Продолжаю цикл заметок, которые не столько о личностях в кактусоводстве и не столько об интересных кактусах (а не-интересных и не существует!), сколько о бесконечных аспектах и смыслах этого поразительного увлечения.
В этот раз взбалмошная субстанция – Память – подсказывает мне замечательный сюжет и замечательную личность: Маргариту Юльевну Генинг.
Небольшая дань гендерному сексизму: я довольно много общался с зарубежными кактусистами (любителями) и кактологами (профессионалами). И даже был членом Немецкого кактусового общества. Везде почти исключительно мужчины этим делом занимаются. Только у нас в кактусоводстве много женщин. Еще не раз они станут героинями этого цикла.
Все та же капризная Память избирательно, но очень четко показывает мне начало нашего с Маргаритой Юльевной знакомства. Просто как во сне вдруг оказываешься … и я вижу себя в тот осенний солнечный день в сказочном уголке старого Тбилиси.
Зато дату этой встречи я уже никак не спутаю/не забуду. И не благодаря Памяти, а потому что это было во время Первой (она же последняя и единственная) кавказской герпетологической конференции. То есть в 1983 г. – в исторических/архивных анналах записано.
Как раз в те годы у меня только закладывалась привычка при любом своем выезде, хоть в командировку – хоть по своим делам, хоть за границы – хоть по России, искать/находить возможность посетить заодно не только местные туристические достопримечательности, но притягательные объекты для моих специальных интересов, в том числе, уникальные кактусовые коллекции, ботанические сады, зоопарки.
С Маргаритой Юльевной получилось также: интересовался у тбилисских коллег и один из них поделился этим знакомством. Ну а я уже напросился в гости/посмотреть, уже не помню – то ли звонил, то ли предварительно написал.
И вот в тот день я проклинать устал, взбираясь по невозможно крутым и змеистым улочкам Старого Города и запутавшись отыскивать дом с заветным номером. И вдруг вопреки всякому здравому смыслу оказался прямо перед этим домом. И вот тогда день стал сразу чудесным-солнечным, а вся архитектура вокруг – невозможно прекрасной.
Наверное, и дом Маргариты Юльевны, и сад вокруг тоже были прекрасны. Но про это Память молчит. Потому что я сразу провалился в невероятную по тем временам кактусовую оранжерею.
Тут многое для меня оказалось впервые.
- Никогда до этого я не бывал и даже не видел частных кактусовых оранжерей – в Москве даже самые роскошные коллекции тогда были комнатными, в лучшем случае лето растения проводили в балконных парничках.
- Многих видов кактусов я не встречал в московских коллекциях – потому они были либо не-по-комнатному крупнорослыми, либо непривычного не-кактусового облика.
- Но даже хорошо мне знакомые кактусы здесь открывались неожиданными экземплярами: крупными, зрелыми (даже старыми), по-особенному выросшими – в теплице, да еще под горно-южным солнцем.
Открывшийся мне дивный мир кактусов Маргариты Юльевны разглядывать можно было бы бесконечно, но бесконечного разглядывания визит не предполагал. Да и сама владелица этого мира была не то чтобы достигнутой вершиной кактусоводства вполне уже удовлетворена (тем более конечно не пресыщена), но несколько отстранена. И легко было понятно отчего - у нее было два огромных увлечения: кактусы и … живопись маслом!
Все стены в доме были в картинах, написанных М.Ю. Генинг.
И тут нужно отметить принципиальное различие: увлечение кактусами может выйти на определенное «плато» и на нем оставаться/поддерживаться неопределенно долго, а вот с творческой живописью не так (если конечно вы не рисуете шаблонные картинки на продажу у метро) – тут находишься в постоянном поиске и в муках творчества (впрочем, сам пока не художник -сужу об этом со стороны). И потом, выращивание каждого коллекционного кактуса – постоянный и непрерывный процесс, с картиной же иначе: закончил, подписал, - и вот она уже исторический замерший артефакт. А со следующей все надо начинать заново.
В своем общении с кактусистами я потом еще не раз сталкивался с поразительными личностями, совмещавшими любовь/понимание кактусов с изобразительным творчеством. Что-то явно есть сопряженное в этих двух незаурядных ипостасях, какая-то синхронная одаренность.
Так вот, у Маргариты Юльевны на том этапе ее жизни явно превалировала тяга к живописному самовыражению.
Картины ее наверняка следует относить к наивному искусству, и мне они были совсем не близки. Но нужно отдать им должное: сочно-красочные, обильные жизненными деталями, с однозначными сюжетами.
Увы, фотографий я тогда не делал, а репродукций не нашел (как не нашел сейчас вообще никаких упоминаний о М.Ю. Генинг). Но одну картину вижу отчетливо, как сейчас (удивительная она, Память): по каменистому ущелью едет мексиканский всадник, а над ним, на кромке стены ущелья, высится канделябр огромного столбовидного кактуса. Всадник маленький, лошадь под ним - пропорционально – еще меньше, сомбреро огромное, каменистая стена ущелья – жуткая, но над всем довлеет и реет именно кактус, огромнее и жутче всех. Может быть – именно наивный стиль, но может быть – вполне мировозренческий посыл и продуманная гипербола, - кто знает: я же не картиновед.
И вот же жизнь замечательных/незаурядных людей: Маргарита Юльевна как-то присылала в Москву свои кактусы – на выставку. И в Москву же на выставку – другую! – привозила свои картины.
В один из таких приездов они с мужем были в гостях и у меня, хотя конечно куда моей тогдашней коллекции до ее, тогдашней.
Упущение какое: еще ни слова не написал про ее мужа. Он не писал картин и не увлекался кактусами – да я и не знаю, чем он занимался по жизни. И имени его не вспомню. Но не забуду, с каким восторгом и почтением он относился к своей супруге и ее увлечениям, с какой гордостью. Он и один приезжал в Москву – догадайтесь, зачем? За багетами для картин Маргариты Юльевны!
Бурные события в период распада СССР прервали наши с Маргаритой Юльевной Генинг контакты, и я ничего не знаю ни о ее судьбе, ни о судьбе ее уникальной коллекции, ни о галерее ее полотен.
Но возвращаюсь к ее кактусам. Одно из самых впечатляющих впечатлений на меня произвел совершенно невероятный кактус, в просторечье – «Рука негра». Конечно, он мне был знаком – всякий, кто интересовался кактусами не может не знать о нем или забыть. Но до этого я видел лишь крошечные экземпляры, привитые на другие кактусы. А в углу теплицы Маргариты Юльевны красовался прямо-таки здоровенный куст. Не вспомню сейчас, был ли он привит. Наверное, да. Центральные ветви были подвязаны к опоре. А во все стороны змеились, топорщились и даже - опадали бесчисленные разнокалиберные побеги, которые я привык считать чуть ли не штучными драгоценностями кактусового мира. Опавшие кусочки самоукоренялись тут же в горшке, как у самой банальной маммиллярии. И одну такую укорененную веточку я получил в подарок.
До сих пор не представил его названия, но еще немного терпения. Потому что вопрос с названием неоднозначный. Как и сам этот кактус.
Каждый кактус по-своему удивителен, интересен и своеобразен. Все они – пришельцы из Космоса. Но есть среди них и совершенно особенные, которые сами пришельцы в кактусовом мире. Наш герой – из таких.
Кактусовая он невозможность – один из самых парадоксальных, на других не похожих кактусов. И его не-научные названия странные: «Рука негра», «Пальцы мертвеца», «Опунция-гриб» (невольно вспомнишь чудесную мистификацию двух Сергеев – Курехина и Шолохова про то, что Ленин был грибом).
Ну да, строго-ботанически говоря, это – опунция. Но самая странная и загадочная. Никакой это не куст/дерево с ветками из лепех, игловидными колючками, коварными крошечными глохидиями и рудиментарными листиками. Никаких лепех или других явных сегментов, никаких колючих колючек, никаких глохидий. Листочки, сохраненных Эволюцией, микроскопически незаметны. Только крупные желтые цветки с небольшим числом листков околоцветника однозначно указывают на принадлежность к опунциям.
Описанная еще в первой половине XIX века, опунция клавариоидес, Opuntia clavarioides, долго оставалась не только удивительной и странной, но чрезвычайно редкой. Неопределенность существовала даже в представлениях о месте естественного произрастания вида – называли и Чили, и Мексику, в действительности же это – аргентинская опунция. Мало кому из специалистов удавалось увидеть ее цветущей. Так, классики кактологии Н. Бриттон и Дж. Роуз в своем 4-томном труде признаются, что сами никогда не видели цветка этого растения и приводят его описание по другим публикациями. Тот факт, что это растение зацвело 15 июня 1896 года в коллекции некоего аптекаря Капелле, был, очевидно, настолько сенсационным, что упоминается в старых научных монографиях.
Все необычно у этой опунции. И округло-цилиндрические стебли, непредсказуемо ветвящиеся и причудливо изгибающиеся; то длинные, тонкие, нередко расширенные на концах, то разрастающиеся наподобие петушиного гребня, то образующие бесформенные вздутия. И окраска побегов: шоколадно-коричневая – ничего зеленого. И практически гладкая поверхность стебля – никаких характерных для цилиндрических опунций бугорков. И крошечные ареолы-крапинки, густо покрывающие этот кактус. И совсем незаметные красноватые листочки на молодых побегах (у других опунций листья хоть и редуцированные, но все-таки хорошо заметные). И почти ненастоящие колючки, такие мелкие и тонкие, что их даже не видно почти: эту опунцию – пожалуй, единственную – можно безбоязненно брать голыми руками.
А еще у нее огромный реповидный корень – нечастое приспособление среди опунций, у которых обычно корни очень длинные и сильно разветвленные.
Опунция клавариоидес носит запоминающееся американское название – «Рука Негра», очевидно, отражающее сходство удлиненных побегов с пальцами чернокожей руки. Но, наверное, возможна и другая интерпретация: на замечательном ботаническом рисунке аргентинского профессора К. Кастелланоса изображено растение данного вида с хорошо развитым корнем, который удивительно похож на темную кисть с согнутыми пальцами.
Строго говоря, опунция эта – геофит. То есть живет и сохраняется в основном в земле – на поверхности появляются лишь небольшие концевые побеги – чтобы зацвести-оставить потомство и немного пофотосинтезировать. При этом едва пробивающийся из-под земли кусочек кактуса от поедателей защищают не колючки, а незаметность – мимикрия под окружающую поверхность. Отсюда такая необычная окраска и фактура.
Облик этого миниатюрного кораллообразного кактуса настолько необычен, что он всегда привлекал внимание коллекционеров. Но парадоксальным образом интерес к опунции клавариоидес у ее владельцев обычно довольно быстро угасает. Конечно, вначале этот своеобразный кустик (как правила, привитый на интенсивно растущий подвой) радует и порождает оптимистичные ожидания: какой же красивой станет малышка, когда подрастет! Но ожидания эти не оправдываются. «Малышка», обычно, действительно, растет, особенно, если удачно привита, но ее очарование постепенно исчезает. Это пока у опунции побегов совсем мало, она выглядит изящной и обаятельной. Но, разрастаясь и увеличиваясь в числе, бессистемно изгибающиеся и свисающие ветви различной формы и размеров создают совсем неорганичный, какой-то всклоченный и неряшливый куст. Хотя опунция клавариоидес считается миниатюрной, ее густые кусты могут достигать высоты 40 см! При этом ювелирная оригинальность отдельных побегов и ветвей становится совершенно незаметной. К тому же, как и большинство карликовых кактусов с огромными реповидными корнями, эта опунция довольно капризна. Поэтому ветви старых растений нередко местами засыхают, покрываются пятнами. В общем, зрелые экземпляры этого вида разочаровывают. К тому же лишь неисправимые оптимисты надеются дождаться их цветения. В результате кактусисты, если и сохраняют этот кактус в своих коллекциях, то обычно периодически возобновляют его из черенков, избавляясь от разросшихся экземпляров.
Вопреки книжным рекомендациям, я не стал прививать свою опунцию клавариоидес, а посадил ее в рыхлую, обедненную земляную смесь, используемую для особо требовательных и медленно растущих видов. Так она и жила у меня лет 30, давая, в зависимости от условий, то более обильный, то совсем слабый прирост. Пока я не отдал ее вместе со всей коллекцией. Периодически я отделял плохо развитые или не гармоничные веточки. И очень редко - пересаживал.
Еще раз отмечу, что в природе кактус этот растет совсем иначе. И лишь в условиях, имитирующих природные, приобретает именно тот характерный природный облик
Любопытно, что Эволюция, сотворившая с этой опунцией ТАКОЕ, явно затаила в ней невостребованные потенции. В частности, к причудливому формообразованию и к монстрозности, что проявляется в непривычных для растения условиях.
И все-таки про корректное ботаническое название. Я везде пишу «опунция», поскольку как бы там ни было, опунция она и есть, и описана изначально была под названием Opuntia. Но от прочих опунция так она далека, что в истории кактологии, ее помещали в самые разные роды: Cylindropuntia, Austrocylindropuntia, Tephrocactus. Выделяли и в специальный род Clavarioidia. В 1982 г. был описан род Пуна, Puna, а его типовым видом стала она, clavarioides. Но сейчас основные центры ботанической номенклатуры включают Пуну в род Майуэниопсис, Maihueniopsis, в качестве подрода. Именно это название вынесено в заголовок.
В род Maihueniopsis входит еще несколько необычных карликовых опунций, но ни одна из них даже близко не напоминает поразительную клавариоидес.
Ну и что сказать в заключение? Совсем не обязательно всем и каждому заводить свою коллекцию кактусов (хотя как много теряют те, кто этого еще не сделал!). Но вот СВОЙ кактус рано или поздно найдет и заведет всякий – это неизбежно. Так пусть то будет не самый заурядный/обычный и не первый попавшийся в импортном миксе.
Посадите «Руку негра»! И удивляйтесь/радуйтесь/наблюдайте долгие годы.
