Глава 21
– Дмитрий Сергеевич, вас сегодня выпишут, – рано утром во время обхода Наташа обрадовала своего нового пациента, мужчину 60 лет, человека улыбчивого и приветливого в отличие от того, кто страдал от рака простаты и не хотел допускать интерна лишь потому, что ещё до попадания в больницу видел её в журнале. – Как самочувствие?
– Неплохо, – ответил больной. – Только кишечной непроходимости больше не надо.
– Правда? – пошутила Наташа. – У нас люди постоянно её просят. Вам удаётся подавлять тошноту? И мой коронный вопрос. Сегодня стул был?
– Я не уверен, – ответил Дмитрий Сергеевич.
– Вы должны знать, – заметила интерн. – Газы отходят?
– Да.
– На самом деле? Если я принесу детекторы лжи…
– Нет. Знаю, мне не стоит лгать. Я учился в мединституте, – признался пациент.
– Вы учились в мединституте?
– Да, ушёл с последнего курса, – сообщил Дмитрий Сергеевич. – Слишком много времени это отнимало, я чуть не развёлся.
– Ого.
– Теперь я провожу исследования и живу полной жизнью. У меня есть семья, – улыбнулся мужчина. Не обижайтесь.
– Нет, всё в порядке, – ответила Наташа. – Я верю, что можно получить и то, и другое.
– Возможно. Но для вас всегда будет важнее ваш пациент, – заключил Дмитрий Сергеевич.
Юмкина улыбнулась ему на прощание и вышла. В коридоре мимо неё прошёл доктор Михайловский, и девушка шестым чувством угадала, что он остановился, обернулся и провёл по ней сверху вниз заинтересованным взглядом. Потом прошёл дальше к регистратуре. В руках у него были два стаканчика с кофе. Один врач поставил на стойку перед Мариной Спиваковой, которая в это время корпела над бумагами.
Увидев этот маленький знак внимания, интерн медленно подняла голову, посмотрела на Дмитрия Петровича. Никогда прежде не бывало подобного в их рабочих отношениях. А тут вдруг… Он уловил её изумлённый взгляд. Сделал большой глоток, глянул на Марину и сказал, пожав плечом:
– Просто кофе.
– Спасибо, – недоверчиво ответила Спивакова. У неё было полное ощущение, что под этим простым знаком внимания скрывается какая-то засада. Ну с чего бы доктору Михайловскому, привыкшему гонять своих интернов в хвост и в гриву, становиться таким добреньким?
– Ладно, – сказал врач и ушёл.
Марина взяла стаканчик с кофе. Опасливо поднесла к губам, отпила немного. Вкусно! Она и не заметила, как доктор Михайловский выглянул из-за угла. Заметив, как интерн взяла его маленькое подношение, хитро улыбнулся. Так, как делает опытный дрессировщик, когда заметил, что подопытный зверь взял приманку. Пусть он пока ещё слишком боится, но начало положено.
***
– Это называется процедура спагетти. Мы надрезаем и выпускаем буллы, чтобы слегка подстегнуть лёгкое, – сказала доктор Осухова, комментируя свои действия во время операции. Всё это время интерн Марципанов стоял рядом, внимательно глядя на монитор.
– Наталья Григорьевна, – привлёк её внимание доктор Шварц. – Видите?
– Что именно?
Адриан Николаевич показал на нечто чёрное, липкое.
– Боже мой, – произнесла Осухова, ужаснувшись.
– Надо вскрыть, – решил завотделением. – Я вытаскиваю трубку.
– Вы слышали? За дело! – сказала Наталья Григорьевна, ускоряя работу бригады.
– Свет. Нож на десять, – распорядился Адриан Николаевич.
– Держите, – протянула инструменты медсестра.
– Ранорасширитель.
– Ранорасширитель. Губка.
– Скальпель готов? Полотенце.
– Вот.
– Спасибо.
– Рёберный расширитель, – сказала Осухова.
– Отсос, – прозвучал голос Адриана Николаевича.
Виктор, стоя за спинами хирургов, старался ничего не пропустить. В следующее мгновение доктор Шварц подцепил то чёрное и потянул.
– Это полотенце?! – изумился Марципанов, узнав его в жуткой тряпке цвета смолы.
– Принеси поднос, – сказала ему Наталья Григорьевна.
– Откуда это?! – продолжил поражаться интерн.
– Полагаю, с операции пятилетней давности, – сухо заметил Адриан Николаевич.
– Вот до чего доводит безответственность, – жёстко сказала доктор Осухова.
После операции, шагая следом за Шварцем и Осуховой, Виктор успел поделиться страшным открытием с Мариной, которая из любопытства присоединилась к их шествию.
– Полотенце? – поразилась она услышанному.
– Плохо, – произнёс Адриан Николаевич.
– Она жаловалась на давление в груди, но её никто не слушал, – сказал Марципанов.
– Плохо для пациента, плохо для больницы, для всех плохо, – проговорил завотделением.
– Марина, найди файлы. Узнай всё про предыдущую операцию, – распорядилась Наталья Григорьевна. Кто был в операционной, кто отвечал за завершение. Виктор, оставайся с пациенткой, развлекай её. Ты Анне Максимовне понравился.
– Понял, как долго?.. Теоретически, я в шесть заканчиваю, – замялся Марципанов, поскольку знал прекрасно, что интернам обсуждать со старшими врачами вопросы типа «можно мне домой» категорически запрещено. Интерн, он навроде новобранца в армии. Обязан исполнять приказы, а когда у него будет личное время, так это одному Богу известно.
– Меня приглашают? – спросила Наталья Григорьевна.
– Что?
– Меня приглашают на вечеринку? – сухо поинтересовалась доктор Осухова.
– Ой… ну… да, да, – произнёс Виктор, не ожидав такого поворота. – Да, конечно…
Наталья Григорьевна на это ни слова не сказала. Развернулась резко и ушла.
Когда они остались вдвоём, Спивакова широкими глазами посмотрела на коллегу.
– Что я мог сказать? – развёл он руками.
Издав тяжёлый стон, словно слонёнка рожает, Марина тоже покинула Виктора. При этом на её лице читались в его адрес такие выражения, которые лучше не публиковать. Когда она проходила мимо регистратуры, там стояла Наташа Юмкина и говорила по телефону.
– Отлично. Четырнадцать упаковок, – сказала она в трубку. – Каких? Не знаю, разных.
К ней подошёл Двигубский и сказал льстиво:
– И пива. И пусть не забудут про орешки. Солёные.
– Я заказываю канцтовары, – ответила ему Наташа.
– Конечно, – не поверил Алексей и ушёл.
Когда он был уже далеко, девушка добавила собеседнику:
– Пива и орешки не забудьте. Лучше в семь, а не в пять. Как успехи? – последний вопрос был обращён к Дмитрию Сергеевичу, который шагал по коридору, придерживая стойку с капельницей.
– Если получится, на вечеринку пригласите? – поинтересовался он шутливо, направляясь в сторону туалета.
Наташа улыбнулась. Как же приятно всё-таки иметь дело с жизнерадостными пациентами. Она была рада ещё и тому, что ей не достался тот здоровяк с болями в спине, который сейчас громко стонал в соседней палате. Оказалось, что его пытался перевернуть на бок санитар, и мужчине стало жутко больно. К нему тут же прибежал доктор Шаповалов.
– Спокойно, мы о вас позаботимся.
– Где вы были? – страдальческим голосом спросил больной. В ярости, что интерн не выполнил его назначение, доктор отправился на поиски. Обнаружил Алексея в ординаторской. Он мирно сидел за компьютером. С порога Шаповалов прорычал на него:
– Когда я говорю поставь капельницу, ты должен это выполнять, без вопросов и рассуждений!
– За последние четыре месяца он побывал в семи больницах, – спокойно ответил интерн. – Настоящий наркоман.
– У него три поясничных наслоения! – парировал врач.
– Он наркоман. Мы не должны…
– Да, наркоман. Но ему на самом деле больно. А теперь хватит болтать и за дело. Поставь капельницу, – приказал доктор Шаповалов.
Когда интерн ушёл, он задумался. Ситуация в самом деле двоякая. С одной стороны, интерн прав. Они имеют дело с человеком, зависимым от сильнодействующих препаратов. Но виной тому не его желание словить кайф, а стремление избавиться от боли. Денису Дмитриевичу вспоминалась автобиографическая книга Михаила Булгакова «Записки юного доктора», в которой описывается похожая ситуация. Главный герой, чтобы не мучиться от боли, стал использовать одно вещество, которое едва не свело его в могилу.
Пока доктор Шаповалов думал, как быть, стоя в ординаторской, Виктор Марципанов пошёл исполнять поручение Мегеры.
– Мне сказали, внутри нашли полотенце, – слабым после общей анестезии голосом сказала Анна Максимовна.
– Кто вам сказал? – уточнил интерн.
– Хирург. Пожилой. Красивый.
– Доктор Шварц? Он завотделением, – заметил Виктор.
– Да. В прошлый раз кто-то забыл там полотенце.
– Да.
– Кто мог так поступить? Это же неправильно, – с обидой произнесла старушка.
– Конечно неправильно! – поддержал её Марципанов.
– Я жила с полотенцем внутри. Как такое могло произойти?
Интерн не нашёлся, что ответить. Потому просто промолчал. И пока он буквально, как велела доктор Осухова, развлекал пациентку, Марина спустилась в архив, чтобы отыскать следы той злополучной операции пятилетней давности. Когда нашла, сделала копию и отправилась на доклад к Мегере.
– Ну, и что теперь? – опасливо спросила Спивакова, пока старший врач внимательно изучала документы.
– Держи это при себе, – тихо ответила она, поскольку фамилия доктора, который ассистировал при той операции, а значит и завершал её, была им обеим слишком хорошо известна. – Пока не найдём выход.
Осухова помолчала, потом пристально посмотрела интерну в глаза и произнесла просящим голосом:
– Сделай это ради меня.
– Разумеется, Наталья Григорьевна, – ответила Марина, нервно сглотнув.
***
Без внимания со стороны доктора Шаповалова у меня ни один рабочий день не обходится. Отчасти я сама тому виной. Кто вчера принял его предложение после работы посидеть в кафе? Так, ничего особенного. Поужинали, расплатившись каждый сам за себя, потом прогулялись чуток по ночному Питеру, дальше я вызвала такси и вернулась домой. Зачем мне это понадобилось? Ну, мы же с ним всё-таки не чужие люди, у нас есть пусть и маленькое, но совместное прошлое. К тому же я не из тех девушек, которые забывают лицо мужчины, с которым провела ночь, на следующее же утро, не говоря уже об его имени.
– Ты здорова? – спрашивает Денис Дмитриевич, глядя на моё измученное лицо.
– Да, всё хорошо, – отвечаю.
– Уверена? Выглядишь странно.
– Всё нормально. Операция долго длилась.
– Давай поужинаем вместе, – предлагает доктор Шаповалов. – Ты мне обо всем расскажешь. Настоящие еда, официанты.
– Не могу, – говорю и ухожу, взяв карточки.
– Из-за вечеринки? – спрашивает он, заставляя меня остановиться.
– Ты знаешь про вечеринку? – удивляюсь.
– Там будут твои друзья, а мы можем побыть вдвоём, – звучит новая идея.
– Как ты узнал?
– Кстати, спасибо, что не пригласила, – усмехается Шаповалов. – Очень приятно. Подумай, идеальная возможность.
На телефон поступает сообщение. Смотрю на экран и бегу по коридору в палату, где после операции лежит Ольга Юрьевна. Когда оказываюсь там, внутри уже целая бригада.
– Что случилось? – спрашиваю.
– Грудина опухла, а потом потекла кровь, – отвечает медсестра. – Доктор Михайловский уже оповещён.
– Она умирает? – тревожно спрашивает муж пациентки.
– Уведите его отсюда, – входит Пётр Иванович и озвучивает это требование, чтобы не было посторонних. – Поддерживайте давление.
– Ясно, – отвечаю ему.
– Звоните в операционную, – поручает Михайловский медсестре. – Что произошло? Ей ввели препарат?
– По протоколу. Аллергии нет. Анафилаксии тоже. На гистамин не реагирует, – докладываю спешно.
– Последние показатели?
– Коагулограмма и тромбоциты стабильны. Даже гемоглобин стабилен. Всё нормально.
– Что же не так? – задаётся вопросом доктор Михайловский. – Поехали!
Но прежде чем каталку повезут в операционную, я признаюсь, испытывая муки совести:
– У меня порвалась перчатка.
– Что? – округляет глаза Пётр Иванович.
– В операционной. Я ногтем порвала перчатку. Возможно, я задела сердце.
– Везём её. Скорее, – потребовал старший врач.
Спешу за бригадой. Оборачиваюсь и вижу, как нас тревожным и задумчивым взглядом провожает муж Ольги Юрьевны. Вскоре мы уже в операционной.
– О чём ты думала? – спрашивает доктор Михайловский. – Ты могла сказать об этом, пока я её не зашил? У тебя была возможность. Отсос.
– Простите.
– А потом ты признаешься перед её мужем? – задаёт он новый вопрос, словно ножом в меня тычет. – Ты даже не знаешь, есть ли в этом твоя вина!
– Простите, – повторяю, как заведённая. Ну что мне ещё ему сказать?!
– Нашёл, – говорит доктор Михайловский и показывает мне пальцем: подойди. – Сюда. Вот. Посмотри на обрыв. Тут дело не в ногте. Стенки желудочка слабые.
Дверь в операционную открывается. Входит доктор Шварц. Вид у него суровый, у меня мурашки бегут по спине.
– Я только что разговаривал с мужем Ольги Юрьевны. К пяти у меня должны быть копии истории болезни его жены. Завтра утром вы оба будете беседовать со мной и с юристом. Надеюсь, вы сможете объяснить, что произошло. Врачи делают дырки в сердцах и оставляют полотенца внутри! Бардак! – произнёс он грозно и вышел.
– Ты вернёшься и поговоришь с мужем, – шепчет мне доктор Михайловский. – Всё расскажешь. И извинишься. Карьера под угрозой. Ты поняла, доктор Светличная?
Молча киваю. Ещё бы не понять!