Найти в Дзене
Бронзовое кольцо

Это было с нами. Глава 86.

Начало здесь. Глава 1. Анна смотрела на друзей, не скрывая улыбки на безмятежном лице. - Ребята, какие вы оба милые. Мне с вами весело, надёжно и просто. Но вы для меня оба - друзья моего брата, - Анна долила кипятка в кружки. - Конечно, о чём мы только думали, - серьёзно сказал Виктор. - Дураки мы с тобой оба, Саня. - И ничего мы не дураки, - возразил тот. - Зато знаешь что, Витюш? - Что, Санёк? - Мы с тобой друзьями были, друзьями и останемся. Честно, - он прижал руку к груди, я так боялся. Вот выберет Аня одного из нас, и что потом? Семьями дружить? Ну уж нет, это не по мне. - Скажи, Анна, может тебе кто-нибудь другой из парней нравится? Может, ты познакомиться не решаешься? Так мы тебя познакомим, да, дружище? - Виктор посмотрел на Саню, ожидая ответа. - Ну да, само собой. Я не нравлюсь, Витя не нравится. Кто-то же есть, кто разбил твоё нежное девичье сердце? Колитесь, Анна Каренина! В голове Аннушки промелькнул быстрый ряд воспоминаний: яркое морозное утро, серые глаза, обжигающая
Замёрзший листок в зимнем окне.
Замёрзший листок в зимнем окне.

Начало здесь. Глава 1.

Анна смотрела на друзей, не скрывая улыбки на безмятежном лице.

- Ребята, какие вы оба милые. Мне с вами весело, надёжно и просто. Но вы для меня оба - друзья моего брата, - Анна долила кипятка в кружки.

- Конечно, о чём мы только думали, - серьёзно сказал Виктор. - Дураки мы с тобой оба, Саня.

- И ничего мы не дураки, - возразил тот. - Зато знаешь что, Витюш?

- Что, Санёк?

- Мы с тобой друзьями были, друзьями и останемся. Честно, - он прижал руку к груди, я так боялся. Вот выберет Аня одного из нас, и что потом? Семьями дружить? Ну уж нет, это не по мне.

- Скажи, Анна, может тебе кто-нибудь другой из парней нравится? Может, ты познакомиться не решаешься? Так мы тебя познакомим, да, дружище? - Виктор посмотрел на Саню, ожидая ответа.

- Ну да, само собой. Я не нравлюсь, Витя не нравится. Кто-то же есть, кто разбил твоё нежное девичье сердце? Колитесь, Анна Каренина!

В голове Аннушки промелькнул быстрый ряд воспоминаний: яркое морозное утро, серые глаза, обжигающая вода.

- Да нет, ребята, что вы! Не надо меня ни с кем знакомить, не нравится мне никто, - Анна внимательно посмотрела на одного товарища, затем на второго.

- Ну что, Александр, пора нам и честь знать. Пойдём по домам, - Виктор поднялся, отодвинув табурет. - Спасибо, хозяюшка, за угощение. Доброй ночи, тётю Веру обнимай.

- Конечно, Витенька, - Анна сняла его пальто с вешалки и протянула ему.

- Хорошая ты девка, Анька, жалко, что не мне достанешься. И не Витьке, - легонько толкнул он друга в бок. Закрывать пойдёшь за нами?

- Конечно, пойду. Страшновато бывает с мамой вдвоём. Иногда так метель завоет, аж внутри всё холодеет.

- Вот, Аня, коли вышла бы ты за меня, жили бы втроём. Я бы вас в обиду не дал, - Саня водрузил шапку-ушанку на чернявую голову.

- Уймись, шамела, - Виктор взялся за дверную ручку, чтобы выйти в сени. - До свидания, Анна.

- Пока, Анютка, пойдём дальше свататься, - Саня подмигнул провожающей их Аннушке.

- Ну правда, Саш, язык у тебя без костей. Ты, наверное, и на смертном одре бабку с косой уболтаешь, - Виктор начал сердиться.

Анна снова накинула курточку на плечи, на голову - платок, заперла за ними калитку, с усилием задвинув длинный засов.

Тени от высокого дома и голых деревьев казались плоскими и безжизненными. Давно сердце Анны не наполнялось радостью, оно как будто забыло дорогу к ней. «Ребята... Такие добрые оба, милые. Не знают они, что веточка внутри меня замёрзла, первые цветы завяли, не успев распуститься».

Зима была суровая, снежная. Термометр показывал до минус тридцати восьми по долгим ночам, озарённым яркою откровенною луною. Деревья беспомощно трещали скованными стужей стволами.

Бывали и метели, когда снег будто швыряли  огромной злой рукой, и шедший по узенькой натоптанной за день тропинке задыхался, оступался, и валился на бок. Затем вставал на четвереньки, потом на ноги, и, страдая, продолжал своё вынужденное путешествие. Случались и мягкие ночи, припорошённые невесомым снежным покровом, состоящим из миллиарда неповторимых остроконечных звёздочек. В такие ночи Гордей выходил на крыльцо по_курить и звал с собой Кёрсту. Ей не хотелось покидать натопленный дом, залезать в валенки, нагретые печью и медленно теряющие своё тепло на ледяной улице. Но ещё меньше она хотела огорчить любимого, ведь он зовёт её, свою жену, разделить с ним эти несколько минут его жизни. Значит, не хочет быть один или думать о чём-то, что не касается её.

- Знаешь, моя милая жена, я с тобой поговорить хотел.

Кёрста любовалась снежинками, мягко опускающимися на его длинные ресницы, а затем через секунду таявшие без следа.

- Конечно, Гордей-Гордеюшка, поговори со мной.

Длинный хвостик дыма отделился от его рта, Гордей стряхнул пепел в мутную стеклянную банку, служившую пепельницей.

- Мужики на работе бригаду набирают на калым.

- Так ведь зима сейчас, какой калым? - Кёрста примерно представляла, о чём говорит муж.

- Вот поэтому и набирают сейчас, чтобы договориться со всеми заранее, - Гордей затушил окурок в останках его предшественников. - Весной работа начнётся, не до этого будет.

- Я не знаю, что тебе сказать, муж, - ей всё ещё очень нравилось произносить это прекрасное слово «муж». - Ты ведь ты и так на работе устаёшь. Как это будет вообще, где будет вторая работа, как туда добираться?

- Мне вот что думается. Работа в соседнем колхозе. Они строят дома для своих работников. В прошлом году они несколько домов построили, работали армяне бригадой. В общем, у них конфликт вышел. Бригадир с председательской дочкой загулял. А она хоть и совершеннолетняя, но всё равно с мамкой-папкой жила.

- И что теперь с ними? - Кёрста наблюдала за серьёзным лицом Гордея, смахивающего снег с её шапочки.

- Про это я точно не знаю. Кто говорит, за Вятку уехали, кто говорит, он её на родину увёз, армянин-то этот. Ну, председатель сказал, больше ни одного товарища этой самой национальности за колхозные ворота не пущу. У меня, говорит, ещё две дочки есть. - Гордей мягко развернул жену за плечи, - Пойдём домой, моя милая жена, давай дома договорим.

Гордей налил чаю из горячущего чайника, набравшего тепла от доброй печи. Кёрста выставила на стол нехитрое угощение.

- Нам же деньги не помешают, да, жена?

- Конечно, не помешают, - обе ладони Кёрсты обхватили кружку.

- Давай отложим, сколько сможем. У братьев займу или на работе, купим мотороллер. До стройки примерно километров восемь-десять будет. Чтобы мне пешком не добираться, так сподручнее выйдет. А потом, я ещё слышал, будто бы сады весной будут делить. Это от нас порядочно будет, километров двенадцать - пятнадцать. Там речка рядом, и мужики говорят, что вода будет на каждом участке. Если мы там землю возьмём..

- Ну ты и прыткий у меня, конечно! - Кёрста не могла сдержать улыбки. - и мотороллер-то купил, и землю-то получил!

- А что такого? Чем мы хуже других? Мужики говорят, главный инженер там дачу собрался строить. Значит, земля там стоящая.

- Если главный инженер собрался дачу строить, то конечно, землю надо брать.

- Что такого я сказал, - Гордея немного огорчала реакция жены. Пока в курилке обсуждали с мужиками, всё было просто и понятно. А вот эта полуулыбочка просто сбивала его с толку. - У нас ведь земли здесь немного. Картошку посадишь, и всё. Остальное придётся у мамы садить. Им с Анной всё равно много не надо.

- А ты у мамы-то спросил? - лицо Кёрсты снова стало серьёзным. - Это ты так думаешь, что им много не надо. Это ведь не наш огород, мы не можем им распоряжаться.

- Это почему мы им распоряжаться не можем? Братья уехали, а мы здесь остались. Себе будем копать, и матери вскопаем. Себе будем сажать, и матери посадим. - Гордей искренне не понимал, почему жена так думает. - Если я из дома уехал, это не значит, что дом перестал быть моим. - Его брови сурово сдвинулись, и в отражении кухонного окна Кёрста ясно увидела черты Сергея.

- Так я ведь с тобой не спорю. Я говорю, что нужно у мамы спросить, это просто невежливо даже, так поступать.

- Какая вежливость, если мы - одна семья, - Гордей сердито отодвинул кружку.

- Надо же, а я думала.. - Кёрста провела по его волосам, возвращая упрямую чёлку мужа назад.

- Да всё нормально будет, не переживай. Это ты у нас такая нежная.

«... думала, теперь я твоя семья», не успела закончить свою мысль она.

Всё получилось так, как они вместе и решили. Или Гордей, какая разница, ведь Кёрста не была против. Денег на мотороллер ему одолжили оба брата. Голубого цвета, резвый, с зеркалами и удобной подножкой, он радовал даже жену, не разбирающуюся в технике. Вдобавок к нему купили две каски, лёгкие и прекрасно державшиеся на головах. Кёрста, устроившись на мягком сиденье, обнимала за талию мужа, вдыхала его родной запах, и её голова кружилась от весеннего ветра и неудержимой внутренней радости. Она хотела кричать на весь свет:

- Я счастлива! Как я счастлива!

Но крепко держала внутри себя птицу-радость, оберегая её от чужих посторонних  завистливых взглядов.

Гордей ездил на вторую работу с удовольствием. Возвращался усталый, грязный, пахнущий свежей стружкой, бензином, и ещё чем-то незнакомым. Он калымил и в выходные дни тоже. Жене приходилось обязанности по дому выполнять одной, ведь Гордей так сильно уставал. Огород посадили «между делом», Кёрста в череде забот даже не заметила, как. Вера и правда была не против, чтобы молодые засадили там часть огорода. Аннушка помогала посадить картофель. Но в её повадке не было ни прыти, ни деловитости. Она всё делала медленно, неспешно. Картофелину в лунке размещала, тщательно примерившись, стараясь, чтобы все они были на одинаковом уровне. Жирная тяжёлая земля, ещё немного влажная, была тёплой и готовой принять посевы. Над вскопанным участком поднимался пар, торопя работающих. Было не по-майски жарко, и вспотевшая Кёрста сняла шерстяную кофту.

- Тебе жарко, женушка? - Гордей поднял руку к глазам, чтобы разглядеть фигуру Кёрсты.

- Да, очень жарко, сил нет терпеть, - Кёрста поправила ситцевый треугольник платка на голове.

- Погода весной обманчива, смотри. Как бы не продуло тебя, - Гордей подошёл к ней, топча плодородную землю.

- Не продует, не волнуйся, - Кёрста щурилась от солнца и от тепла, которое оно дарило.

- Смотри, - Гордей взял кофту, которую жена повесила на забор, повязал ей на талии жене, - вот так-то лучше будет. А то поясницу продует, всю весну промаешься, и я с тобой заодно.

- А ты-то чего промаешься? - Кёрста слегка ослабила узел, слишком сильно затянутый мужем.

- Так мне тебя растирать придётся, компрессы во_дочные делать. И потом, мы же не всё ещё посадили, - он коснулся пальцем её аккуратного носика.

- Ах вот ты какой коварный! За компрессы переживаешь! - жена упёрлась руками в бока, - вот я тебе сейчас покажу!

- Сдаюсь, сдаюсь, я пошутил. Люблю тебя просто, вот и переживаю, - горячий шёпот обдал её щёку возле уха, спрятанного под платком.

- Давай, Гордей, пока мы посадочную тему обсуждаем, попрошу тебя кое о чём. Ты можешь Анне какую-нибудь работу придумать, чтобы я всё остальное без неё садила? Очень уж она нетороплива. Боюсь, она обидится, если я скажу. Но мне кажется, я одна быстрее справлюсь, чем с ней вдвоём. Да и спокойнее мне будет. - Кёрсте неудобно было это обсуждать, но она не хотела подстраиваться под медлительную Аннушку в работе.

- Вообще мне тоже так кажется. Не в обиду ей сказано, Аннушка с детства такая тихоня.

К молодым подошла обсуждаемая Анна с ковшиком холодной воды:

- Я попить принесла, будете?

- Конечно, будем, - Годей взял ковш, покрывшийся мелкими бусинками отпотины, и начал жадно пить. - Спасибо, сестрёнка.

После него пила Кёрста, наслаждаясь каждым глотком сладко-холодной колодезной воды.

- Что-то я устала, - сказала Анна, поглаживая поясницу, - отдохну немного пойду.

- Да, конечно, иди, - Гордей окинул взглядом недосаженный участок земли. - Не волнуйся, тут немного осталось. Да ведь, жена? - он вопросительно кивнул, глядя на Кёрсту.

- Да, конечно, Анннушка, справимся, не переживай. Тем более, маме, наверное, надо с обедом помочь. - Кёрста была рада, что они с мужем остаются вдвоём, и не надо больше подстраиваться под Анну.

Лето выкатилось из-за горизонта жарким солнцем. Марево стояло в полуденную жару над травами, окружавшими жёлтый дом с белыми резными ставнями. Кёрсте казалось, что Гордей помолодел и снова стал беззаботным, каким был до сме_рти отца и болезни матери. Он возвращался с калыма ночью, на загорелом лице белки глаз резко выделялись в ночи. Его крепкое тело будто налилось силой, руки, привыкшие к топору и молотку, были мозолистыми и сильными. Жена чувствовала эту перемену в нём, во всех его повадках. Гордей стал более внимательным к ней, и Кёрста снова и снова вспоминала милые мелочи в его нежном отношении, замеченные с самых первых дней их знакомства. Он интересовался всем: что она ела, что пила, как дела на работе, не встретила ли сегодня подругу Иру. Ночами был так нежен и ласков, что у неё таяло сердце. Кёрста думала, что он чувствует себя мужчиной, добытчиком, властелином их маленького мира, и этим объясняла его поведение.

Сильный, привлекательный, с обаятельной улыбкой, Гордей между тем нравился не только своей жене. Продавщице из колхозного магазина, маленькой прыткой Гуле он тоже очень нравился . Чёрные волосы до плеч, выразительные чёрные глаза, яркие насмешливые губы были прямой противоположностью внешности Кёрсты. Гуля знала, что мужчины смотрят на неё с определённым интересом. Со временем она шестым чувством усвоила, как нужно повернуться за прилавком, чтобы продемонстрировать  свои наиболее выигрышные стороны. Как поправить волосы, чтобы показать гибкое узенькое запястье. И в какое время лучше подкрасить губы, потому что, например, калымщики всегда заходили перед закрытием магазина.

Мужчина чувствовал призывные взгляды слегка вертлявой продавщицы, будто приглашающие  узнать друг друга поближе. Сначала ему было приятно это внимание. Затем, сам не заметив как, он принял участие в этой игре «на двоих». Они не разговаривали ни о чём постороннем, только о его покупках, свежести товара, и когда что завезут. Но паузы между предложениями жгли обоих огнём, напряжение нарастало с каждым днём. Гордей не хотел этого, понимая, что это морок, обман и наваждение.

- Я больше не приду, - сказал он Гуле, глядя в бездонные чёрные глаза, пытаясь напиться напоследок этого огня.

- Не приходи, - губы с маленькой родинкой  над ними весело изогнулись в улыбке.

Гордей резко развернулся и рванул с силой дверь, удерживаемую крепкой железной пружиной.

- Посмотрим, - в след ему визгливо крикнула Гуля, растирая красную помаду рукавом, и заодно милую маленькую лживую родинку.

Ночь их любви была прекрасна, полна нежности, сменяемой страстью и затопляема радостью. Кёрста засыпала в его объятиях, чувствуя толчки его сильного сердца.

- Гуля, - прошептал её любимый муж во сне имя, не принадлежащее ей.

Продолжение Глава 87.