Итак, начинаем очень краткий рассказ о гибели зенитных батарей Севастополя и о причинах их гибели. Казалось бы, первыми должны были погибнуть старые стационарные батареи, но...
С 20 числа противник начал наносить точечные удары по наиболее важным объектам. Кроме того, стоит отметить еще одно важное, но незаметное событие. В этот день, как пишет Г.И.Ванеев, «…противник активно облетал рубежи, производя разведку». Из воспоминаний Е.И.Жидилова: «Над нашими позициями часто стал появляться немецкий воздушный разведчик «фокке-вульф». Эта неуклюжая машина с торчащим в виде костыля фотообъективом кружит над нами с утра до вечера. В нее никто не стреляет из-за опасения вскрыть стрельбой огневую систему, все стремятся спрятаться и прикрыть чем-нибудь оголенные фортификационные сооружения. Сделав несколько параллельных галсов от Балаклавы до Мекензиевых гор, самолет уходит на север, на смену ему приходит другой. Мы делаем ложные позиции, имитируем стрельбу ложных батарей, чтобы дезориентировать противника. Однако на большой успех маскировки нельзя рассчитывать, так как весь оборонительный район крепости занимает площадь не более шестисот квадратных километров выжженной войной и солнцем земли».
Из книги Е.А.Игнатовича:
На этой батарее, как и на 79-й, меня что-то настораживало. Я еще раз пригляделся и понял, в чем дело: входы в землянки, складские помещения, даже КП обращены в сторону противника. Они не только просматриваются, но зачастую оказываются под прямым прицельным огнем.
Так же было и на 80-й батарее старшего лейтенанта И. С. Пьянзина, расположенной на живописном склоне холма невдалеке от учкуевского пляжа. Здесь тоже царил порядок, но позиция недостаточно защищена от артиллерийского и минометного обстрела. Особенно входы в помещения.
В чем дело — понятно. И зенитные позиции, и тем более старые укрепления рассчитаны на защиту от противника, наступавшего со стороны моря. Однако зенитчикам приходится отбиваться от врага, наседавшего с суши еще более грозно, чем с моря. Орудия успевают перестраиваться на ходу, а вот в отношении инженерной защиты — явно непорядок.
Первая потеря ПВО Северной стороны Севастополя, это орудие 1931 года батареи №79 (ст. л-т Алюшин).
20 мая 1942 года Из Новороссийска прибыл транспорт «Абхазия» в охранении эскадренного миноносца «Свободный», базовых тральщиков «Трал», «Искатель» и двух сторожевых катеров. На транспорте, эскадренном миноносце и тральщиках было доставлено 1774 человека маршевого пополнения, 184 человека флотских команд, 209 т боезапаса, 206 т продовольствия, 52 т фуража.
На транспорте прибыло новое оружие - ампулометы: небольшие ручные мортиры, стреляющие стеклянными шарами, диаметром 100мм, с «коктейлем Молотова». Кроме того, на транспорте были доставлены зажигательные боеприпасы для авиации. Вечером этого же дня транспорт «Абхазия» в охранении эскадренных миноносцев «Свободный», «Бойкий», базовых тральщиков «Трал», «Искатель» и одного сторожевого катера вышел в Новороссийск.
Противник повторил налет на гавань, силами двенадцати «Не-111-Н-6» потопив второй, 25-тонный кран, который обеспечивал работы по подъему крейсера. Еще одним налетом, (шесть «Ю-88») уничтожена радиостанция ВВС флота. Сбит один «юнкерс» и один «хейнкель», советская авиация потеряла один Як-1.
В этот день, зенитчики 1-го дивизиона 110-го зенитного артполка нанесли артиллерийский удар по наземным целям. Для чего наносился удар зенитной артиллерией не совсем понятно, т.к. «засветившиеся» батареи немедленно подверглись налетам немецкой авиации. Из воспоминаний Е.А.Игнатовича: «22 мая со своего дивизионного КП я заметил, что вблизи Качи движется колонна вражеской пехоты. Позвонил на 79-ю и приказал уничтожить врага. Зенитчики Алюшина включились в дело без промедления".
"Ответ" прилетел спустя 15 минут. Батарея не успела сняться с позиций, и 79-я зенитная батарея, расположенная на старой царской батарее №1 теряет одно орудие и весь расчет 11 человек от огня немецкой дальнобойной артиллерии (скорее всего, немецкая отдельная береговая 502-я батарея, 15-см на мортирном лафете).
Второй стала (25 мая 1942 года) 926-я батарея (о ней чуть потом, когда рассказ пойдет о Южной стороне).
Но на следующий день под удар попадает 366-я стационарная батарея ("форт Ленин"). Произошло это так...
Учитывая важную роль авиации в предстоящем наступлении, противник стремился в первую очередь вывести из строя зенитные батареи. В связи с этим, в 10.20 восемь «Ju-88A-4» атаковали зенитную батарею №366, в результате налета на батарее оставалось всего одно орудие (из трех). Но... через 3 дня на батарее вновь стоит 2 орудия. Орудие собрали из деталей разбитого.
Противник пытался подобраться к кораблям, приходящим в Севастополь, но, пока не сильно успешно (про это отдельный рассказ). В 21.50 лидер «Ташкент», имея на борту 125 раненых, 550 человек эвакуированного населения и 300 т флотского боезапаса (!), вышел из Севастополя в Новороссийск. Вывозился 100мм боезапас (38,5т) и боезапас флотских калибров, в т.ч. и 180мм для кр. «Красный Кавказ».
Следующей на Северной стороне стала батарея №80, но произошло это позже, в самом начачале июньского наступления (7 июня), когда батарея обнаружила себя, открыв огонь по наземным целям.
По немецким данным, группа III/LG1 сбрасывала на зенитную батарею тяжелые бомбы SC-500 и даже SC-1000. В результате массированного авиаудара перестала полностью сущестовать 80-я зенитная батарея ст.л-та Пьянзина. Батарея была уничтожена на своей позиции в районе современной турбазы им. Мокроусова.
Е.А.Игнатович описывает события так:
Беда, откуда ее ни жди, всегда кажется внезапной. Еще утром, во время завтрака, комбат обошел позицию. Проверил орудия, боезапас, поговорил с людьми и, как всегда, бодро доложил: полный порядок! Буквально через минуту с поста наблюдения сообщили о групповой воздушной цели, идущей курсом на 80-ю батарею. Я тут же проинформировал Пьянзина, а что дальше делать, он и сам не хуже меня знал.
Целая стая пикировщиков — около двух десятков — подкралась со стороны моря, почти внезапно вынырнув из-за туч где-то на высоте 2000 метров. Батарея встретила их такой стеной огня, что ошеломленный враг вначале отвернул. Но ненадолго. Забравшись повыше, «юнкерсы» шестерками стали пикировать на позицию.
В падающую с огромной скоростью цель попасть непросто. И хоть сверху уже сыпались «двухсотки» и «пятисотки», зенитчикам все же удалось почти сразу «завалить» наиболее рьяного «музыканта». Но через минуту бомбардировщики получили неожиданную, а может быть, и запланированную поддержку: по батарее ударили вражеская дальнобойная артиллерия и тяжелые минометы.
Пламя и дым, завывание и грохот взрывов снарядов и бомб, бесчисленные трассы пулеметных очередей — все смешалось в едином оглушительном хаосе между небом и землей. Казалось, снаряды, мины, пули сталкиваются на лету, так как огромной массе металла тесно на крохотном пятачке, где стоят четыре небольшие зенитки и один счетверенный пулемет.
После очередного захода пикировщиков, нового залпа гаубиц и бывалый воин мог бы подумать: это конец... Но всякий раз, прорываясь сквозь сплошной свинцовый град, вверх вздымались густые «букеты» разрывов, доносилась четкая, размеренная, но яростная пальба зениток.
Пьянзин, несмотря ни на что, не просил подмоги. Я все же приказал Алюшину поддержать его огнем. Договорился также и с соседями, 114-м дивизионом. Потом бросился, к мотоциклу. Быстро завел его и, рванув с места, на предельной скорости помчался — разгоряченный, с бьющимся сердцем, не замечая ничего вокруг. Чувствовал лишь, как тугая струя горячего ветра бьет в грудь, жадно ловил ртом пыльный, наполненный гарью воздух. А голову сверлило одно: что там, как на батарее?..
Когда влетел на позицию, стреляли только одна пушка да пулемет. А бомбы все еще сыпались. Наконец, последняя шестерка, отбомбившись, потянула на север, клином прикрывая две подбитые машины. Общими усилиями трех наших батарей заставили замолчать и вражескую артиллерию. Орудия уже не стреляли, а горы и ущелья все еще тысячекратно повторяли звуки боя, эхо уносило их куда-то вдаль, где они превращались в жалобный, заунывный стон, будто плач по погибшим.
Я огляделся и не узнал позицию, еще недавно такую ухоженную и зеленую. Кажется, живого места на ней нет. У первого орудия оторвало и выбросило за котлован ствол вместе с накатником. Вокруг лежали убитые, стонали раненые. Наводчик, разрубленный надвое, будто шашкой, намертво зажал в правой руке штурвал поворотного механизма. Со ствола другой пушки, как горячие слезы, капала кровь.
Сам Пьянзин застыл возле разрушенного КП, судорожно сжимая рукав морского кителя — все, что осталось от его ближайшего друга, помощника командира батареи. Лицо закаменело, посиневшие губы плотно сжаты, глаза застыли. Я подошел вплотную, окликнул — не слышит и не видит. Мне даже показалось, что и не дышит. Тронул за руку — будто каменная. Тогда я схватил Ивана за китель и сильно встряхнул — раз, другой, третий...
Пьянзин очнулся. Огромные капли пота густо оросили лицо. Сразу обмякнув, он опустился на землю и... заплакал, да так горько, как могут плакать только дети. А я вдруг понял, что мой самый боевой, самый храбрый двадцатитрехлетний комбат, не знающий страха за собственную жизнь, еще очень молод, раним и беззащитен, когда дело касается жизни самых близких ему людей.
Пьянзин плакал, и я не стал его утешать. Лишь сказал:
— Ничего не поделаешь, Иван, война! Мертвым вечная слава, а живым выполнять приказ!
Над разрушенной позицией снова просвистел снаряд, и Пьянзин, будто опомнившись, рывком поднялся, отряхнулся, привел себя в порядок. И вновь передо мной стоял прежний, собранный командир батареи. Он приказал всем переждать артналет в укрытии. Вместе мы спрыгнули в щель.
Я принял решение: уцелевших батарейцев — а в живых из 120 осталось только 35 — вместе с остатками техники перевести в безопасное место. Подошел комиссар Лебедев, и мы все вместе приступили к работе.
А, вот дальше на первой неделе штурма на Северной стороне получается интересная картина. 78-ю батарею (командир ст. л-т Венгеровский Марк Абрамович) отводят в район мыса Херсонес, на 366-й разбито орудие, второе восстанавливается. 80-я "снайперская" уничтожена, 219-я оттянута к "екатерининской" дороге. На 79-й батарее выбито одно орудие.
Что интересно: 366-я и 365-я оснащенная старыми 9К восстановили свою боеспособность, и большая часть их орудий погибла в ближнем бою, ведя огонь и по наземным целям и по авиации. На 365-й та же картина как и на 366-й. Орудия выходят из строя, их приводят в порядок, снова повреждения, снова ремонт. Противник смог уничтожить батареи только подойдя к ним вплотную. Последнее орудие 366-й вело огонь почти в упор. 365-я - тема отдельного рассказа. Батарея 219 очень долго оставалась неуязвимой за счет своей подвижности. 78-я батарея в последний раз вела огонь уже с южной стороны от кладбища Коммунаров, полностью сохранив боеспособность до последних дней обороны.
Выживали дольше всего либо те батареи, которые были оснащены ремонтопригодными орудиями, либо имевшие укрепленные позиции, либо... высокомобильные, быстро меняющие свои позиции. Но здесь многое зависело от командования...
Быстрее всего растеряли свою матчасть батареи, оснащенные орудиями 1931 года. Им было дольше сниматься с позиций.
