но никакого протеста внутри не возникает.
Ждал. Караулил… Какой…
Она принимает цветы, думая, что их ей не дарили уже очень давно, даже и не вспомнить, когда в последний раз, улыбается еще шире и ощущает, как сердце начинает стучать радостно, с унисон с счастливым ором птиц, празднующих начало новой жизни.
Сашка сует ей этот букет, одновременно подхватывает на руки и целует, так горячо и откровенно, что сразу становится жарко под пальто. Машка, неловко обхватив его одной рукой, чтоб не помять цветы, прижимается теснее.
И невероятные эмоции, совсем не похожие ни на какие прежние, охватывают ее.
Тут и облегчение, что пришел, не обманул, и предвкушение, ведь дальше что-то будет… И это что-то определенно будет со знаком восемнадцать плюс, очень уж у Сашки губы настойчивые и взгляд властный. И невероятная радость от происходящего, Машке нравится, так нравится все!
Она опять чувствует себя двенадцатилетней девочкой, идущей с первого в жизни школьного вечера. И позади тяжелый вечер… А впереди… Впереди горящий взгляд влюбленного в нее мальчишки, его шепот: “Твои губы, как малина”, выскакивающее из груди сердце…
И целая жизнь. Хорошая жизнь.
Ведь весна же, ведь праздник.
Разве может быть по-другому?
Конец.
Содержание:
***
Если вам понравился рассказ, рекомендуем почитать эту книгу:
«Чужой ребенок», Мария Зайцева
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Оформите Премиум-подписку и помогите развитию Бумажного Слона.
